Поющая в башне (СИ) - Сойфер Дарья (читать хорошую книгу .TXT) 📗
- А кем ты раньше работала? - миролюбиво спросила старушка.
- Я - певица.
- Что, настоящая? И записи у тебя есть? И ноты знаешь? Прямо, как положено?
- Да. Окончила музыкальный институт. Записи были, только кто ж их мне теперь отдаст.
- А спеть можешь что-нибудь?
- Могу. Вам из народного?
- Думаешь, мы тут все в деревне с балалайками? Нет, давай что-нибудь душевное. Про войну.
Варя усмехнулась про себя. Теперь был ее черед показать даме с характером, почему фунт лиха. Она потерла запястья, - их еще ломило после выкручивания белья.
Как-то в Гнесинке они готовили концерт ко Дню Победы. Варе достались «Журавли» Бернеса, и она сумела довести до слез опытную профессуру. Чего ей стоила отдельно взятая строптивая бабулька? Не нужен был даже аккомпанемент.
Она прочистила горло, прикрыла глаза, чтобы настроиться, постаралась вспомнить кадры старых фильмов, и чуть слышно, почти шепотом, начала трагичную музыкальную историю. Во втором куплете развернулась, вкладывая боль в каждую фразу. Когда она замолчала, до нее донеслись странные приглушенные звуки. Она открыла глаза: Зинаида Федоровна рыдала. Варя вздохнула. Ей вдруг стало совестно. Подумаешь, постирала разок, ну зачем было так расстраивать человека? Нельзя было, что ли, спеть про «Синий платочек»?
Она скинула с колен возмущенного Кузю, подошла к бабушке и неловко погладила ее по спине.
- Ну что Вы? Все хорошо, это же только песня.
- Надо было... народную выбрать, - прерывисто прошептала та.
- Вы моего «Черного ворона» не слышали.
Зинаида Федоровна улыбнулась сквозь слезы.
- Еще споешь как-нибудь. Больно душевно у тебя выходит.
- Э, нет. С этого момента только веселые песни. Вы простите. Я, конечно, хотела до Вас добраться за эту историю со стиркой, но не думала, что Вы так расстроитесь. Простите.
- Просто мой брат старший, Гришенька, без вести пропал в сорок третьем. Я у родителей поздняя, нас четверо было. Он первый, а потом мы с сестрами. Он на фронт ушел, а Леля, ей тогда шестнадцать было, пошла в санитарки. Мы с Лизочком остались с мамкой... - от воспоминаний она снова разрыдалась.
Варе окончательно стало не по себе. Она обняла расстроенную женщину и зашептала какие-то успокаивающие слова. Спустя некоторое время ей удалось-таки отвлечь бабушку, перевести разговор на нейтральную тему и по большей части устранить последствия душевного разгрома, который устроила ее песня.
В конце концов, Зинаида Федоровна оживилась, поручила Варе пожарить картошки на ужин, и не упускала ни единой возможности покритиковать толщину очисток, количество масла на сковороде или неровную нарезку. Дома у девушки такая еда не приветствовалась, она знала только, что надо сначала разогреть посудину. Вот только она привыкла к антипригарному покрытию, а тут ее ждал чугун, который, как выяснилось, раскалялся гораздо дольше. В общем, картошка вышла так себе. Она присыхала, с трудом отковыривалась, да еще и наполовину развалилась. А под занавес хозяйка заявила, что нечего было жарить так много, мол, не роту же солдат требовалось накормить, хотя ни словом не обмолвилась о требуемой порции, когда Варя лазила в подпол за сырьем.
Перед тем, как сесть ужинать, Зинаида Федоровна велела Варе собираться кормить кур.
- Разве у Вас есть живность? - удивилась девушка.
- Только куры и остались. Козу продали, когда я ногу сломала, сын настоял. Я против была, но кроме меня ее доить некому. В сенях мешок белый с зерном, в нем баночка мерная. Набери, и пойдем, я тебе покажу, как кормить. Утром надо влажную мешанку давать, а вечером зерно.
- А что такое «мешанка»?
- Кастрюля в печке стоит. В ней вода, туда я кидаю корки хлебные, остатки овощей, объедки разные. А утром им выливаю. Только надо каждый день свежую.
Хозяйка повела Варю в хлев: туда можно было попасть через дверцу в коридоре. Они спустились по узкой лестнице. Тусклая лампа осветила старые доски и солому.
- Вот там раньше корову держали, здесь коз. Там туалет был, а тут курятник. Заходи, - старушка повернула деревянный брусочек и распахнула дверь.
Под ногами встревожено закудахтали и забегали куры.
