Огромный бриллиант (ЛП) - Блэйкли Лорен (читать книги TXT) 📗
— Конечно.
— Как насчет сегодня вечером? — говорю я, опять-таки повышая ставку. Я собираюсь взорвать свой собственный мозг, демонстрируя, насколько хорошими друзьями мы можем быть.
— Хорошо.
— У меня дома? — удваиваю я ставку.
Следует долгая пауза.
— Серьезно? — она выгибает бровь. — Ты действительно хочешь просто потусоваться?
— Конечно. Мы говорили вчера вечером, что должны.
Она кивает головой, и я не уверен, согласие это или такой вид отказа. Она вздыхает, поправляет волосы в хвосте и пожимает плечами.
— Хорошо, друзья не позволяют друг другу поедать мармеладных мишек в одиночестве. Я принесу мишек.
— Ради тебя я буду есть исключительно зеленых.
Она вздрагивает.
— Ненавижу зеленых.
— И принесу вина. Если мне не изменяет память, с мармеладными мишками ты предпочитаешь шардоне?
— Совершенно верно, но, может быть, сегодня вместо вина «Маргарита»?
Я с размаху бросаю салфетку на стол.
— Зацепила меня сразу, — говорю я снова и, кажется, нужно было дважды подумать, прежде чем произнести эти слова.
К счастью, подходит официантка.
— Вот ваша яичница, — говорит она и ставит тарелки, — хорошо прожаренная. Как вы и просили.
Эти последние слова эхом раздаются в голове, когда я понимаю, что натворил. То, что я попросил и озвучил своим дерзким ртом. Моя грандиозная идея. Мое «я могу выключить все чувства».
Я просто пригласил Шарлотту сегодня вечером к себе домой. Во всей Вселенной не хватит потных баскетболистов, чтобы они помогли мне справиться с этой проблемой.
Вторая половина завтрака проходит за планированием недельного меню в «Лаки Спот». Никто из нас не произносит ни слова о сегодняшнем и вчерашнем вечере или о наших фиктивных отношениях. Потом мы заезжаем в бар и проводим несколько часов за работой, пока во второй половине дня не заступает на свою воскресную смену Дженни — и прежде, чем отправиться в музей, наши отношения снова плавно возвращаются к дружеским и партнерски-деловым, словно прошлой ночи вовсе и не было.
Но как только мы заходим в музей, что-то словно меняется.
Та раскованная Шарлотта исчезает. Конечно, она все еще играет мою невесту, но уже не так вживается в роль, как было ночью. Понятия не имею, что скажут мама или мисс Офферман, но, когда мы смотрим на картины Эдварда Хоппера, я прилагаю все усилия, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Картина прекрасна, — говорит миссис Офферман.
— Совершенно согласен, — поддакиваю я.
Я обнимаю за талию свою фальшивую невесту, оставляю быстрый поцелуй на ее щеке и говорю:
— Прямо как ты. Кстати, я говорил, как чудесно ты выглядишь сегодня?
Шарлотта напрягается, но благодарит меня.
Моя мама смотрит на нас и улыбается.
Но не Эмили. Ее, кажется, вообще не интересует искусство, хотя именно этим она планирует заниматься.
Все в порядке. Я возвращаюсь к начальному плану. Играю. Пока мы бродим мимо Шагала и Матиса, я оставляю остроумные комментарии, и все женщины смеются, в том числе и Шарлотта. К тому моменту, когда доходим до сада скульптур, я уверен, что мы с Шарлоттой в одной упряжке и играем достаточно убедительно.
До тех пор, пока Эмили не поворачивается к ней.
— Как давно ты влюблена в Спенсера?
Шарлотта застывает, и ее щеки вспыхивают.
— Я имею в виду, тебя влекло к нему до того, как вы начали встречаться? — продолжает Эмили. — Ведь вы были друзьями, не так ли? Так что был ли это один из…
— Эмили, дорогая. Это слишком личное, — говорит миссис Офферман, резко обрывая ее.
Девушка пожимает плечами, как будто это ничего не значит.
— Мне просто интересно. Они вместе ходили в колледж. Ничего странного в том, что мне интересно, были ли они влюблены друг в друга еще тогда.
Шарлотта поднимает подбородок.
— Мы всегда были друзьями, — говорит она, а затем прижимает руку ко лбу. — Извините.
