Дерзкий любовник - Лоуэлл Элизабет (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Озноб прошел по спине Рибы, при виде этого чувственного рта, в углу которого еще таилась красная капелька. Она нерешительно обвела его кончиком языка. Губы приоткрылись, словно прося о новых ласках. И, ощущая вкус вина, она проникла глубже, сквозь преграду зубов, завороженная бархатистым теплом этого рта, сжав ладонями его щеки, пропуская сквозь пальцы густые пряди. Страсть вспыхнула в ней ярким пламенем.
Риба почувствовала мгновенную перемену в Чансе: голод, пожиравший его, бесконечную нежность пальцев, гладивших ее шею. Это мучительное желание, крывшееся под внешней сдержанностью, опьяняло больше капель вина, украденных с его губ.
Жир брызгал в огонь и трещал, предупреждая о том, что отбивные вот-вот сгорят. Риба медленно отстранилась.
Руки Чанса на мгновение застыли, но он тут же отступил.
– Ну как, оставим бутылку, – тихо спросил он, – или велим официанту унести?
– Оставим, – шепнула она. – Это прекрасное каберне, крепкое, но не резкое, с очень тонким букетом, неожиданным в винах такого сорта.
Он снова выдохнул ее имя, тихо, нежно поцеловал, словно коснулся губ лучом лунного света, серебрившего гребень.
Бараний жир по-прежнему трещал в костре, кругом сыпались искры. Чанс, с негромким проклятием оторвался от Рибы и ловко перевернул отбивные.
– Посмотри в холодильнике пластиковую бутылку, – велел он.
Риба отыскала маленькую пластиковую желтую бутылку.
– Эта?
– Другой там нет. Салатная заправка.
– А написано «горчица».
– Это как венесуэльский алмаз, – пояснил Чанс, сдвигая отбивные к краю решетки. – Нельзя сказать, что внутри, пока не снимешь крышку.
Риба отвинтила колпачок, понюхала и объявила:
– Салатная заправка.
И, слизнув капельку, одобрительно кивнула:
– М-м-м, лимон и укроп. Кстати, что ты имел в виду насчет венесуэльских алмазов?
– Их нельзя найти, как африканские или австралийские. Иногда венесуэльские алмазы покрыты зеленоватой коркой, и такие по большей части оказываются самого низкого сорта. Но некоторые… – Его рука замерла, а взгляд был устремлен куда-то вдаль. – Некоторые из них, большие и чистые, сияют, как целая жизнь грез, воплощенных в одном кристалле.
Он выложил отбивные на металлические тарелки, гревшиеся у огня.
– Неудивительно, что человек может пойти на все, чтобы отыскать и сохранить такой алмаз, даже на убийство. Особенно в Южной Америке. В золотых шурфах – просто вырытых в земле ямах, и bombas – алмазных месторождениях – старатели кишат словно черви, роют чуть ли не на головах друг друга, и человеческая жизнь дешевле пригоршни воды, а дождь там идет каждый день…
Глава 6
Чанс вручил Рибе тарелку с отбивными и вареным картофелем.
– Не возражаешь, если будем есть из одной салатницы? – спросил он.
Риба покачала головой, больше заинтересованная разговором, чем ужином. Шестым чувством она понимала, что Чанс не любит говорить о прошлом. Вот и сейчас он молча сел рядом и принялся есть. Риба уже хотела возобновить расспросы, но тут он снова заговорил:
– Мы нашли достаточно алмазов, чтобы выжить, но не более того. Отцу и Лаку было все равно, но Глори хотела увидеть в жизни больше, чем грязные лагеря старателей в самых гнусных дырах на земле. Я был слишком молод, чтобы знать, как к этому относится мама. Она следовала за отцом повсюду, пока это не убило ее. Наверное, это и есть ответ, и другого уже не дождаться.
Несколько секунд он безмолвно отхлебывал из кружки.
– Мне не очень нравилась Южная Америка, во всяком случае, тогда. И не сейчас. Со смерти Лака я ни разу не был в Венесуэле. Австралийская глушь – это совсем другое. Хорошая страна. Суровая. Иногда безжалостная. Зато чистая, дикая и прекрасная. Только в такой стране можешь понять себе цену. Некоторые люди не выдерживают. Зато многие обнаруживают, что стоят гораздо больше, чем сами считали.
Риба медленно ела, слушая, разглядывая игру теней на лице Чанса, жадно впитывая его слова, пытаясь поскорее узнать о том, что помогло сделать таким сидевшего рядом мужчину.