- Запоминай: там старая разрезанная шина, туда будешь лить мешанку. А зерна сыпь... - договорить Зинаида Федоровна не успела, потому что обе они услышали странный звук, похожий на чихание. - Это ты?
- Нет. Подождите-ка...
Глаза стали привыкать к полумраку, и Варя заметила в углу в куче сена какое-то шевеление. Она подошла ближе, протянула руку и ощутила что-то мягкое и холодное, похожее на куртку. Потянула на себя и...
- Ай! - взвизгнул кто-то.
От испуга у нее бешено заколотилось сердце.
- Кто тут?! - спросила Зинаида Федоровна.
- Баб Зин, это я, Катя, - ответил детский голос, и Варя увидела чумазое лохматое создание с горящими черными глазами.
- А что ты здесь делаешь?
- Мамки второй день нету. Есть нечего, Ванька плачет. Я хотела яички поискать.
- Что ж ты сразу ко мне не пришла? И где Ваня?
- Дома закрыла, чтобы не убежал.
- Так, Варвара, иди с Катей, берите Ваню и ведите к нам. Будем кормить.
- Сейчас, только сапоги надену.
Варя утеплилась, взяла девочку, - на вид ей было около семи лет, - за руку, и они пошли к соседнему дому. Во всех окнах горел свет. С порога в нос ударил дурной запах мусора, немытого тела и чего-то еще. Маленький мальчик, на вид двухлетка, стоял в грязных колготках посреди комнаты и судорожно всхлипывал. Он явно плакал уже давно, и никак не мог успокоиться. Бардак был страшный. Пол напоминал свалку, обои длинными пластами свисали со стен, по углам зелеными полчищами стояли пустые пивные и винные бутылки. В раковине была навалена немытая посуда, на ободранном диване лежало замызганное постельное белье.
- Где ваши родители? - просила Варя, пытаясь прийти в себя от ужаса.
- Папы нет, а мамка ушла опять. Она, бывает, вино пьет с дядями дома, а бывает, уходит, но обычно возвращается на завтра. Вчера Новый год был, а она не пришла. Мы ждали. Даже Дед Мороз не приходил. Наверное, потому что елки нет. Я рисовала вчера, но плохо вышло, - Катя кивнула на разбросанные листки с карандашными рисунками.
- И давно вы не ели?
- Утром баба Клава с того конца деревни дала конфет. А больше не ели.
От злости у Вари стиснулись кулаки. Попалась бы сейчас ей на глаза эта мамаша - врезала бы.
- Так, Катя. Меня зовут Варя. Сейчас мы с тобой соберем вашу одежду, - есть у вас еще чистая? Игрушки, которые вам понадобятся. Если соски какие или бутылочки Ване нужны, пеленки, подгузники... Ты, наверное, лучше знаешь.
Девочка деловито закивала косматой головой. То, что отдаленно напоминало косички, явно заплели несколько дней назад. Она помогла Варе собрать вещи, принесла зимнюю одежду малыша, они оделись, выключили свет и пошли к Зинаиде Федоровне.
- Что хотите со мной делайте, я их обратно не пущу! - прошептала девушка хозяйке часом позже, когда дети были вымыты, переодеты, накормлены и смотрели мультики.
- За кого ты меня держишь? - сурово ответила старушка. - Мать у них непутевая. У нее мужик по весне помер. Пастух был местный. Неплохой, но за воротник закладывал. Хоть дети были в порядке. А уж потом она как стала пить... Глядеть больно.
- У них в доме грязь, помойка, кругом бутылки, дети одни! Она перед Новым годом ушла куда-то. Представляете? Они ждали праздника, а остались одни и без еды!
- И как таких земля носит? - Зинаида Федоровна покачала головой. - Пусть здесь побудут. Ты сможешь приглядеть? А уж там я с Наташкой, этой гадиной, поговорю!
- Пригляжу, куда я денусь. Не бросать же их.
- Иди, им, наверное, спать пора. Постели им на диване, а сама на мою кровать за шкафом ложись. А я в Мишкиной комнате.
Варя подошла к детям. Катя увлеченно смотрела телевизор, а Ваня лежал рядом, бил ножками по спинке дивана и сосал палец. Девочка была темноволосая, черноглазая, с острым вздернутым носиком. Серьезная и сосредоточенная, словно внутри нее прятался взрослый человек. А мальчик - посветлее. После мытья стало понятно, что у него русые волосы. Чистыми они сразу завились в забавные кудряшки. Большие серые глаза и оттопыренные уши. Оба были совсем худыми, и Варе было страшно представить, чем и, главное, как часто их кормили.
