Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга (книги без сокращений TXT) 📗
— Ты ведь знаешь, что простые ласки доставляют мне намного больше удовольствия. Мне не нужно ничего, кроме твоих губ и пальцев. Или ты сомневаешься в этом?
Лиззи отвела глаза и уставилась на банку с кистями.
— Иногда мне кажется, что ты убедила себя в этом, потому что не помнишь, как это может быть иначе… Как это может быть с мужчиной.
— Лиззи, я не хочу вспоминать. Меня все устраивает…
— Устраивает? — теперь Лиззи глядела мне прямо в глаза. — Скажи мне, что просто неверно подобрала слово. Устраивает — это звучит как плевок.
— Лиззи, — я набрала в грудь воздуха, с трудом размыкая губы для фразы, которую произносила столько раз — "I love you”, потому что только сейчас поняла, что Лиззи вслушивается в ее звучание, как настраивающий инструмент музыкант.
Ее пальцы скользнули мне под волосы, сжали виски. Глаза продолжали прожигали насквозь, аж защипало подушечки пальцев. Я подняла голову, коснулась кончика ее носа. Прикрыла глаза. Открыла для поцелуя губы, но встретилась лишь с острым ногтем, очертившим их контур.
— Вся в крошках, как ребенок…
Голос Лиззи опустился на октаву и пропал. Пальцы распустили серпантин волос и сомкнулись на шее, прорисовывая линию ключицы. Верхний свет остался включенным, и я видела Лиззи будто в свете софитов, неловко настроенных, оттого пустивших ей на лицо резкие тени, превратив в королеву из страшных сказок. Я коснулась мягкой фланели пижамы, расстегнутой у ворота. Пальцы Лиззи скользнули по кардигану вниз, чтобы сжать мои запястья.
— Если уснем сейчас, то спасем день.
Она поймала большим пальцем мою пульсирующую вену, взглянула в глаза.
— Я включила одеяло, но без тебя холодно.
Она отпустила мои руки, потушила свет, сделала шаг в сторону спальни. Я подхватила с пола плед. Что это было? Что она только что наговорила мне? И зачем? На ее кровати аккуратно сложенной лежала моя пижама. Значит, она не разозлилась на меня за чрезмерное общение с Шоном. К чему же были сказаны эти слова? Ответы не нашлись, пока паста пенилась на зубах. Я выключила щетку и смыла ополаскивателем остаток шоколадного привкуса. Лиззи уже отвернулась к окну, и я легла с краю, решив не тревожить ее.
— Мне стыдно перед Шоном за мои слова.
Лиззи осталась неподвижна. Я промолчала.
— Надеюсь, он не обиделся, но все же лишит нас своего общества хотя бы на пару дней. Завтра мне хочется поработать с озером, а потом… Я увидела по дороге неплохое место со старым фортом. Если ты согласишься стать частью пейзажа…
— Ты решила, как те английские сестры, поиграть в фей?
Я перевернулась на бок, но Лиззи осталась ко мне спиной.
— Ты и есть фея. Очень жестокая фея. Шон об этом просто не догадывается. Ты умеешь казаться милой.
— Лиззи, я больше не увижусь с Шоном, если тебя это так ранит. Я не говорила с ним про позирование и не буду.
— Как раз наоборот, — Лиззи теперь повернулась ко мне и, скользнув рукой под подушке, сжала мою шею, будто собиралась притянуть для поцелуя, но пальцы лишь очертили заветный круг на волосах. — Ты должна написать его портрет, я ведь обещала ему картину… Иначе я подумаю, что ты бежишь от него…
Я улыбнулась.
— Тогда я наоборот привяжу его к себе. Хочешь, я напишу ему прямо сейчас.
— нет, — Голос Лиззи на мгновение дрогнул. — Эти два дня мои. Ты приехала сюда работать, а не изводить несчастного ирландского водопроводчика.
Лиззи осторожно поцеловала меня, но отстранилась до того, как я успела ответить на поцелуй.
— See you in the morning, cutie pie!
И когда она перестанет отвешивать мне детских кличек?
Глава 14 "G’night"
— Our agenda for today…
Слова Лиззи легли бальзамом на мою истерзанную душу. Как приятно было знать полный распорядок дня, хотя я предпочла бы иметь общее представление о ближайшей неделе. Сумбурные поездки имеют странное свойство нервировать неокрепшие души, и мне очень хотелось их избежать. По возможности!
