Женщина-зима - Знаменская Алина (книги хорошего качества .TXT) 📗
– Да так, ерундой занялась, – скромно обронила Дарья и кивнула на свободное кресло: – Садись. Твоя, говорят, отелилась. Телок?
– Телок.
– Хорошо. Коли телок – раздой будет хороший, молока много…
Поговорили о корове, теленке, кормах.
– Я ведь к тебе с делом, – наконец начала свое вступление Полина.
– Я уж поняла, – нарочно хмурясь, обронила Дарья и перекусила нитку. – Опять выступать собираетесь? Мой артист говорил…
– Ну да. Нам район деньги на костюмы выделил. Я – сразу к тебе.
– Не сидится вам… У меня заказов полно. Не знаю, как успею. Наверное, в этот раз – без меня.
– Дашенька! Ты так шьешь! У тебя руки золотые… – принялась петь Полина, перекладывая подушки. – И фантазии у тебя, Даш, хоть отбавляй. Никто так не сможет!
– Ну уж…
– Точно тебе говорю. К нам из театра художница приезжала, эскизы показывала. Наши все за тебя проголосовали. Клавдия Семеновна так и сказала: у нас Дарья Капустина лучше шьет!
Дарья не смутилась, в лице не дрогнул ни один мускул. От похвал она принимала важный вид, надувалась. Ее и без того округлая фигура становилась еще шире, грудь расправлялась. О себе она могла слушать долго, не перебивая. Полина не скупилась на комплименты.
– Да дел-то полно. Не вовремя вы спектакль-то затеяли. У нас ведь тоже корова вот-вот отелится. Когда шить-то?
– У тебя Гена помощник. Парень – молодец, не пьет…
– Пока не пьет, – согласилась Дарья. – Но если вовремя не женится – запьет. Женить его надо, Полина.
– Надо, – согласилась Полина.
Генка Капустин ей нравился – общительный, добрый. Был у него один недостаток – отсутствие какой бы то ни было внешней привлекательности. Генка Капустин был высок, но сутул, и эта сутулость портила общий вид. Лицо же его словно постаралось собрать на себе все несуразности: под рыжей шевелюрой светились маленькие непонятного цвета глазки, длинный нос в середине делал некоторое закругление и словно смотрел в сторону. «Красоту» эту завершали непомерно большие, пухлые, как у ребенка, губы. Все эти черты, собранные на одном лице, делали его настолько несуразным, что никто из деревенских девчат не решался посмотреть на Генку с практической стороны, не говоря уж о разведке его душевных качеств. А качества эти, Полина знала, изобиловали за внешне некрасивой оболочкой. Генка был отзывчив и жертвенно добр. В любой компании он из кожи лез, стремясь всех развеселить, и ему это почти всегда удавалось. Девушки беззастенчиво пользовались Генкиной добротой, смеялись его шуткам, пили его пиво и ели конфеты, но гулять шли с другими. И замуж выходили за других. Полина отлично понимала тревогу и заботу Дарьи Капустиной.
– Надо, Даш. У нас в клубе он на виду, мы ему роль дали. Сейчас весна, время такое, может, с кем и закрутит любовь?
– Да уж хоть бы! – горячо отозвалась Дарья. – Ведь он у меня золото! Что скажешь ему, то и делает! А иной раз и говорить не надо, сам видит дела-то! Боюсь, запьет, как все мужики в деревне. Ведь что здесь делать неженатому? Работать – ничего не наработаешь. Посмотришь кругом – спивается молодежь.
– Спивается, – согласилась Полина. – На танцах дети пьяные, Даш. Что уж говорить о молодежи…
Уходила Полина от Капустиных затемно, получив твердое согласие сшить костюмы для спектакля. Времени до дойки оставалось впритык, поэтому она шла быстро, по дороге переключаясь с рабочих забот на домашние. У магазина ее окликнули. Обернулась – стоит сестра Павла Гуськова, Лидия.
– Полина? Ирма велела передать, что в спектакле играть не сможет. Замену ищите.
– Как не сможет?! – обалдела Полина. – Да она только два дня назад…
– А теперь передумала. Планы у ней изменились. Мне что велено, то я и передаю. Что ты на меня-то волком уставилась?
– Я должна сама с Ирмой увидеться. Пусть она мне в глаза посмотрит и скажет.
У Полины все вскипело внутри. Ну что за работа! Зависишь от людей целиком и полностью, а они как дети. Буду – не буду. Ну уж от кого-кого, но от Ирмы она такого не ожидала.
– Ее дома нету, – угрюмо ответила Лидия. – С мужем в район уехала, будут не скоро.