– Горные территории в Америки похожи на австралийскую глушь, – продолжал он. – Больше земли, чем людей, больше возможностей, чем законов. – И, слегка улыбнувшись своим мыслям, добавил: – Однако никаких черных опалов. Я бы хотел повезти тебя в Лайт-нинг Ридж. Теперь это легче, чем двадцать лет назад. Тогда приходилось ехать из Сиднея поездом, двадцать шесть часов, и по дороге встречались лишь разбросанные кое-где деревушки, стада кенгуру, стайки эму да красные пустынные плоскогорья. Остаток пути приходилось либо просить подвезти на попутном грузовике с почтой, либо отыскать добродушного фермера, собиравшегося добраться до дома.
Чанс помолчал несколько минут, вспоминая.
– Во время первого путешествия в джунгли у Глори со мной было много хлопот. Однако она справилась. Хорошая женщина, эта моя сестра. Делала все, что считала своим долгом, и никогда не жаловалась.
Он вновь уставился во тьму, но через несколько минут повернулся лицом ко входу в Чайна Куин, скрытому густым покровом тьмы.
– По крайней мере к Чайна Куин можно не подводить воду. И меня не приходится спускать на ветхой лебедке в шурф, чуть пошире моего тела. В Лайтнинг Ридж в поисках сокровищ приходится все время продираться и прорываться сквозь землю, словно кротам. Кротам… от них мы отличались лишь тем, что всегда были вооружены, потому что те, у кого не было оружия, давно мертвы.
– Судя по твоим словам, там не лучше, чем в джунглях, – покачала головой Риба, – а может, и хуже.
– Нет, в джунглях «партнер» – это тот, кто пока еще не ударил тебе в спину. Два «партнера» могут отправиться в джунгли и отыскать горсть алмазов. Но иногда возвращается только один и объясняет, что второй утонул, или погиб от укуса змеи, или был съеден каннибалами или пираньями.
Чанс пожал плечами.
– Всякое может случиться. Забавно, однако, что такое бывает лишь после находки. В Австралии охотники за опалами убивают только «рэттеров» <От слова rat – крыса (англ.).>, а не партнеров.
– Рэттеров?
– Мародеров. Тех, кто тайком пробираются на чужие участки, пока честные старатели спят. Если старатель поймает такого рэттера, обычно врежет как следует и посадит на следующий поезд в Сидней. Но иногда просто сбрасывает в шахту, как в могилу.
Вилка Рибы лязгнула о тарелку. Чанс взглянул на нее поверх кружки, сделал глоток и отставил ее вместе с тарелкой.
– Старатели рискуют жизнью, спускаясь каждый день под землю, в узкие, ничем не укрепленные тоннели. На поверхности нет знаков, обозначающих: «внимание, опалы». На любом участке можно найти месторождение или остаться ни с чем. Либо повезло, либо нет. Тоннель либо заваливает, либо нет. И думать об этом не стоит, поэтому, если веришь сказкам, что обвалы случаются лишь между полуночью и часом, держись в это время подальше от шахты. Ну, а дни и ночи проводи в яме чуть пошире твоих плеч, взмахивай киркой, глотай пыль и грязь, и, затаив дыхание, вслушивайся, не раздастся ли скрежет железа о камень. Ну, а когда такой скрежет раздастся, сразу поймешь, что нашел друзу, только неизвестно, будут ли в ней опалы. Соскребаешь глину ногтем или маленьким ножом, медленно, осторожно, даже если руки дрожат от волнения, а потом щипцами откалываешь крохотный уголок породы. Если в фонаре отразилась вспышка света, кладешь друзу в мешок. Ты так и не узнаешь, что там, пока не отчистишь до конца, уже поднявшись на поверхность. Чаще всего встречаются крохотные камешки. Но раз в жизни попадается сгусток черного огня величиной с кулак.
Он, сузив глаза, взглянул на Рибу.
– Именно тогда приходят рэттеры. И именно тогда кто-нибудь погибает.
Риба уставилась на Чанса, пытаясь проникнуть в столь непривычный мир.
– Это кажется таким чуждым… – наконец прошептала она. – Опасность… смерть…
– Разве? – спокойно осведомился он.
– Что ты хочешь сказать?
– Возьми опасность. Какое мужество или глупость требуется, чтобы мчаться по бетонному треку рядом еще с шестью гоночными машинами, среди тонн непрочного металла и ежеминутно готового взорваться топлива, отделенного от других меньше чем метром воздушного пространства, надеясь на удачу и искусство, свое и других водителей. Если говорить об опасности, то на обычных шоссе я видел столько же насилия и смертей, сколько в самых глухих местах, на алмазных месторождениях. Дело в том, к чему привыкаешь.
