Море волнуется — раз - Туманова Юлия (прочитать книгу .TXT) 📗
Лазоревское, раннее утро
У ворот посигналили, и Ника коротко гавкнула, поторапливая Артема. Дед привычно проворчал, чтобы они были осторожны.
— А как иначе? — успокоил Артем, пожав крепкими плечищами под форменным комбинезоном. — Здорово, — сказал он мужикам, забираясь в машину.
Ника молча вывесила язык в знак приветствия. Басманов — самый молодой из ребят — ласково потрепал ее за уши. Ника сдержанно оскалилась, предупреждая, что подобные телячьи нежности долго терпеть не намерена. Тем более перед работой, когда расслабляться вообще нельзя.
— Темыч, как там насчет щенков, а? — просительно осведомился Басманов.
— Иди на фиг, Лешка, — отозвался тот. — У Ники вон спроси, я-то тут при чем?
— Ты у нас папаша, — осклабился шофер дядя Жора.
— Я у вас майор, — резонно возразил Артем, — так что извольте доложить обстановку.
— А что? По рации не передали, что ли? — удивился кто-то.
— Ты что, первый год замужем? По рации ни черта не разберешь!
Некоторое время говорили о том, где бы достать нормальное оборудование. И на какие шиши. Это только в газетах захлебываются слезами восторга, сообщая, что у нашего МЧС отличное снабжение и по первому же требованию к месту происшествия прибывает любая техника. Ну да, прибывает. Вопрос — когда. И сколько. А уж про раздолбанную дядижорину газель стыдно и говорить. За базой, правда, числилась парочка вертолетов, но кто сказал, что на них нужно летать исключительно в профессиональных целях?! А если начальству тещу приспичит встречать с Кипра? А если детки покататься хотят? Не станешь же в такой мелочи отказывать!
Артем нахмурился, осознав, что съехал мыслями в самый настоящий кювет. Теперь выбираться, а завяз-то по уши в привычных и бессмысленных «кто виноват?» и «что делать?»
Он разозлился окончательно, когда на очередном вираже дядя Жора едва удержал свою развалюху.
— Так мне толком кто-нибудь доложит, в чем дело? Что там за хрень приключилась?
— Завалы, товарищ майор! У самой железной дороги.
— С какой радости? — Артем потряс головой. — В смысле, причины установили?
Лысый — Матвей Суздальцев носил это прозвище «от обратного», благодаря своим длинным космищам и огромной курчавой бороде, — обстоятельно пояснил, что причины как раз сейчас выясняет местное начальство вкупе с людьми из Министерства путей сообщения. И представители СМИ уже там.
— Вот только СМИ нам и не хватало! — закатил глаза Артем. — Там же вроде деревушка махонькая совсем, откуда вороны-то слетелись? Или теперь в каждой дыре сидит осведомитель с сотовым телефоном?
— Да леший с ними, Темыч! Какие тебе еще причины нужны? Ты вчера где был-то? Шторм не видал, что ли? Небось, подмыло берег, вот и всех делов! А журналюги, может, случайно рядом оказались… Чего ты так возбудился?
Возбудился он! А потому что работать не дадут! Заснимут их героические будни на пленку, комментариев потребуют, в зону полезут, как пить дать! Не работа будет, а сплошное единоборство с писаками!
— А пути-то целы? — спросил он. Ребята вяло пожали плечами.
Ясно. Как обычно, никто ничего не знает!
Он вдруг понял, что злится как-то ненатурально, будто бы специально себя подзуживая. Что за новости еще? Стареет никак? Вроде рано.
Артем громко хохотнул, и ребята глянули на него с подозрением. Сдает майор. То орет не по делу — сроду за ним такого не водилось! — то смеется сам по себе, отдельно от народа.
— Анекдот, что ль, вспомнил? — обернулся дядя Жора.
На повороте машину занесло, и со всех сторон лениво матюгнулись.
— Ты за дорогой, гляди, а? — попросил Басманов. — Пожить еще хочется.
— Брось, Лешка, разве то жизнь? — подкольнул кто-то.
— Так шо? Буде анекдот-то? — нетерпеливо поерзал капитан Пригодько.
Артем от роли клоуна отказался, Ника тоже смешить народ не желала, и анекдоты пришлось травить в порядке очереди, все больше о себе любимых, цинично издеваясь над собственной работой.
