Дежа вю - Туманова Юлия (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Мама, мама… Как же так? Единственное разумное объяснение всей этой жути — чье-то извращенное чувство юмора. Кто-то устроил маскарад, нанял актеров на роли Морозова и ее матери, Катерины Андреевны, сунул в гроб резиновую куклу в человеческий рост и потешался, издалека любуясь на дело рук своих. Хотя, почему — издалека? Может, он был совсем близко.
Он? Она?
Но — кто и зачем?!
А может быть, все гораздо проще, и бабка просто бредит? Но тогда откуда взялась могила?
И еще — для невменяемой больной старуха знает слишком много подробностей. Имя матери, дурацкая смерть отца, родители Морозова, которые на самом деле ненавидели Тину. И если бы на похоронах был не Морозов, старуха узнала бы это и сейчас не рассказывала бы так уверенно!
А мама? Как же мама?
Тина выбежала на улицу и, прислонившись к запорошенной снегом лавочке, стала дышать глубоко и медленно. И-раз, и-два, вздох, выдох, вздох… Все нормально.
Рано делать выводы. Тем более такие страшные.
Ее мать участвовала в фиктивных похоронах собственной дочери?!
Но этого не может быть! Быть этого не может.
Позвонить. Надо немедленно позвонить в Москву и спросить… Привет, мам, ты случайно тринадцать лет назад не рыдала над моим гробом, а потом у тебя, тоже случайно, не было ли амнезии, в связи с которой ты напрочь забыла о моей могилке?..
Вот ужас-то!
Тина интенсивно потрясла головой, так что в ушах зазвенело, и мыслей — глупых, жестоких, отвратительных — вроде бы стало поменьше. От остальных она избавится позже. Сейчас все-таки надо позвонить. Нет, может, и не надо, но хочется.
Хочется до слез.
— Ефимыч? Привет, это я.
— Валентина, ты где? — Голос у мужа был умеренно встревожен. Значительно больше в нем звучало сердитой разочарованности. — Почему звонит твоя эта Леночка? Ты сама уже не в состоянии к телефону подойти?
— Ну, вот сейчас же звоню.
Слезы высохли моментально. Наверное, ветер подул особенно резко.
— Тебе Ксюху дать? Или Сашку сначала? — немного подобрев, спросил Ефимыч.
— Вообще-то, я с тобой хотела поговорить.
— Поговорить? Что-то случилось?
— Нет, — быстро возразила она, — ничего не случилось. Мне просто захотелось… тебя услышать.
Муж тяжело пыхтел в трубку, и в этом сопении Тина отчетливо разгадала удивление и недоверчивость.
— Ефимыч, правда, я соскучилась.
— По дому?
— По тебе.
Она так редко говорила ему «ты», что сейчас сама себе изумилась.
Неужели сегодняшнее утро настолько выбило из колеи? И руки непривычно трясутся, и губы нервно прыгают, с трудом произнося слова — какие-то бесполезные, «мыльные» слова. И снова наворачиваются слезы от дикого желания и невозможности прижаться к надежному, теплому боку, спрятаться и выплакать боль и страх.
— Валентина, — отозвался наконец муж, — у тебя точно все в порядке? Ты, кстати, где? Секретарша говорит, что не знает, куда ты поехала. Вот объясни, зачем нужны секретарши, если они не знают, где находится начальство.
Он всегда сердился, если чего-то не понимал.
Сейчас Геннадий Ефимыч не понимал многого: что за срочная командировка может быть у директора рекламного агентства, почему секретарь не знает места обитания начальницы, откуда взялся у этой самой начальницы и по совместительству его жены столь диковинный тон, странно похожий на жалобный и виноватый одновременно. В чем она провинилась? На что жалуется? Да его Валентина никогда ни на что не жаловалась! Не имела такой привычки, чем и заслужила безграничное его уважение.
Что же там стряслось, в этой командировке?
Тина что-то тарахтела, но ни на один вопрос мужа так и не дала внятного ответа.
— А мама дома, Ефимыч? — вдруг перебила она саму себя.
— Дома. Позвать?
Что она скажет?! Что она спросит?! «Мама, тринадцать лет назад, когда ты осталась одна в Бердске, что там произошло?» Нет, это полный идиотизм.
— Не надо, Ефимыч, не зови. Я просто так спросила.
— Ты скоро вернешься?
— В понедельник. Извини, накрылись наши выходные.
Ефимыч пробурчал, что он к этому давным-давно привык. Потом пожелал удачи в делах, передал привет от детей и повесил трубку.
Зря она позвонила.
Или стоило на самом деле поболтать с Ксюшкой и Сашкой? Но тогда бы она уж точно растеклась киселем, и соображать бы вообще перестала, и принялась бы закрывать трубку окоченевшей ладонью, всхлипывать, шмыгать носом, ни фига не слышать, только умирать от счастья, что у нее есть дети, и жить в привычной виноватости, что они далеко. Даже если играют в соседней комнате.
Ей почти тридцать два, она — хозяйка жизни, яркая личность, полностью самостоятельная и состоявшаяся. Поплакаться в жилетку некому. Можно подумать, она узнала об этом скорбном факте только сейчас. Так всегда было. Она всех и каждого приучила к этому сама, заставила поверить, что слабости в ней нет ни грамма, и чужие плечи в качестве поддержки ей совсем не нужны. Ничьи и никогда.
Несколько часов, и от ее самообладания остались жалкие крохи. Несколько часов в городе, где она впервые увидела рассвет, где много лет любовалась закатом, где научилась ненавидеть и любить. А что делать теперь?!
Тина решительно двинулась к вокзалу. Она сейчас же поедет в Новосиб и до понедельника отсидится в гостиничном номере. А потом самолет вернет ее в Москву, к детям, к мужу, к работе. Все остальное не имеет значения, она убедит себя в этом, она сумеет.
В конце концов, может быть, у нее всего-навсего видения, жестокая игра воображения, потрясенного встречей с Морозовым. Да, так она и будет считать. Все же легче признать себя сумасшедшей, чем мертвой.
Или есть еще третий вариант?
