Уравнение со всеми известными - Нестерова Наталья Владимировна (читаем книги онлайн txt) 📗
Глава 15
Луиза Ивановна ухаживала в больнице за Юрой, Вера занималась с детьми, а Татьяна и Анна не выходили из кухни. С азартом истосковавшихся по праздникам людей они готовили застолье. В их семье к приему гостей всегда относились ответственно.
Из приглашенных на маленькое торжество по случаю выхода Юры из больницы не смог приехать только Игорь Самойлов. Зато вернулся из командировки Сережа Крафт. Кроме него и Веры, за столом сидели соседи Самойловых Слава и Марина, Луиза Ивановна, Татьяна, Анна и Юра. Гости нахваливали блюда — заливную рыбу, три вида салатов, фаршированные помидоры и яйца, печеночный и сырный паштеты, селедку под шубой, пироги, буженину, мясной рулет и телятину с грибами. Шутили по поводу изобилия на столе при пустых магазинах. Но ели мало.
Анна не замечала, как через силу все пытаются выглядеть веселыми, поддерживают разговор и стараются скрыть удручающее впечатление, которое произвел на них Юра. Для Анны, видевшей его каждый день и помнившей живым трупом, теперь муж был молодцом — сам сидел, держал в руке кусочек хлеба. Вот только описался — пришлось вывезти, переодеть. Передвигали Юру в инвалидном кресле, которое купила Вера. Стоило оно баснословно дорого — сто пятьдесят долларов. Вера представила валюту, заработанную ею на печально закончившихся переговорах, как подарок на новоселье. Анна настояла: подари не коляску Кирюшке, а инвалидное кресло Юре. На оставшиеся деньги Вера купила стиральный порошок, несколько коробок по двадцать пачек порошка в каждой. Праздничные подарки, что и говорить.
Когда Анна с Юрой выехали из комнаты, и за столом повисла гнетущая тишина. Можно было несколько минут не притворяться, что с этим человеком, еще два месяца назад здоровым и сильным, все в порядке. Короткая щетина и пластырь на голове, склоненной к плечу; тупой, безучастный, устремленный в одну точку взгляд; кормление с ложечки; вытекающая изо рта жижа, — все знали, что с Юрой плохо, но по-настоящему ужаснулись, только увидев.
— Конечно, тяжело, — бормотала Луиза Ивановна. — Но Анечка такая молодец. И вам всем мы благодарны. Ничего, не расстраивайтесь, это жизнь.
— Вот и мы!
Анна вкатила Юру. Для нее было привычным переодевать его пять раз в день. И она не видела никакого конфуза в том, что он писался в штаны. Когда в постель, гораздо сложнее — приходится все перестилать. Она разговаривала с мужем, как с нормальным, призывала к тому же остальных.
— Сережа, расскажи о своей поездке в Мексику. Юра там тоже был две недели в командировке. Юр, ты помнишь? Дай я тебе губы вытру.
Крафт, не глядя на Юру, говорил о своих впечатлениях и не мог выбраться из паутины общих слов и сентенций.
— Юра, — тормошила Анна мужа, — ты понял, что это те самые Марина и Слава, которые приняли Кирюшу? Ох, перепугались вы. наверное, когда я к вам ворвалась среди ночи.
Слава, у которого акушерская история от многих пересказов обросла массой выдуманных забавных деталей, сейчас не мог двух слов связать. Не мог он общаться с безучастным телом, ему даже трудно было представить, что эта шевелящаяся мумия — отец замечательного малыша.
Дарья, в отличие от мамы, чувствовала скованность взрослых и не понимала их. Ей объяснили, что папа еще нездоров. Ну и что, у нее тоже недавно живот болел, когда они с Колькой наелись зеленых яблок. Конечно, папа не такой, как был прежде. Но мама обещала, что он выздоровеет.
— Дядя Слава, между вами с папой дохлый бобик? — спросила Даша.
— Какой еще бобик? — насторожилась Анна.
— Это она от меня услышала, — пояснил Слава. — Со сменщиком конфликт вышел. Он в мое дежурство машину разбил, а отвечать мне.
— И в машине была ваша собачка? — уточнила Луиза Ивановна. — Как печально.
— Да нет, это выражение такое: между нами дохлый бобик, значит — поссорились.
— Слава, вы просто кладезь фольклорный, — покачала головой Татьяна.
— Он никогда при детях не выражается, — вступилась за мужа Марина.
