Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна (читать книги онлайн TXT) 📗
— Я не знаю! — Вдруг заорала она на него. С губ девчонки сорвалось придушенное рыдание. — Мне просто страшно! И обидно! И больно! Почему? Почему они все ушли?! Почему я осталась?!
Ух ты. На него сто лет никто не орал. Тем более такие шмакодявки. А уж так… Боруцкий даже растерялся.
— Тпру. Стоп. — Он выставил ладони перед собой, в слабой надежде этим прекратить ее истерику. — Не нервничай, Бусина. Не надо. И решили же уже, что не одна, помнишь? Не, нельзя тебе пить, наверное. Вон, как с катушек сорвало.
Бусина снова залилась краской.
— Извините… — Сквозь слезы, в который раз извинилась она.
Он вытащил из кармана сигареты, наблюдая, как девчонка пытается взять себя в руки.
Агния опять закашлялась.
— Ты чего? — Махнул головой Вячеслав.
— У меня аллергия на сигаретный дым. — Тихо ответила девчонка, кажется, стесняясь на него глянуть после этого крика.
Ругнувшись сквозь зубы, Вячеслав вдавил сигарету в пластиковую крышку стола. И ему уже было плевать, что останется след. Все. Его уже все достало. Особенно собственное непонятное отношение к этой девке.
Жестко проведя по лицу ладонью, он глянул на Агнию из-под бровей.
— Ты уснешь, если я сейчас уйду?
— Да, конечно. — Медленно кивнул она.
— Блин, врать ты не хрена не умеешь! — Не выдержал Боруцкий, вскочив со стула. — Я ж говорил тебе, не ври мне! Или научись это делать так, чтоб я поверил!
Агния сжалась на диване в комок, оторопев от его крика.
Шикарно. Они оба друг друга стоят.
— Изви…
— Хватит. — Он глубоко вздохнул и прервал ее извинения. — Хватит извиняться. Давай, лучше. Укладывайся. Я буду в соседней комнате.
Больше не ожидая от нее никакой реакции, Боруцкий развернулся, и подался в следующую дверь.
Квартира, похоже, была четырехкомнатной, и ему, наконец, повезло — он оказался в гостиной. Здесь стоял диван у стены, два кресла, достаточно современный телевизор на тумбочке, с видеомагнитофоном на полке чуть ниже. И все. Больше ничего. Никто тут не жил. Ни Бусина, ни ее «новопреставленная» бабушка, ни погибшие недавно родители. Все, тут он и просидит ночь. Может, даже, уснет. Если удастся отстраниться от закономерного, но неудобного для самого себя вопроса — какого ляда Боров здесь делает?!
Открыв форточку, он сел на диван и, закинув ноги на подлокотник, уперся затылком в стену. Достал сигарету, закурил и с облегчением затянулся, прислушиваясь к тихому звуку ее шагов по коридору. Вот стукнула дверь, включилась вода. Видно Бусина пошла в ванную.
Привидений она боится… Мать его, так!
Вячеслав выкурил сигарет пять, наверное, стряхивая пепел в какое-то стеклянное блюдо, обнаруженное на подоконнике. И даже успел подремать, правда, сам не заметил, когда уснул. Подскочил на этом диване, со сна не узнав места, и первым делом потянулся за пистолетом, не поняв, что и где. Расслабился немного, глянул на часы — три ночи. Можно еще спокойно вздремнуть. Оглянулся в коридор и нахмурился. В комнате девчонки так и горел свет.
Боруцкий поднялся с твердым намерением устроить Бусине разгон, что до сих пор не спит. Если рыдает в подушку, чтоб он не услышал, или боится — точно выпорет, чтоб всякие дурные мысли больше в голову не лезли. Однако, зайдя, молча застыл на пороге.
Девчонка спала. На столе горела лампа. Видно, все же, не убедил он ее, и побоялась Бусина остаться в темноте, даже с Боруцким в соседней комнате.
Ему бы развернуться и уйти, снова бы улечься на диване в гостиной. А вместо этого Вячеслав зачем-то тихо зашел в комнату и подошел к расстеленному дивану. И застыл там, глядя на Агнию. Покачал головой — Бусина, Бусина. Бусинка…
Она снова была в той пижаме. Блин, у нее, что? Ничего другого нет? Только вот это — розовое, с какими-то кружевными вставками? Да она же, холодная, сто пудов! Ну, кто в таком зимой спит?!
Не то, чтобы та просвечивалась или что-то в этом роде. Но у него с воображением, и так, все путем было. И сам додумать мог, чего и как там, под этой пижамой.
