Еще одна блондинка - Мэй Сандра (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
– Да я же разве что? Я только так, интересуюсь, а что мне теперь делать, ежели и я тебя люблю?
– Замолчи! Я не слушаю тебя! И ты ничего не говоришь!
– Я люблю, тебя!
– Не слушаю!
– Ну и дурак.
Она не могла пошевелить руками, потому что он все еще потряхивал ее за плечи, поэтому просто вытянула шею и с размаху поцеловала его в губы. Потом осторожно отцепила его руки, бочком выбралась на открытое пространство и пошла себе босиком по персидскому ковру, свистя сквозь зубы и накручивая на палец косичку.
В конце коридора она обернулась и сказала совершенно спокойным голосом:
– Не уезжай прямо завтра, ладно? Мы с Гортензией собрались в Рединг на скачки, Элли сказала, что туда приехал цирк. Я xoчу, чтобы ты сходил со мной туда. Потом уедешь Лондон. Это почти по дороге. Чао-какао.
И ушла.
Сопливая девчонка взяла себя в руки и спокойно ушла, а он, граф, лорд, потомок воинов и аристократов, остался стоять в идиотской позе, разорванный в клочья, разбитый отупевший от собственного бессилия. Все выплестнулось в этих бессвязных воплях – выдержка, рациональность, умение хладнокровно трезво мыслить, умение вести себя, сохрать лицо – все и сразу. Рассыпалось прахом, рассялось в вечернем воздухе, и остался дрожащий от усталости и нервного потрясения мальчишка, растерянный, одинокий, абсолютно готовый принять решение. Ледяная статуя Джона Ормонда разлетелась на тысячу осколков, явив миру погибающее от тоски, кровоточащее сердце. Только сердце свое он сейчас слышал. Оно билось в груди, в ушах, в горле, на кончиках пальцев, оно грохотало боевыми барабанами, изо всех сил перегоняя кровь по измученному, словно избитому телу. Никогда прежде Джон такого не испытывал. И подозревал, что только что отказался от СЧАСТЛИВОЙ возможности испытать это хоть когда-нибудь еще.
Утром он встал очень рано, разбитый и измученный. Хотел побриться, но передумал, с горечью посмотрел на небритого мужика с синяками под глазами, жалостно взирающего на него из глубины зеркала, вздохнул и стал собирать вещи.
Бросил на середине. Это было привычкой того, умершего вчера вечером Джона Ормонда. Дурацким приспособлением, способом занять себя Важным Делом. На самом деле в лондонском доме у него полный гардероб вещей, какой смысл возить это тряпье с собой?
Занялся было деловыми бумагами, но оставил на столе и их. Все это были копии, в Лондоне имелся второй экземпляр, а подлинники ему были ни к чему, потому что сотрудники в офисе прекрасно знали свое дело, а в деталях он все равно ничего не смыслил. Он уже давно ввел прекрасное правило – в начале месяца подписывал чистые листы бумаги, на которых по мере необходимости его работники оформляли контракты и договора. Он привык им доверять полностью, и они его никогда не подводили.
Зачем он едет в Лондон? Что ему там делать? Чем он вообще занят в жизни?
В половине девятого – завтрак, с десяти до двенадцати – деловые встречи, потом офис, клуб, ланч, газеты. Вечером концерты и спектакли, потом ужин, в одиннадцать – отбой. Прекрасная, размеренная жизнь. Скучная, как диетическое питание язвенника.
Он женится на Меделин, и жизнь станет разнообразней. Скажем, завтрак можно перенести на девять... Но лучше на восемь – тогда они не будут встречаться за столом, Меделин любит поспать. В театры будут вместе ходить. Теща любит симфоническую музыку, правда, предпочитает постмодернизм.
Он вяло натянул на себя пиджак – и тут же яростно содрал его с себя. Почему он, как идиот, все время ходит в костюме и при галстуке?! Тем более сегодня они едут на скачки и в цирк. Господи, какой цирк... Неужели он сможет посмотреть сегодня в глаза Жюльетте?
Оказалось – смог. Две его дамы, довольные и полностью экипированные, щебетали в столовой, попивая кофе и уминая пирожные с кремом. Говорили они о своем, девичьем: у Аллитерации ложная беременность, поэтому в третьем заезде можно попробовать поставить на Трассу, конечно, при условии, что Констанция пойдет по внутренней дорожке, – у нее плохо получается вход в поворот...
