Боковая ветвь - Степановская Ирина (лучшие книги txt) 📗
«А Питер не хуже Парижа! Жаль будет с ним завтра расставаться! — вдруг ни с того ни с сего подумала она. — И есть действительно хочется! Скорее бы приехать! — Она увидела, что они свернули на набережную. — Куда это мы? — И обрадовалась, узнав Екатерининский канал. Она любила это место: высившийся чуть сбоку храм Спаса на Крови, его решетку каслинского литья, старые трамваи, на которые они с отцом садились на Конюшенной площади. Но теперь партию вела не она. Она была ведомой. — Что ж, посмотрим, что будет дальше», — сказала она себе. Пока ее происходящее устраивало.
Алексей вдруг свернул к обочине и дал сигнал остановки. Наташа аккуратно подрулила за ним и посмотрела в окно. Оказывается, она хорошо знала это место. Участок улицы был полностью в его духе — просторный и светлый. Вывеска ресторана выглядела достойно, неброско. В оформлении окон вестибюля чувствовался прибалтийский дух. Наташа улыбнулась и вышла из машины.
Алена приехала к условленному месту позднее, чем рассчитывала. Сначала она никак не могла поймать частника. В пятницу многие устремлялись за город. Еще не наступил час искательниц приключений, и явно взволнованная женщина в нарядном платье с торжественным декольте настораживала водителей. Потом Алена спутала направление. Ей показалось, что Наташа имела в виду другую сторону той небольшой улицы, где она договорилась встретиться с Алексеем, а поскольку раскрывать себя сразу Алена не хотела, ей пришлось выбраться из машины за два квартала и двигаться осторожно пешком, в результате чего она и опоздала. Ни ее собственного мужа, ни чужой женщины, ни машины с московским номером, ни их сияющего «мерседеса» — ничего она не нашла. Что было делать? С досады Алена была готова кусать локти. Она их упустила! Теперь она не сможет увидеть соперницу и пригрозить ей. Нужно было возвращаться домой, но злость настоящей хищницы взяла верх над разумом, и Алена, сделав круг, спустилась в метро и проехала бесцельно несколько остановок, обдумывая, где теперь искать Наташу и Алексея.
Она вышла на Невском и быстро зашагала вместе с пестрой волной фланирующей молодежи. В розовом платье под вечер ей стало прохладно. Она ведь не рассчитывала на такую долгую прогулку. Алена была уверена, что, встретившись с соперницей в условленном месте, она задаст ей хорошую трепку и, довольная собой, гордо усядется в мужнину машину и царственным тоном отдаст приказание доставить ее домой, оставив ту, другую, униженной и оскорбленной. Вместо этого она должна была в одиночестве тащиться по праздничному проспекту, лениво отмахиваясь от гортанных предложений жгучих брюнетов, испокон веку оккупировавших район от центральных авиакасс до кафе «Дружба». Ужасно было чувствовать себя проведенной! Зеленые Аленины глаза горели бешеным рысьим огнем. Ну попадись ей теперь только эта Наталья Нечаева!
Почему-то в муже своем Алена была уверена на все сто. Во всем виновата липучая старая стерва! Алена с трудом могла себе представить, что через столько лет вполне благополучного брака откуда ни возьмись могла появиться женщина, один голос которой заставил ее вальяжного, респектабельного мужа мгновенно отодрать задницу от кожаного дивана и лететь сломя голову черт знает куда! Это было ужасно обидно! Ведь она, Алена, не замухрышка какая-нибудь! Вот и сейчас, когда она шагает в задумчивости по проспекту, многие останавливают на ней вопросительные взгляды. Так не ценить собственную жену! Алена мучительно вспоминала каждое слово подслушанного телефонного разговора.
Что говорила ему эта женщина? Что она только что из Москвы. Она там живет. Хотя, может быть, и нет, просто приехала. Что еще? Что у нее сломалась машина. Значит, она сама водит автомобиль.
Алена вздохнула. Сколько раз она пыталась заставить себя сдать на права. Все было некогда и неохота. Зачем, когда Алексей отвозил и привозил ее, куда ей было надо… Что там говорилось дальше? Машина сломалась, и эта женщина просила помочь. Алена посмотрела на часы. Было еще сравнительно рано. Вряд ли они сразу поехали бы в сервис или в ее гостиницу. При мысли о гостинице у Алены пересохло во рту. Он может пригласить ее поужинать, а потом отвезти… Отвезти куда?
Алена знала своего мужа. Офис был его пунктиком. Два этажа в старом здании на канале. Баснословная плата за аренду. Все ради того, чтобы посетители могли любоваться красивым видом. Алене на фиг не нужен был этот вид.
