Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Прикрыв глаза, кайфую. Сегодня Данила другой — настойчивей, грубее. Наверное, потому что нас могут застать в любой момент, да ещё и в родительском доме, и его это заводит.
Мне это нравится. Мне нравится, что он другой, словно открывает прежде скрытые стороны себя.
Может, нам и удастся, только если очень тихо… пока все внизу… ведь наша спальня на третьем этаже.
Я устала бояться мнения его родных. Их первое впечатление обо мне, как невесте, и так хуже некуда.
Данила вжимается бёдрами в мою спину и замирает.
— От тебя пахнет салатом оливье, — посмеиваюсь. — Запах брутального мужчины.
Когда любишь человека, говоришь всякие глупости, которые приходят в голову. Потому что доверяешь ему, как себе, и не сдерживаешь порывы. Не подыскиваешь слова, не красуешься, картинно прогибая спину и постанывая, словно прищемила палец. Делишься тем, что лежит на сердце, и остаёшься собой.
— Вкусный был салат, — улыбаюсь. Данила молчит, скрестив руки на моей груди, его бёдра до боли вжимаются в спину. Возбуждённое дыхание пропитывает мои волосы теплом. Пытаюсь повернуться к Дане лицом, но он останавливает. С силой сжимает руки.
Что-то не так.
Не знаю, откуда появляется эта мысль, но она, как разверзнувшаяся под ногами пропасть. Как ледяные кубики за шиворот рубашки.
Что-то не так.
Странное ощущение. Может, дело в затянувшемся молчании? Обычно Данила как ураган, вечно в движении, полон шуток и музыки. Даже во время секса иногда напевает мелодию. А сейчас вдруг молчит. Почему он не позволяет мне обернуться?
Смотрю вниз на его руки, но в темноте не могу различить рисунок ковбойской рубашки.
Не знаю, что не так, но страх ползёт по плечам холодными струями.
Часть меня — душа, наверное? — уже догадалась об обмане, но разум отстаёт, всё ещё расслабленный под влиянием момента и крепкого вина.
Напрягаюсь, почти не замечаю ласк. Сильные пальцы водят по моим губам, касаются языка, снова спускаются к груди.
Бёдра. Его бёдра с силой вжимаются в мою спину.
Что-то не так, и стремительная спираль паники растягивается внутри.
Что??
Осознание взрывается яркой вспышкой, и я замираю.
Я знаю, что не так.
Неприятное ощущение — пряжка чужого ремня царапает спину. Звякает при движениях.
Большая пряжка ковбойского ремня.
Данила не стал надевать ремень, он оказался огромным и неудобным, и мы оставили его дома. Всю дорогу смеялись над тем, как вот-вот упадут его ковбойские штаны.
На Даниле нет ремня.
Иногда мысли текут слишком медленно, и ты знаешь, что потом будешь клясть и презирать себя за эту задержку.
И тут я слышу далёкий смех Анны Степановны.
— Данила, ты, ей-Богу, как ребёнок! — хохочет она. — Тебе в детский сад надо, а ты жениться надумал!
Воздух вырывается из лёгких с хлопком.
Данила с матерью на кухне.
Ласкающие меня руки замирают. Чужие мужские руки. В них я признала жениха, любимого, которого должна помнить, чувствовать и любить настолько, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не спутать с другим мужчиной.
Моё тело взрывается бурей гнева, готовясь напасть на обидчика, но уже поздно. С силой толкнув меня к окну, мужчина перемахнул через перила, растворяясь в темноте прихожей. Я еле удержалась на ногах, повиснув на подоконнике в неровном, надкусанном тьмой овале серебристого лунного света.
Задержка непозволительна. Я должна что-то предпринять. Я застану обидчика на пути в кухню, разоблачу, поймаю.
С криком «Стой!» я отталкиваюсь от пола и прыгаю через несколько ступеней, не касаясь перил. Я одержима разоблачением, но, к сожалению, меня подводит обувь. На повороте каблук цепляется за край ковра, и я лечу вниз, подсчитывая ступени задом.
— Что за… — раздаётся крик Ивана, и ко мне спешат все четверо. Данила с матерью выходят из кухни, на ходу включая свет в коридоре. Данила держит в руках блюдо и столовую ложку, Анна Степановна обнимает сына за пояс. Иван появляется из гостиной, из неё два выхода, один — на кухню, второй — в прихожую. Он ступает в темноту прихожей и замирает в ореоле света. Алексей выходит из ванной, вытирая руки о полосатое полотенце.