Моя мама смотрит на меня, и первая возникшая в голове мысль — она знает. Взглядом она следит за Шарлоттой, выходящей через стеклянные двери из музея, и подзывает меня. Я подхожу. Она говорит шепотом:
— Она чем-то расстроена. Иди за ней. Утешь ее.
Конечно, так и должно быть. Супержених спешит на помощь. Мамы всегда знают, как лучше.
Я выбегаю через двери за Шарлоттой и устремляюсь по коридору, догоняя ее возле дамской комнаты и окликая по имени, но она хватается за ручку двери и толкает ее.
Дверь открывается, закрывается, и я останавливаюсь.
На секунду.
В коридоре тихо, что так не свойственно для обычно оживленного музея. Я толкаю дверь и следую за ней. Она стоит у раковины и брызгает воду на лицо.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя к ней. Здесь три кабинки, и все они пустуют. Эхо чьих-то шагов затихает в коридоре.
Она качает головой. Я подхожу, кладу руку ей на поясницу и аккуратно поглаживаю. Она вздрагивает.
— Ты плохо себя чувствуешь? Болит голова из-за вчерашней ночи, или что?
Раздается скрип двери, и мы замираем. Дверь снова закрывается, но я не слышал, чтобы кто-то вошел. В дамской комнате тихо, тут только мы.
Она разворачивается, хватает меня за рубашку и тащит в кабинку.
— Я не могу больше притворяться.
Я опускаю плечи. Мои конечности наливаются тяжестью. Видимо, я отказал ей слишком грубо.
— Ты о помолвке?
— Нет. С ней все в порядке. Фиктивная помолвка — не проблема, — говорит она, глядя на меня.
Я никогда не видел в ее карих глазах столько напряжения, будто она собирается штурмовать отвесную стену. Она даже не моргает.
Я морщу лоб.
— Тогда в чем проблема? — мне действительно любопытно, потому что если речь идет не о наших фиктивных отношениях, то у меня нет ни малейшего понятия, о чем она.
Ее хватка на моей рубашке усиливается. Челюсть сжата. Она выдыхает через нос. Я никогда не видел Шарлотту такой.
— Что я сделал не так?
— Прошлая. Ночь, — бормочет она, произнося каждое слово отдельно.
— Что прошлая ночь?
Выглядя огорченной, она закрывает глаза, но, сделав глубокий вдох, снова открывает их. Кажется, ее резкость немного поутихла.
— Ты просто притворяешься, что ничего не произошло.
— Нет, — говорю я быстро, пытаясь защитить себя, — я этого не делаю.
Но на самом деле именно этим я и занимаюсь весь день. И прилагаю для этого все усилия.
— Ты делаешь именно это. За завтраком ты вел себя именно так. Мы просто делаем вид, что ничего не замечаем, но я так не могу, — говорит она довольно жестко, и это одно из того многого, что меня восхищает в Шарлотте — ее упорство и сила воли. — Ты не дал мне высказаться, но я должна кое-что знать. Я говорила тебе, что из меня хреновая лгунья, и это на самом деле так. Я абсолютно ужасный врун. Даже вчера вечером, когда я сказала, что мой отец был медбратом — это все-таки было правдой.
Вот и еще одна черта, которую я люблю в ней — она чертовски честная.
— Ладно, что ты хочешь знать? — спрашиваю я, и по коже пробегает нервная дрожь. Гребаные нервные мурашки скачут по мне, как обезьяны.
Словно могло быть иначе.
Она закатывает глаза.
— Серьезно, Спенсер?
Я вытаскиваю руки из карманов.
— Видимо, да. Почему бы тебе просто не объяснить мне? Что ты хочешь знать?
Она скручивает ткань моей рубашки в руке, притягивая меня ближе, и в доли секунды расстояние между нами уменьшается. До этого нас разделял целый метр — достаточно, чтобы гормоны оставались спящими. Теперь они проснулись, захватывая в свою вихревую воронку. Повышая температуру еще на несколько градусов.
— Я тебя не привлекаю?
Моя челюсть падает. В голове звенит. Должно быть, она сумасшедшая.
— Ты серьезно?
Она кивает.
— Отвечай на вопрос, Холидей. Это твое «давай просто сосредоточимся на том, чтобы остаться друзьями». Дело в этом, да?
— Ты великолепная. Прекрасная. Потрясающая, — говорю я, рассыпая комплименты, словно уличный торговец, — и да, я не хочу разрушить нашу дружбу. Она слишком важна для меня.