“Дашенька, вот кто спасет наше застолье”, — подумала Вера и вслух спросила:
— Ты ведь была с бабушкой в Детском музыкальном театре? Поделись с нами впечатлениями.
— Весь спектакль простояла спиной к сцене, — пожаловалась Луиза Ивановна, — и в полный голос канючила: “Пойдем в столовую, бабушка!”
— Что же тебе не понравилось, дочь? — спросила Анна.
— Во-первых, они поют.
— И что в этом плохого?
— Взрослые тетеньки делают вид, что они маленькие мальчики, и, вместо того чтобы ясно разговаривать, скучно воют протяжными голосами. Во-вторых, там по углам были такие служительницы, которые в разные моменты начинали хлопать, чтобы весь зал тоже хлопал.
— Ты, конечно, не хлопала? — спросила Вера, улыбаясь.
— Конечно, — подтвердила Даша, — а свистеть — меня Колька научил — бабушка не разрешала. Мне не нравится, когда меня заставляют хлопать, когда мне не нравится.
— Логично, — заметил Сергей, — мне бы тоже не понравилось.
Воодушевленная поддержкой, Даша продолжала:
— В-третьих, там хорошая столовая, ну ладно, буфет, буфет. И по стенам красиво развешано.
— Так не говорят — “красиво развешано”, — поправила Таня племянницу. — Что развешано?
— Картины разные из сказок. И шоколадки тоже с рисунками из сказок продают. Бабушка мне пять штук купила.
— Полпенсии, — вздохнула Луиза Ивановна.
— Я пойду братика проведаю. — Даша вышла из комнаты.
Луиза Ивановна продолжала жаловаться на поведение внучки, но Вера, Таня и Анна, не слушая ее, настороженно смотрели друг на друга.
— Братика она проведает, — повторила Таня.
— Пять шоколадок, — напомнила Вера.
— Караул! — подытожила Анна, и они бросились в детскую.
Не успели. Щеки и нос малыша были уже вымазаны коричневой массой, а сам он сосал плитку, которую держала у его рта старшая сестрица.
Ревели дети хором: Дарья, получив от матери шлепок, верещала, наказанная за попытку отравить брата, а Кирилл, лишившийся сладкого, заявлял о своем неудовольствии классическим плачем младенца.
Радостное настроение не покидало Анну и после ухода гостей. Она покормила Кирюшу, помогла Татьяне домыть посуду и убрать остатки еды в холодильник. Потом застелила постель: на Юриной половине кровати положила на матрас клеенку, сверху простыню. Вот сейчас наконец она ляжет рядом с ним, прижмется к нему. Вдруг ее тело, ласки разбудят в нем желание и это станет мощным толчком к выздоровлению?..
Юру она положила на спину, а сама устроилась у него на плече, крепко обняла за талию, ногу закинула на его ноги. Пыталась устроить его руки так, чтобы они покоились у нее на спине, но не получалось — они сползали безвольными плетями.
— Родной мой, милый, — шептала Анна. — Как хорошо! Как я соскучилась! Слава богу, ты со мной. Теперь мне кажется, нет, я уверена, все будет замечательно. Ты такой теплый, сильный — я без тебя истосковалась…
Муж не отвечал. Он спал.
Татьяна думала о сестре. Куда ни кинь — мрак. Маленькие дети, муж беспомощный инвалид, у Анны ни специальности, ни образования. Да и были бы — на кого она оставит семью? На Луизу Ивановну? Ей, Татьяне, давно пора уезжать. Согласится ли Аня отдать в Донецк Дашеньку? На время, может быть, и согласится. Но это не выход. А где выход? В семье сестры Василия пять лет умирала свекровь Татьяны. За парализованной старушкой ухаживали трое взрослых людей, и их жизнь походила на кошмар: стоны, невыветриваемый запах испражнений и лекарств, угрызения совести — как избавления ждали смерти человека, которого прежде любили, который всех выходил, вынянчил и на ноги поставил. Луиза Ивановна, со слов врачей, сказала, что Юра уже никогда не будет таким, как прежде. Аня в это не верит. Она верит в чудо. Чудо можно прождать всю жизнь. А пока нужно покупать хлеб, одежду детям, платить ежемесячно немалый взнос за квартиру. Зарплаты Татьяны, Василия, маминой пенсии едва хватает, чтобы жить самим. И это еще с учетом того, что прежде Анна обувала и одевала их в заграничные вещи. Чем они смогут помочь ей? Овощами с огорода? Наверное, все-таки лучше Анне продать квартиру и переехать в Донецк. Там они будут все вместе. Вместе легче.