Я всё ещё падаю, но их появление запечатлевается в памяти, как первая страница детективной истории. Испуг в глазах жениха, рассыпанные овощи на ковре. То, как Данила несётся ко мне, расталкивая братьев. Хмурый взгляд Алексея, скользящий по моему телу в поисках повреждений. Протянутые руки Ивана и крик на его губах.
За их спинами — Анна Степановна. Прислонившись к стене, она держится за сердце.
— Что ж ты так… — бормочет непонятно кому.
— Мама! — Все, кроме Данилы, бросаются к матери.
— Да в порядке я, лучше займитесь Никой! — ругается она, но братья Данилы удерживают её с двух сторон. Пряжки ковбойских ремней отсвечивают тусклым металлом.
— Ник, ты в порядке? — ощупав, Данила прислоняет меня к стене. — Ничего не сломала?
— Нет, только ушибла. Ничего страшного, просто каблук зацепился.
— Ты меня напугала, глупая, — сипло выдыхает он, осторожно прижимая меня к груди. — Почему ты не включила свет?
Иван пробует выключатель в прихожей и хмуро смотрит на лампочку.
— Похоже, перегорела, — бурчит он. На минуту исчезает на кухне и, вернувшись, меняет на новую.
Я морщусь от слишком яркого света.
— Надо было меня позвать! Или хоть включить свет в коридоре! — Данила смотрит на лестницу, где валяются туфли на высоких каблуках. — Говорил же, возьми с собой тапочки, а не эти ходули! Так можно шею сломать!
Он злится от испуга, от волнения. С силой сжимает мои плечи.
Я хотела казаться выше. Красивее. Достойнее Данилы и его любви, которую не распознала раньше и которую не могу предать сейчас.
Пользуясь моментом, провожу рукой по его поясу, хотя и так знаю, что ремня на нём нет.
Шок находит на меня холодными волнами.
Алексей идёт к лестнице, но я сижу на его пути. Не замедляя шага, он прыгает через перила и поднимается наверх, по пути осматривая ковёр.
— На повороте надо закрепить, а то все попадаем. Завтра сделаю, а пока смотрите под ноги.
Прыгает обратно.
Потирая ушибленную ногу, я слежу за его передвижениями. Ещё не полностью осознала случившееся, но уже фиксирую улики.
— Ты у меня попрыгай! — ворчит Анна Степановна, всё ещё держась за сердце. В ярком свете прихожей стал заметен землистый цвет её лица. — Сколько лет твержу: лестница не для прыжков. Так нет же, вырастила кузнечиков, вот и пообтёрли ковёр.
Лестница пологая, с несколькими поворотами, особого атлетизма не требуется. Я бы и сама спрыгнула за обидчиком, если бы не каблуки и не темнота.
Иван качает головой и нервно усмехается.
— Ты так отменно грохнулась, Ника, что сотрясла весь дом, а ведь в тебе росту-то всего метра полтора. Да и крикнула ты на славу, такого громкого «Ой!» я ещё не слышал.
Не «Ой!», а «Стой!», и если на лестнице со мной был Иван, то он об этом знает.
Я хочу, чтобы они замолчали. Все. Чтобы наступила тишина. Чтобы я смогла подумать о случившемся и решить, что делать. Что сказать. Кому. Когда. Как.
Я должна сказать правду прямо сейчас, но не делаю этого.
Смотрю на Анну Степановну, бледную, тяжело привалившуюся к стене, и молчу.
Пусть она уйдёт, а братья останутся. Все трое. Я расскажу Даниле, что случилось, а потом посмотрю в глаза его братьям, чтобы найти в них след предательства. Пусть Данила тоже посмотрит, ему будет намного хуже, чем мне. Это его семья.
Я должна рассказать о том, что произошло, не стыдясь и не боясь осуждения. Прямо сейчас. Не медля ни секунды.
Или отвести Данилу в нашу спальню, расплакаться, пожаловаться. А он пусть разбирается. Ведь так и должно быть в браке? Я передам проблему в его руки, смою слёзы и косметику и лягу спать.