Джон вяло пожелал фанаткам лошадей доброго утра и сел за стол, но в этот момент дамы замерли и дружно уставились на него. Джон занервничал.
– В чем дело? Что-то не так?
– Жюли, ты не поверишь, но я совершенно забыла, как он выглядит в джинсах...
– Отпад!
– Точно! Смотри-ка, а ты еще довольно молод, мой мальчик. И это пуловер... Знаешь, совсем неплохо.
– Граф, мы в восхищении.
Джон заерзал на стуле и нервно подвинул к себе кофе.
– Мы не опоздаем?
– Без нас не начнут, правда, тетечка?
– Правда, дитя мое, но вообще-то лучше поторопиться. Вдруг некоторые встанут пораньше...
Джон кашлянул.
– Тетя, может быть, не стоит настраивать Жюли против Меделин? Они могли бы найти общий язык.
– Дорогой, а вдруг им захочется его искать прямо сейчас? Тогда мы точно опоздаем.
– И не волнуйся так, граф, я уже настроилась против нее по собственной инициативе, тетечка здесь ни при чем. Пошли?
– Пошли.
Потом он ехал один в «шевроле», потому что рьяные лошадницы плюхнулись в «бентли» к Мерчисону, не переставая трещать без умолку. Джону же предстояло прямо из Рединга отправиться в Лондон, так что целых полтора часа за рулем он смог вволю насладиться собственными страданиями и опротиветь самому себе до крайней степени.
В Рединге царила атмосфера праздника. Развевались флаги, повсюду бродили люди в свитерах грубой вязки и шляпах, поголовно все здоровались с Гортензией и почти все – с Жюльеттой. Судя по всему, воспитанница Джона отлично вписалась в коллектив лошадников.
На заезды он почти не обратил внимания, потому что рядом бесновалась и скакала зеленоглазая бестия. Жюли размахивала руками, свистела и улюлюкала, тетка не отставала от нее, и Джону в конце концов стало немного повеселее. Он даже поставил на симпатичную лошадку в яблоках и, к своему удивлению, выиграл около двадцати фунтов, заодно узнав, что это был некий Фукс. Тетя и Жюли немедленно и презрительно высмеяли его, сообщив, что фукс – это звание, означающее, что шансов у лошади почти нет. На самом деле этого самого Фукса звали Шампиньон.
Наконец обе дамы охрипли, проголодались и изъявили желание отправиться в цирк. Джон вздохнул и поплелся за ними. Он чувствовал себя совершенно покинутым, потому что ни Гортензия, ни Жюльетта не обращали на него ни малейшего внимания и горячо обсуждали достоинства и недостатки лошадей, жокеев и владельцев конюшен.
И наконец они оказались в цирке. Здесь провожатым стала Жюльетта. Она выбрала лучшие места, она торопливо и понятно разъяснила, что и как здесь называется, она сунула им с тетей по программке и опять куда-то унеслась. Гортензия расстегнула куртку и благостно огляделась вокруг.
– Я не была в шапито тысячу лет! Все тот же чарующий запах манежа...
На взгляд Джона, здесь изрядно попахивало конским навозом, опилками и еще чем-то резким, но он предпочел повременить с критикой. Вернулась Жюльетта, ловко пробралась сквозь толпу и вручила Гортензии и Джону по странному устройству, состоящему из оструганной палочки, на которую навертели огромный и лохматый пучок чего-то, напоминавшего очесы пакли, только ярко-розового цвета. Джон в недоумении смотрел на странную штуку, а Гортензия счастливо и очень молодо рассмеялась и с наслаждением... лизнула розовый пух! Джон посмотрел на Жюльетту, и та залилась смехом.
– Ты хоть понюхай, граф. Это не опасно.
Он и понюхал. В тот же миг юная нахалка непринужденно толкнула его под локоть – и все лицо Джона Ормонда погрузилось в липкий и душистый ком. Он непроизвольно облизнул губы и понял, что это что-то сладкое.
– Это сахарная вата, Джонни. Ее всегда едят в цирке.
– Я весь в ней...
– Ничего. Зато приобрел новый опыт. Давай платок. А, не надо.
И она ловко сняла пальчиком розовые клочья с его щек и носа, а потом облизала палец и зажмурилась от удовольствия.
– Вот чего мне не хватало! Цирк! Это же лучшее, что придумано человечеством!
