Обещание страсти - Стил Даниэла (читать книги полностью TXT) 📗
— "К" — значит Кейт, любимое имя тетки.
— Кейт. Чувственное имя. Кейт Миллер. Чувственная Кейт Миллер.
Он засмеялся, прикурил сигарету, а она поняла, что он смеется над ней, но по-доброму. Взгляд его опять напомнил ей отца. Невероятно, но они были похожи… может, смеялись одинаково… Или одинаково бескомпромиссно смотрели на Кизию, будто зная все ее секреты, ожидая, что она сама раскроется и все выложит. Но что он мог знать? Да ничего. Она прилетела взять интервью, и зовут ее Кейт.
— О'кей, мисс, закажем завтрак и займемся делом.
Забавы и игры кончились.
— Прекрасно, мистер Джонс, я готова. — Она достала блокнот с записями, сделанными прошлым вечером, ручку и облокотилась на спинку стула.
Два часа пылко, но путанно рассказывал он о шести годах, проведенных в тюрьме. О том, каково жить, будучи осужденным на неопределенный срок: как он объяснил, калифорнийский феномен состоял в том, что человека осуждали по статье на срок «от пяти — пожизненно» или «от трех — пожизненно» и точный срок предоставляли определять специальному совету или тюремным властям. Даже судья, выносящий обвинительный приговор, не вправе определять срок, который человек проведет в тюрьме. Осужденный на неопределенный срок мог состариться в тюрьме — многие так и жили, забытые, потерянные, не надеясь уже на реабилитацию и свободу, вообще ни на что не надеясь. В конце концов наступает момент, когда и это не имеет никакого значения.
— Но меня не забудешь. — Ухмылка искривила его лицо. — Они не чаяли от меня избавиться. Я был как соринка в глазу. Кому нужен заводила?
Лукас подбил заключенных требовать лучших условий труда, справедливого разбора дел, нормальных условий для встреч с женами, возможностей для учебы. Они выдвинули его своим делегатом.
Рассказал о том, за что сидел, — на редкость бесстрастно:
— Двадцати восьми лет от роду я был все еще дурак дураком. Жизнь, казалось, надоела, все равно хорошо я бы не кончил. Мертвецки пьяный, накануне Нового года, ну и… дальше вы знаете. Вооруженный грабеж, если не сказать больше. С незаряженным пистолетом залезли в винный магазин, взяли два ящика виски, ящик шампанского и сотню долларов. Деньги я брать не хотел, но мне всучили. Я только хотел достать выпивку, чтобы хорошенько отпраздновать с приятелями Новый год. Потом пошел домой и расслабился. А после полуночи меня взяли… Счастливый Новый год вышел. — Он сконфуженно улыбнулся, а потом опять лицо стало серьезным. — Сейчас смешно, а тогда было не до смеха. Представляете, сколько сердец разбивается, когда близкий человек ведет себя подобным образом…
Во все это трудно было поверить. Конечно, он поступил тогда безобразно. Но шесть лет за решеткой и смерть жены из-за каких-то трех ящиков спиртного? Внутри у нее все медленно перевернулось, а в сознании всплыли сцены обедов в «Ля Гренвиль», «У Максима», приемы, коктейли… Завтраки, обходившиеся в сотню долларов, реки вина и шампанского, которое потом никто и под дулом пистолета пить уже не мог…
Лукас естественно перешел к воспоминаниям юности, проведенной в Канзасе. Ничем не примечательный период, самыми большими проблемами были рост и любознательность — и то и другое не соответствовало его «возрастной группе». Вопреки опасениям Симпсона, что Джонс окажется воином-одиночкой, Кизия нашла в нем искреннего и простого собеседника. Через некоторое время она почувствовала, что знает о нем буквально все, и бросила вести записи. Гораздо легче разглядеть душу человека, когда сидишь и просто слушаешь: политические взгляды, интересы, мотивы, случаи из жизни, люди, которых он любит, и те, кого ненавидит. Потом она вспомнит все до мельчайших подробностей.
Больше всего поразило Кизию то, что он ни о чем не жалел. Решительный, гневный, заводной, заносчивый, жесткий. Но одновременно верный своим убеждениям и ласковый с людьми близкими. А еще он любил посмеяться. Баритональный смех его часто звучал в гостиной; Кизия расспрашивала, а он развлекал ее воспоминаниями из далекого прошлого. Только в начале двенадцатого он потянулся и встал.
