Жара в Архангельске (СИ) - Стилл Оливия (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Он ехал в автобусе и, глядя сквозь мутное от дождевых капель оконное стекло на силуэты домов и яркие вывески рекламных щитов, думал о том, что что-то изменилось в его жизни в худшую сторону. Может быть, осенняя депрессия? Непохоже… Но что же тогда? Почему ему так тоскливо, одиноко, беспокойно? Ведь раньше было наоборот. Что-то исчезло из его жизни, может, то, чего он раньше не замечал и воспринимал как должное.
На одном из перекрёстков автобус вдруг свернул куда-то направо. Странно, он же должен ехать всё время прямо. Значит, либо автобус не тот, либо остановку уже проехал… Даниил вскочил с сиденья и устремился было к дверям, но осёкся на полпути и опять сел. В конце концов, какая теперь разница, подумал он, ну проехал и проехал. Всё равно спешить ему некуда, пусть себе едет до конечной, а там… Впрочем, неважно. Даниилу было всё равно, куда и зачем он сейчас едет. Какая-то лень и апатия напали на него. Не хотелось выходить, вообще куда-либо двигаться. Пусть автобус везёт его куда хочет, а он будет сидеть, смотреть в окно на опустошённые осенью городские улицы и вспоминать…
Даниил жил в Архангельске с самого рождения, но плохо знал родной город. Он не запоминал ни названия улиц, ни их местоположения, ориентируясь лишь по каким-то ему одному понятным приметам. Вот старый деревянный дом, на нём вывеска «Хозтовары» — значит, следом за ним будут два тополя… Вот и они. Некогда одетые весёлой листвой, теперь облетели и лишь голые чёрные ветви их, мокрые от дождя, тянутся в серые облака…
На перекрёстке автобус опять свернул, и Даниил увидел улицу, ту самую, по которой летом шёл с Оливой. Вот и тротуар, на котором она споткнулась и на мгновение повисла у него на руке. Он вспомнил это и вдруг явственно ощутил её прикосновение, её застенчивую улыбку, восторженный взгляд её полупрозрачных голубых глаз из-под чёрных ресниц, устремлённый на него, её двухцветную чёрно-рыжую прядь волос, выбившуюся из-под заколки. Как будто всё это было только что, а не три месяца тому назад. Будто вчера было лето, а сегодня уж и осень… А завтра наступит зима. Такова жизнь, и ничего уж с этим не поделаешь…
Но почему же у него вдруг так защемило сердце при воспоминании об Оливе? Почему подкатила к горлу такая тоска? Даниил смотрел из окна автобуса на кучевые тёмно-серые облака на небе, роняющие холодные дождевые капли, и думал о том, что в душе у него так же, как и на улице — холодно, неуютно, тоскливо…
Где вот она сейчас? Где? Нет её. Конечно, есть интернет, есть аська, но… там её тоже нет. Вот уже вторую неделю она просто пропала. Не пишет, на его сообщения не отвечает. И в своём блоге тоже не пишет ничего.
И тут он только понял, почему ему так плохо и одиноко. Из-за неё. Из-за Оливы. Из-за того, что она исчезла. И теперь неизвестно, когда появится. Да и появится ли…
А автобус уже стоял на конечной остановке. Все люди вышли, и лишь Даниил сидел, не трогаясь с места, словно бы в оцепенении. К нему подошла кондукторша и тронула его за плечо.
— Молодой человек, конечная!
Он встряхнул головой и вышел из автобуса. Словно бы на автопилоте пошёл, сам не зная куда. Идти ему, в сущности, было некуда. Так он и петлял бесцельно по городу, пока ноги сами не привели его к единственному пристанищу — дому Никки.
— Кушать будешь? — был первый её вопрос, как только он появился на пороге.
— А… да не, не хочу… Спасибо, Никки.
— А то смотри, у меня как раз сегодня на второе рыба с картошкой — ты же любишь рыбу?
— Ну разогрей, я потом поем, — и направился к компьютеру.
Комп у Никки всегда был включён. Даниил повозил мышкой и апатично уставился в экран. Привычным жестом переключил аську…
Оливы там не было.
Он проверил мейл-агент, в надежде обнаружить там её ответ на его послание. Однако и ответа там тоже не оказалось. Пришёл как всегда какой-то спам, ссылка от Тассадара. Но от Оливы ничего не пришло. Ни строчки, ни точки, как говорится.
