Терпкость вишни - Сова Изабелла (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗

— Надеюсь, он принесет что-нибудь жаропонижающее, — просипела Виктория. — У меня такая высокая температура, что скоро на градуснике не останется делений.

— И что-нибудь от кашля, — добавила Мария. — Чувствую, он скоро выдерет у меня левое легкое вместе с сердцем.

— Кто тут произнес слово «легкое»? — прозвучал хмурый голос в коридоре, и в комнату энергичным шагом вступил худощавый блондин в армейской куртке, стриженный под авианосец.

— А вот и обещанная помощь в лице моего кузена Болека вместе с аптечкой, пачкой рецептов и печатью, — представил Травка.

— Приветствую всех жертв гриппа, а также возможных симулянтов. Кто первый на осмотр? Предупреждаю: стетоскоп у меня холодный.

Я вызвалась первой, решив, что чем быстрей с этим покончу, тем лучше.

— Сядь здесь и глубоко дыши, — велел Болек, приставив ледяной стетоскоп к моей левой лопатке. — Остальных прошу сохранять абсолютную тишину.

— Не знаю, смогу ли я. Меня так душит кашель, — пожаловалась Мария, однако несколько последующих минут мужественно боролась с ним.

— Отлично. Грипп с воспалением бронхов, — объявил Болек. — Кто следующий?

Вызвалась Миленка, потом Мария, потом Виктория и самым последним Травка.

— Ваше счастье, — улыбнулся Болек левым уголком губ. — Симулянтов среди вас я не обнаружил. Ну, теперь прошу обнажить жаркие попки. Надо вам слегка сбить температуру с помощью безотказного и исключительно дешевого пиралгина.

— Безотказного, но болезненного, — испугался Травка. — Ты же сам говорил, что некоторые пациенты при уколе одеяло прокусывают.

— Да, поэтому чувствительным особам я предлагаю внутривенно.

— Я, наверно, сразу лишусь чувств, — объявила Мария.

— Без паники. Это совсем не больно. В вену вставляется тоненькая игла, и постепенно вводится лекарство. Синяк минимальный.

— Сейчас я точно лишусь чувств, — шепнула Мария и в подтверждение своих слов стала белая как крахмал.

— Для сверхчувствительных я приготовил свечки, — утешил ее Болек. — Надо глубоко вставить две свечки. Потом минут пятнадцать борьбы с желанием помчаться в уборную — и дело сделано.

— Нет, я предпочитаю укол, — решил Травка. — Я гетеросексуальный, и свечки такого размера вызывают у меня скверные ассоциации.

— А от насморка у тебя что-нибудь есть? — спросила Мария. — У меня такое ощущение, будто нос вот-вот лопнет.

— Есть. — Болек принялся копаться в сумке. — Но капать можешь не больше трех дней, иначе возможно кровотечение.

— Нет, наверно, лучше терпеть насморк, хотя чувствую я себя кошмарно, — простонала Мария. — Как будто сейчас умру.

— Ну, если и умрешь, то хотя бы рядом будут люди, — заметил Болек, извлекая из аптечки противовоспалительные средства, — а не так, как одна старушка из Новой Гуты. Вызвали меня вчера. Из жилищного кооператива, потому что бабушка уже год не платила за квартиру. К ней пошли, но никто не открыл, почтовый ящик набит рекламой, а сквозь замочную скважину пробивается какой-то странный запах. Ну, они и позвонили в «скорую».

— А почему не в полицию? — спросила я.

— Да так, — пожал плечами Болек. — Элементарный рефлекс. Болит палец на ноге? Звонишь в «скорую». Часы остановились? Звонишь в «скорую». Захлопнул дверь в квартиру? То же самое. Ну, значит, вызвали меня в Новую Гуту около восьми вечера. Мы с Яреком, санитаром, звоним. Тишина. Ну, вышиб я дверь, а там тьма египетская.

— Наверно, старушке отключили электричество и все прочес, — догадался Травка.

— Да. Ярек посветил зажигалкой, и мы заглянули внутрь. А там, представляете, на полу метровый слой старых тряпок. Спрессованных, как бетон.

— И что ты сделал? — поинтересовалась Миленка.

— Подтянулся и забрался внутрь. У самого окна стояло кресло, а в кресле сидела хозяйка этого логова. А в животе у нее — мышиное гнездо.