Не став ждать слов Полины, Лидия развернулась и пошагала в сторону гуськовского «термитника».
Полина чуть не заплакала. Ну что теперь делать? Ну где взять Катерину для «Грозы»? Да что за работа такая? Денег платят – «кошкины слезки», да еще столько переживаний! Нет, нужно увольняться и сидеть на своем хозяйстве. Развести кур, гусей…
От обиды Полина даже не зашла в магазин, забыла. Прошла мимо, вся в своих мыслях. Сворачивая к себе на улицу, все же заметила ползущую по дороге тупоносую машину Гуськовых. Зеленая машина Павла поравнялась с ней, и Полина разглядела, что Павел в машине – один! Наврала Лидия-то!
Безотчетно повинуясь порыву, Полина повернулась и быстро зашагала назад, рассчитывая застать Павла в гараже, когда он будет ставить машину. Она прижмет его к стенке. Она вытянет из него правду! Если это он не пускает Ирму, нарушает данное слово, то она… то она тоже больше никому из их семьи не протянет руку помощи! А они еще к ней обратятся… Она овчарку заведет и на цепь у калитки посадит! Пусть тогда придут к ней среди ночи порезанные!
Эх и зла была Полина, когда, высунув язык на плечо, доползала до гуськовских ворот! Павел, как она и ожидала, закрывал замок на гараже. Фонарь от крыльца освещал площадку двора. Сторожевой пес взвился лаем, почуяв приближение чужака. Павел оглянулся.
Полина хорошо рассмотрела первое выражение на его лице. Оно, впрочем, сразу же изменилось, но ей хватило первых секунд. На лице его успел проявиться хмурый настороженный интерес, даже испуг. Он увидел Полину и испугался. Почему? Впрочем, секунды хватило, чтобы успеть натянуть на лицо маску добродушия, выпустить улыбку.
– Вот кому дома не сидится! Доктор наш! – И… вышел навстречу Полине, за калитку. – Хорошо выглядишь, Полина! Зима тебе к лицу – щеки горят, в глазах огонь… Эх, был бы я холостой… – Павел только не выплясывал перед женщиной, оттесняя от калитки к дороге. – Какими судьбами к нам занесло? Игорька решила проведать? Так ведь ты его быстро на ноги поставила! Он, представляешь, уж сегодня по делам поскакал… Кровь молодая покоя не дает…
– Да я…
Павел не дал ей слова вставить. Схватил своими ручищами за плечи и чуть ли не поднял над землей.
– Ну, спасибо тебе, Петровна! Ты моего брата спасла, руки у тебя золотые, сердце тоже. Вот это врач так врач! Не то что эти наши районные костоломы… Я им в глаза говорю: «Вот у нас, в Завидове, Полина Петровна – врач. А вы все – фуфло недоделанное». Разве они в медицине понимают? Накупили дипломов, сидят, выделываются… Штаны в кабинетах протирают. Какая у них практика? Они что, бегали по селу, как ты? Или, может, кто из них роды принимал? Рану колотую обрабатывал? Тьфу! Одно название – медицина!
Полине даже поначалу показалось, что Павел пьян. Но он наклонялся к ней низко, к самому лицу. Перегара не чувствовалось. Однако вел себя Павел Гуськов странно. Он держал Полину за плечи совершенно панибратски. Вел ее, обняв, и говорил взахлеб, как после долгой разлуки. Она ничего не поняла вначале, растерянно слушала его болтовню. Только когда он довел ее до колонки, догадалась, что ее уводят от «термитника» прочь! Он не хочет, чтобы Полина зашла к нему домой! Но ведь только позавчера она была у Гуськовых, делала перевязку Игорю, выслушивала жалобы Макаровны на больную печень. Была у них дома, всех видела. И Павел был дома и своим вниманием ее едва удостоил. Пришла она – смотрел боевик по телевизору, ушла – смотрел боевик. До дверей провожала Ирма. Пообещала прийти на репетицию, обещание сдержала. Так что же случилось за эти два дня?
– Я к твоей жене приходила, – наконец встряла Полина. – Она отказалась в спектакле играть. Я хочу знать причину.
– Да ты что? Отказалась? – Павел уставился на нее водянистыми глазами.
– А полчаса назад твоя сестра Лидия заверила меня, что Ирма уехала с тобой.
– Лидка? Да она дальше своего носа не видит. Ей лень задницу поднять. Посмотреть, кто дома, а кого нет. Я с ней разберусь. Значит, говорит, с мужем в район укатила? Ну, Лидка… В детстве пороли мало. Все больше мне доставалось, как старшему…