Мало на что надеясь, скорее по привычке, Даниил зашёл на её ЖЖ. Просто по инерции. И увидев там новый пост, даже удивился и почему-то вдруг обрадовался. Но наряду с этой радостью его охватило волнение и беспокойство. Он убрал руку с мышки и, подперев ладонями голову, начал читать…
«Солнце моё, радости источник, ангел мой небесный! Здравствуй, свет мой, на множество лет…»
Так начинала я тебе письмо, сидя на паре и притворяясь, будто записываю лекции. Останавливалась, смотрела в окно. Хмурый осенний вид с пятого этажа главного корпуса, серые блочные дома, бензоколонка, поток машин по улице Волгина, светофор на перекрёстке… Аудитория окнами на север. Там, на севере, далеко-далеко, за этими домами, дорогами, шпалами да рельсами, есть такие же дома, машины, люди… и среди них — ты…
Какое мне дело до того, что бубнит препод у доски, что мне за дело до тех, кто сидит со мной рядом, ведь их мысли не схожи с моими… Я хочу к тебе… Я хочу обнять тебя, прижаться к тебе… Но ты так далеко…
«Знаешь, у меня вчера был тяжёлый день. Я даже пообедать не смогла домой вырваться. И сегодня так не хотелось утром вставать! Но я вспомнила, что скоро, через три месяца, я увижу тебя, и так радостно мне вдруг стало, что сон как рукой сняло. Не поверишь, я в метро ехала стоя, зажатая со всех сторон массой людей, и я была счастлива, я улыбалась им. Я вдруг осознала, что люблю этот мир, потому что в нём есть ты…»
Звонок. Перемена. Грохот отодвигаемых стульев, оживлённый гул голосов. «Пошли, покурим?» «Эй, вы идёте?» «Пошли вниз, у меня сигареты в куртке остались» и т. д. и т. п.
А я не ухожу. Я рада, что аудитория опустела на десять минут. Так легче будет сосредоточиться…
«Любимый мой, как ты там, без меня? Всё ли у тебя хорошо? Не грусти, я скоро приеду к тебе. Я приеду, и мы опять полезем на крышу лампового завода, как тогда летом, помнишь? Помнишь, как хорошо было тогда, какой был закат, а внизу, в розовой дымке расстилалась река, и мы ещё гадали, в какой стороне Москва… Я всё помню. Ты только верь, я приеду к тебе, и мы будем самыми счастливыми. Три месяца — октябрь, ноябрь, декабрь. Девяносто дней. Через девяносто дней всё будет, ты только верь, и не забывай меня. Я же помню о тебе каждый час, каждую минуту…»
Снова звонок. Следующая пара. Семинар. Я быстро дописываю письмо.
«Любимый, я буду заканчивать. Я не говорю "Прощай", я говорю "До свидания", ибо мы скоро увидимся.
Счастливо…»
Вот оно, это письмо. Вот они, мои каракули шариковой ручкой на тетрадном листке. Я порву их и выброшу в ведро. Потому что теперь всё рухнуло, рассыпалось, как карточный домик. Просто теперь я увидела твоё настоящее лицо. И мне уже нечего терять, поэтому мой последний пост о тебе я пишу без страха и робости. Я пишу его, потому что не люблю недосказанности, и лучше я выскажу всё сейчас, прежде чем поставить точку на всём этом и перевернуть страницу, чтобы потом эта недосказанность не мучила меня.
Хотя зачем я объясняюсь перед тобой — ты ведь и так всё про всех знаешь. Ты, наверное, считаешь, что ты один такой — редкий, необыкновенный, единственный в своём экземпляре, а все остальные — примитивные одноклеточные. И, скорее всего, то, что я пишу, не заставит тебя задуматься, не отзовётся в твоей душе, не затронет твоего сердца. Но, знаешь, я не буду с пеной у рта доказывать, как ты заблуждаешься. Когда ты повзрослеешь, ты поймёшь это сам…
Знаешь, а я ведь действительно думала, что ты хороший человек, хороший и добрый. Я верила в то, что сердце у тебя не каменное, что ты сможешь любить и не делать больно близким людям. Но, видимо, я ошиблась… Прости. Может быть, тут моя вина в том, что я неправильно себя с тобой поставила, и поведи я себя иначе, может быть, всё было бы по-другому. Но получилось так, как получилось. Быть может, оно и к лучшему, и я благодарю провидение, что всё кончилось относительно благополучно, и я не успела ещё в своей жизни наломать дров с тобой. Ты там можешь как угодно это воспринимать, но, знаешь, я разочаровалась в тебе. Ведь я действительно считала, что ты Человек, из плоти и крови. Но я ошибалась…»