Лиззи выводила на белом листе бумаги крупные красивые буквы, будто писала на доске. Мне отводилось время до полудня, чтобы закончить наброски портрета. Сама она должна была завершить хотя бы первый слой пейзажа. Я устроилась с планшетом на диване, вытянув продолжавшие гудеть ноги, и положила поверх альбома телефон. С экрана мне улыбалась замечательная троица в меру упитанных ирландских поросят. Да, я бы с радостью замешала палитру розового, но все же остановилась на более спокойной желтоватой палитре, чтобы оттенить медь волос, оставив розовый цвет лишь для акцентов.
Через два часа я перевернула несколько листов с карандашными набросками и окинула критическим взглядом рисунок, исполненный цветными карандашами, решив, что можно досрочно поставить галочку и заварить себе чашку крепкого чая с медом. И заодно, наконец, выставить часы на микроволновке.
Лиззи продолжала вдохновенно творить и ни разу не заглянула в дом. Я спрятала резинку в карман джинсов и тряхнула волосами прежде, чем выполнить зарядку для шеи, ожидая свистка чайника. Карандаш остался лежать на столешнице, и я уже приготовилась поставить на листке галочку, но замерла, разглядев прижимавший листок магнит. На нем радостная зеленая пивная кружка с трилистником, утопая в пене, вопила о своем желании оказаться внутри меня. Не искать скрытого подтекста оказалось непосильной задачей. Я поменяла магнит на квадратик с сердечком, обрамленным венком из трилистника, где было каллиграфично выведено ирландское благословение. Вместо пива и чего я там еще подумала, пусть в моем сердце будет песня, на губах улыбка, и удача на кончиках пальцев. Уж последняя мне точно понадобится, чтобы поставить галочку у последнего пункта.
После чашки обжигающего чая и сладчайшего меда надлежало попробовать написать подмалевку. Я решила работать в гостиной при открытых дверях, не чувствуя особого желания выходить на природу, потому расстелила на полу полиэтиленовый коврик, раскрыла этюдник и закрепила холст.
— Если бы ты пришла чуть раньше, — сказала таинственно Лиззи, когда я вышла к озеру, чтобы взять из чемоданчика свои краски и кисти, — увидела бы нашего крокодил ьчика.
Мне потребовалось лишнее мгновение, чтобы постигнуть смысл фразы.
— Ты уже вынесла вердикт о его фигуре, — ответила я как можно спокойнее, нагружая палитру тюбиками.
— Если всякое утро он будет рассекать озеро по часу, то все может измениться.
К счастью, Лиззи продолжала водить кистью по холсту, даря возможность не встречаться с ней взглядом.
— Ему пойдет на пользу перед велогонкой с племянниками, — промямлила я, спеша вернуться в дом.
Все утро с тревогой вслушиваясь в утреннюю тишину, я молила небеса не услышать ни шелеста шин фургона господина Гончара, ни скрежета гравия под ногами господина Констебля. Лиззи во время йоги и за легким йогурто-фруктовым завтраком выглядела обыденно-спокойной. Появление любого из ирландцев могло нарушить хрупкое равновесие наших отношений. Три дня она обещала не говорить о Шоне, и вот в первый же полдень ввернула ненужный комментарий. Ах, Лиззи, Лиззи… Что же тебе на самом деле не дает покоя?
В учебной студии всегда звучала тихая фортепьянная музыка, но господа рисующие по желанию могли заткнуть уши собственными наушниками. Я любила классический вкус Лиззи, но при джазе и кантри, которые ставили другие преподаватели, спешила включить на телефоне что-нибудь из русского рока, накопив приличные плейлисты. Сейчас я растворилась в музыке «Чайфа». Абсолютно абстрагируясь от содержания, я воспринимала русскую речь лишь приятным фоном.
Лиззи наконец вспомнила про предложенный чай, но не потревожила меня, застрявшую в середине холста. Однако я спиной чувствовала ее колкий взгляд. Под этим углом невозможно было увидеть холст. Она рассматривала меня. Зная свою сутулость за работой, я расправила плечи и гордо вскинула голову, будто писала автопортрет в стиле Ренессанса. О чем она думает? Апатия, смешанная с ревностью, и чрезмерное внимание к моей внешности выводили меня из равновесия, но всеми силами я заставляла себя работать, выкладываясь на все сто