— Как ни жаль, Кейт, но пора закругляться. В полдень у меня встреча с новой группой, нужно еще кое-что подготовить. Может, вам интересно еще послушать? Вы редкий слушатель. Или пора в Нью-Йорк? — Он кружил по комнате, рассовывая по карманам листы и ручки, через плечо бросая на Кизию взгляды, которые обращают только к другу.
— Хотелось бы успеть и то и другое. Мне надо возвращаться, но очень хочется послушать. Какая группа?
— Психиатры. Сообщение из первых рук о психологических последствиях заключения. Им всегда хочется знать, насколько реальна угроза хирургического вмешательства при душевных заболеваниях в тюрьмах. Они обязательно об этом спросят.
— Вы имеете в виду фронтальную лоботомию?
Он кивнул.
— Часто встречается? — Ее потрясло это сообщение.
— Не часто, но это уже много. Лоботомия, шоковая терапия — полно всякого безобразия. Она мрачно кивнула, взглянула на часы.
— Пойду соберу вещи, встретимся на месте.
— Вы остановились в гостинице?
— Нет, мой агент снял квартиру.
— Это гораздо удобнее.
— Конечно.
— Подбросить? — спросил он ненавязчиво, когда они шли к двери.
— Я… нет… благодарю, Люк. Мне нужно по пути заскочить в несколько мест. Встретимся в зале.
Рассеянно кивая, он нажал кнопку и в ожидании лифта проговорил:
— Интересно было бы взглянуть на вашу статью, прежде чем она выйдет.
— Попрошу своего агента выслать вам первые же оттиски, как только появятся.
Они расстались перед гостиницей, и Кизия остановила на углу такси. Теплый, ясный осенний день был так хорош для прогулки, если бы время не поджимало, она обязательно прошлась бы пешком. Подъехав к дому, она увидела парусные шлюпки, скользящие по глади озера.
Гулкое эхо шагов раздавалось в призрачных комнатах, когда она бегом взлетела на второй этаж за дорожной сумкой, натянула чехол на кровать, опустила шторы. Рассмеялась, подумав, что сказал бы Люк, увидев ее манипуляции. Это не соответствовало имиджу Кейт. Что-то подсказывало ей, что он бы не одобрил. Может, удивился бы, а может, они вдвоем сняли бы чехлы с мебели, растопили камин, она сыграла бы что-нибудь на громадном рояле там, внизу, чтобы хоть как-то оживить квартиру. Приятно мечтать о том, как бы они с Люком проводили время. Он из тех, с кем здорово подурачиться, посмеяться, хорошенько расслабиться. Люк нравился ей, но он ничего о ней не знал. Кизия чувствовала себя в безопасности, счастливой, и в голове сам собой складывался материал.
Речь Люка была интересной, и группа внимательно слушала. Она кое-что записала и принялась рассеянно ковыряться в тарелке. Люк сидел за длинным, уставленным цветами столом, помешавшимся на середине комнаты, Кизия — неподалеку. Он время от времени поглядывал на нее, озорно улыбаясь изумрудно-зелеными глазами. Вдруг неожиданно поднял бокал и подмигнул ей. И Кизия чуть не рассмеялась. Ей показалось, что она знает его лучше, чем все присутствующие, а может, лучше, чем кто-либо на свете. Он так много рассказал о себе утром, открыл ей путь в святая святых — вопреки пророчествам Симпсона: тот утверждал, что Лукас и близко ее не подпустит. Как стыдно, что она не может ответить ему взаимностью.
Самолет улетал в три часа, значит, в два ей нужно уходить. Как только он договорил, она встала. Лукас сидел на возвышении, окруженный, как всегда, толпой поклонников. Она подумала, что хорошо бы уйти незаметно, но это будет невежливо. Ей самой хотелось сказать что-нибудь напоследок. Нечестно просто так ускользать от человека, который почти четыре часа исповедовался перед тобой. Но еще труднее протиснуться к нему сквозь толпу. Когда она все-таки пробралась, то оказалась прямо за ним. Лукас оживленно с кем-то беседовал. Кизия легонько коснулась его плеча и удивилась, когда он вдруг отпрянул. Лукас совсем не походил на человека, которого можно испугать.
— Нет ничего страшнее после шести лет за решеткой. — Губы растянулись в улыбке, глаза же остались серьезными, едва ли не испуганными. — Я нервничаю, когда кто-то стоит за спиной. Рефлекс, ничего не поделаешь.