— На этот раз перебор, — простонала в очередной раз Мария и опрометью бросилась в уборную.

— Что это ваша подруга такая впечатлительная? — удивился Болек и вернулся к рассказу: — Я выписал свидетельство о смерти, Ярек прочел несколько молитв, и мы вернулись на станцию.

— А я думал, только нас ждет одинокая смерть, — пробормотал Травка.

— Почему именно вас? — удивился Болек. — Вы что, избранные?

— Не знаю, избранные ли мы, но такое множество специалистов называет нас поколением проигравших эгоистов и одиночек, что просто нет иного выхода, как поверить в это, — объяснила Милена.

— Каждое поколение является проигравшим, — мрачным голосом констатировал Болек. — И ваше, и мое, и той старушки, что целый год ждала в кресле. И в каждом есть одинокие люди.

— Но когда-то это так не ощущалось, — заметила Виктория. — Прабабушка говорила мне, что она жила в маленьком домике вместе с родителями, дедом и бабушкой, а также пятью братьями и сестрами. А потом еще с мужем и тремя собственными детьми.

— У нее не было времени думать об одиночестве, — сказал Болек. — Ей нужно было готовить еду, подметать пол, кормить скотину. Если она о чем и думала, то только о том, как бы хорошенько выспаться. Кроме того, для подобных размышлений необходимы тишина и покой. Но это вовсе не значит, что твоя прабабушка не была одинока.

— Но если она этого не знала…

— Ну да, незнание — это самый дешевый из психотропных препаратов, — улыбнулся Болек. — Поэтому в следующей жизни я хочу быть беззаботным, улыбающимся зайчиком. Лучше всего пасхальным.

ВАЛЕНТИНКИ

Продолжаем болеть дальше всем дружным коллективом. По вечерам нас навещает Болек и вкалывает пиралгин. Мария, как особо чувствительная, получает свечи.

— Что ты сегодня такой хмурый? — спросил Травка. Как будто обычно Болек являет собой вулкан оптимизма и надежды.

— Проблемы на работе, — буркнул Болек, делая мне укол. — Я начинаю серьезно думать о смене профессии. Только кем я могу стать при такой узкой специализации? Уборщиком? Стриптизером? Портным-надомником?

— С твоим голосом ты можешь читать тексты за кадром в фильмах о природе, — предложила Виктория. — Лучше всего об исчезающих видах.

— А что, собственно, с тобой произошло? — спохватился Травка.

— Это длинная история. Боюсь наскучить вам, привыкшим, как вся молодежь, к короткой информации в форме рекламы или клипов.

— Еще один эксперт по нашему поколению, — саркастически заметила Мария.

— Прошу прощения, ляпнул не подумав. Я ведь и сам не люблю обобщений.

— Знаю, знаю, — улыбнулся Травка. — Ты же всегда повторял мне, что любое обобщение обидно для выдающихся личностей.

— Поскольку таких здесь нет, — скромно сказала Милена, — мы себя особенно обиженными не чувствуем.

— Может, расскажешь? — предложила Виктория. — И тебе станет легче, и мы узнаем, как выглядит настоящая жизнь.

— Ладно. — Болек поудобнее устроился в единственном кресле. — Постараюсь рассказать как можно короче, но не обещаю, что это будет похоже на рекламу чипсов.

— Болек! — единодушно возмутились мы.

— Вызывают меня вчера ночью к пациенту. Его сын вопил по телефону, что случай безотлагательный и чтоб мы немедленно оторвали свои задницы от стульев, а иначе он разберется с нами. Мы сразу же выехали. Через семь минут были на месте. Но наверно, больше минуты стояли разинув рты и удивлялись буйному воображению автора проекта дома, в который нас вызвали. Там поистине было все — ренессансные крытые галереи, колонны, витражи, греческие скульптуры и гипсовые серны. А также стрельчатые башни с крышами из меди. Короче, поглядеть было на что. Наконец Ярек пришел в себя и позвонил. Нам открыла женщина, одетая, как служанка из телесериала, и велела подождать, пока она загонит ротвейлеров в будки. Она загнала их, и мы по дорожке, посыпанной розовым гравием, подошли к двери и вступили в мраморный холл. Ждем минуту, три, пять. Наконец сын пациента соблаговолил выйти из кабинета. Но только для того, чтобы известить нас, что нам придется дожидаться, когда он закончит деловой разговор.