До деревеньки, где железнодорожная насыпь полетела к чертям собачьим, от Сочи была сотня километров. Большей частью серпантином. Никому и в голову не приходило любоваться местными красотами, и в окно никто не глядел.
А там, за окном, было море, бескрайний простор дрожал в мареве южного дня. И в спокойной полудреме щурилось солнце, и ничто не напоминало о вчерашней буре, только мрачно глядели горы из-под нависших зеленых бровей плюща. Барбарисовые одежды свисали лохмотьями с каменных торсов, выгнутых горделиво и угрожающе.
— Что ты, дядя Жора, кондиционер никак не поставишь? — привычно пошутил кто-то.
— Да все премии жду, — откликнулся водитель, лихо подрезая какого-то чайника, едва плетущегося по серпантину.
— Ну, жди, жди, — закивали согласно, — авось дождешься.
— Темыч, — пихнул в бок Лешка, — а почему мы на твоей «Афоне» не ездим? И то быстрей вышло бы!
Майор насупился и с притворной обидой пояснил, что Афоня — святое, так что руки прочь! Он же вот не предлагает мерина Лешкиного в телегу запрячь.
— Понтя у меня слабенький, — тотчас отреагировал Басманов, испугавшись за любимого коня, — ему в телегу никак нельзя!
— А моя Афоня вообще девушка нервная, исключительно в мирных целях работает!
— А мы что? — удивился Лысый. — Бандиты, что ли? Или на войне?
— То-то и оно, что на войне! — глубокомысленно изрек дядя Жора, потрясая над головой обеими кулаками и пугая встречных водителей до полусмерти. — Война со стихией еще страшней, чем с людьми! С людьми-то ведь договориться можно!
Иногда он ударялся в философию и по-детски обижался, если замечал, что мужики едва сдерживают смех.
— Че гогочете, балбесы? Вам бы все водку жрать да перед телевизором валяться, а о душе кто будет думать?
Насчет души никто высказываться не желал, но упоминание о войне вызвало раздражение — в команде Артема были люди, прошедшие горячие точки.
— Ну ты, блин, оптимист, дядя Жор, — зло сплюнул Лысый, — где видал, чтоб люди договаривались-то, а? Подскажи местечко!
— Все равно, — упрямился тот, — вам трудней, чем на передовой!
Важность возложенной на них миссии приближала к лику святых и самого дядю Жору. С той же восторженностью относился к работе и желторотый Ленька Басманов. Ничего, годок-другой, и перестанет. Привыкнет.
Артем первое время тоже ликовал, доставая из завалов тела, у которых пробивался пульс, и вздрагивал, и матерился, и кусал губы, если пульса не было. Потом притерпелся, и больше времени на эмоции не тратил, и голова оставалась головой, а не средоточием жалости, страха и ненависти к высшим силам. К стихии, как высказался дядя Жора.
Иногда сам Артем считал себя бездушным роботом, разучившимся бояться, сочувствовать и утешать. Да и радоваться — тоже. Он будто по привычке праздновал победу, когда все удавалось, и лишь досадливо морщился, когда что-то шло наперекосяк. Наперекосяк, мать твою! Накрытые лавиной лыжники — это наперекосяк?! Обгоревший подросток, случайно оказавшийся рядом со станцией, где кто-то за чем-то не уследил и дело довел до взрыва — тоже наперекосяк?! Или наперекосяк — это когда находишь только кровавые ошметки, бывшие еще несколько часов назад человеком?!
…Редко он думал об этом, намного реже, чем следовало бы, чтобы оставаться нормальным. А так получалось — робот и есть.
—…а я ей говорю, на кой черт она тебе сдалась, эта шуба из норки? Ведь упаришься, сама ныть будешь! А она мне говорит, что можно и в отпуск съездить, мол, не всю же жизнь сидеть в Архиповке! Прикинь, е-мое, люди со всей страны в эту самую Архиповку едут, Канары, блин, и те не так забиты, а этой козе чего-то не нравится!
— Ну, купи ты ей норку да отправь в Сибирь! — хохотнул дядя Жора.
— Так она, видите ли, одна отдыхать не хочет! Ей, видите ли, семейный тур подавай, чтоб, е-мое, как в рекламе!
— Или в этом их сериале, да? — поддакнул Лысый. — Че они там смотрят?
— Моя все подряд.
— А моя — «Берег мечты». Я говорю: у нас-то чем тебе не берег и не мечты?! Сами не знают, чего хотят.