А он — таки долбанный извращенец! Стоит и подглядывает за спящей девчонкой.
Ненормальный он. Она, вон, медведя плюшевого к себе прижимает, слезы еще на щеках не до конца высохли, а он ее до одури хочет. Причем так, в таких позах и такими способами, о которых эта девчонка и слыхом не слыхивала. Если, вообще, о сексе понятие имеет, в чем он сильно сомневался, кстати.
Вячеслав тихо сел на край дивана, протянул руку и подтянул одеяло, укрыв плечи Бусины. Точно, ведь, холодно ей. Видно тянет аж сюда из форточки, что он в гостиной не закрыл.
Уперев локти в колени, Боруцкий опустил голову на кулаки.
Он действительно хотел эту девчонку. Хотел так, как никого еще, наверное. Может, конечно, лет в семнадцать, на пике своего гормонального становления, он кого-то и хотел с такой силой. Но, скорее, просто, безлико, любую девку. А чтоб вот так, конкретно, когда, даже трахая какую-то из девчонок Гели, он думает о своей Бусине… не было такого. Не помнил он.
И с чего? С какого-такого дуба на него это свалилось, спрашивается? Бог его знает.
Да и, не только ведь в этом дело.
Осторожно, так, словно украсть что-то собирался, Вячеслав протянул руку и едва прикасаясь, провел рукой по ее волосам. Агния распустила перед сном косу, и сейчас светлые пряди разметались по ее плечам, спине, подушке. И эти волосы его притягивали. Особенно теперь, когда он уже знал, какие они на ощупь. Такие тяжелые, и мягкие… и пушистые какие-то.
Ладно б, если бы он просто хотел эту девчонку. Ладно. Как-то понял бы.
Федот тот же, еще тогда, после его выходки в бильярдном зале, ясное дело, поняв, что с Боровом что-то не так, просто и прямо предложил Вячеславу трахнуть девку и успокоиться. Велика проблема, что ли? Если потянуло, кто ж ему-то запретит? Федот даже подержать предложил, если девка сильно сопротивляться будет, хоть друг и сомневался, что с этим проблемы появятся.
Боров его тогда чуть голыми руками не удушил за такое предложение. Так взбеленился, что кий поломал, на хрен. Наорал на друга и ушел, так и не доиграв партии.
Он за нее кому угодно горло перережет. Без ножа, зубами перегрызет.
Бог его знает, с чего, вдруг.
Только, правда, ведь. Если с другом разругался, Лысого чуть не прибил за эту малявку, что уж в сторону уходить? Надо смотреть фактам в лицо.
И дело, ведь, не только в том, что хочет он ее. Боруцкий смотреть не может, как девчонка плачет, хотя, обычно, до фени ему чужие страдания были. У него взрослые мужики навзрыд иногда плакали, и ничего. А тут — от слез в глазах Агнии, он бесится. И думает о ней, замечает ее, стоит только появиться. Или, наоборот, не появиться. Весь вечер, вон, сегодня маялся, пока-таки у Семена не выспросил.
И где он сейчас?
Сидит же здесь, в этой квартире, только потому, что ей страшно стало одной на ночь остаться. Сидит, и молча смотрит. И сам ведь знает, что пальцем не тронет, как не припекало бы.
Очень медленно, стараясь, чтобы ни одна пружина дивана не скрипнула под его весом, он наклонился, и так же сидя, оперся плечом о подушку. Лег щекой на эти волосы.
Зря его ребята опасались девчонку. Не Бусина маньяк, он. Точно.
Ее волосы пахли чем-то сладким. А может, и кожа, он не мог понять. И чем именно — то ли корицей, то ли ванилью, не знал.
Помнил только, что давно, еще в приюте, им каждый четверг давали в обед булки. И в другие дни давали, и сухари сладкие, и печенье. Порционно, не по многу. Но давали. При советах, все же, за этим следили. И все это было. И ясное дело, Вячеслав съедал это все до последней крошки. Но по четвергам им давали именно эту булку. Отчего-то казавшуюся ему, малому пацану, особенной. Эту сдобу пекли у них же на кухне, и еще с десяти часов по всему первому этажу стоял одурительно-сладкий запах. Такой вкусный, что он им надышаться не мог. Специально в туалет отпрашивался с урока, или на наказание нарывался, лишь бы лишний раз по коридору пройти. И потом, за обедом, он ждал этой булки, присыпанной сверху желтоватой маслянистой крошкой, как самой большой награды. С пацанами другими дрался, чтобы и их порцию забрать, до того ему вкус и запах нравились.