«Если бы я пошла покупать машину, — думала она, — неужели я стала бы пялиться на канал из окна?» Но Алексей в этом вопросе был непреклонен. Алена была жадновата, и высокая арендная плата сводила ее с ума, когда она думала, какие прекрасные вещи могла бы купить на сэкономленные деньги. Престиж, конечно, имел большое значение, но все-таки салон можно было устроить и на земле, не на островах. Там недвижимость дешевле. Так думала Алена, но не Фомин. Во всяком случае, Алена правильно рассудила, что гипотетический ресторан ей все равно не найти, а где находится офис, она знала отлично. Если муж решит похвастаться, он повезет подругу туда. У Алены сжались в кулаки руки, когда она представила себе мягкую мебель его кабинета, стильные стеклянные шкафчики, набор выпивки в баре. Так и есть. Она подловит их там. И она ускорила шаги.
Когда через несколько минут она свернула на набережную Екатерининского канала, храм Спаса на Крови, отреставрированный и будто умытый, обиженно посмотрел на нее, подавленный ее мрачным пренебрежением. Она даже не взглянула в его сторону. А он, в кудрях сочной зелени, в кружевах чугунной решетки, миражом возвышающийся прямо из водной глади канала, приглашал ее оглянуться и будто предостерегал: «Не бывать удачной дороги следующим по земле равнодушно! Милая, задержись на минутку! Взгляни на музыкантов-бродяг, не жалей, кинь им денег! Послушай переливы скрипок у храма, волнующее „Yesterday“ саксофона! Откликнись на застенчивое соло а капелла, что трогает до глубины души каждый вечер. Пожалей девочку, что поет Шуберта, ожидая подачки от иностранных туристов, а ведь у нее очень нежный голос, который нельзя перенапрягать, и мерзнут по вечерам коленки — ветер с реки суров, а ее пока греет только любовь к искусству».
Но ничего этого не замечала Алена. Она не любила пялиться по сторонам. Пусть приезжие глазеют на красоты да интересуются, что в каком здании раньше было. Ей на это плевать. Этот город ее собственность точно так же, как своими и неприкосновенными она считала дом, мужа и сына. Она родилась в этом городе и в нем же жила только настоящим. Какое ей дело, кто расхаживал здесь сто лет назад! Все равно с тех пор многое изменилось. Ей важен сегодняшний день. Свой собственный дом, дача, школа, поликлиника, магазины, рынок — вот и все, что ей нужно было для жизни.
Конечно, она знала, где что находится — театры, музеи, дворцы. Но везде была по разу — и только. Чего ради было таращить по десять раз слипающиеся глаза на диван Пушкина или на стол Достоевского? Она этого не понимала. Когда ей рассказывали, в какой адской неустроенности жила в Фонтанном доме Анна Ахматова, Алена лишь в недоумении пожимала плечами: «Что значит в неустроенности? Значит, не хватило ума устроиться по-человечески! Вот и все!» — считала Алена.
Она любила отдыхать у теплого моря. Закатиться на месяц в Испанию и там погудеть без оглядки! Вот это отдых! Правда, в последние годы она взяла себе за правило посещать модные выставки, музеи и концерты.
— Я была в Прадо, а теперь с нетерпением жду, когда привезут в Питер золото Трои, — говорила она знакомым и даже мужу, и Алексей потом долго еще подтрунивал над ее разочарованной мордочкой, с которой она разглядывала коллекцию Шлимана.
По Алениным глазам ясно было видно, что грубо обработанные серьги в стиле Елены Прекрасной ее не впечатлили. Она предпочла бы что-нибудь в духе Алмазного фонда Московского Кремля. Во всяком случае, от современных, стилизованных под троянское золото украшений, что продавались тут же в фойе, она с негодованием отвернулась:
— Какая гадость!
Алена была в разных столицах мира. Поездки не доставили ей особенного удовольствия. Ну, Елисейские Поля, ну, Пиккадилли-серкус… Ничего особенного. Она даже чувствовала себя ущемленной. У ее мужа все-таки еще не было пока достаточно денег, чтобы она совершенно свободно могла чувствовать себя в самых дорогих магазинах. Это ее оскорбляло. Ну ладно там местные капиталисты или американцы. Но в бутиках она повсюду слышала русскую речь. И с завистью наблюдала, как ничем не примечательные дамы, во всяком случае, ничем не лучше ее, запросто выкладывали за часы, за бриллианты, за антикварные вещи, даже за платья суммы, на которые она, Алена, должна была жить несколько месяцев, а то, может быть, и целый год. Правда, безбедно жить, не торгуясь. Но жить пока по стандартным меркам, не по меркам высшего класса. О том, что в Европе, как и в Америке, не говоря уже о России, есть огромный класс женщин, вынужденных каждый день трудиться и производить то самое, за что потом многие выкладывают «такие деньги», Алену совсем не интересовало.
