Чувства в клетке (СИ) - Янова Екатерина (полные книги TXT) 📗
Пока в голове роятся эти мысли, я успеваю снять куртку и сапоги с первого мужика, переодеться, обуться. Забираю у них все, что может пригодиться, а еще нахожу телефон. Это самое нужное. Набираю Алекса. Слышу в трубке его напряженный голос:
— Да.
— Привет. Узнал?
— Амин! Ты? — орет он.
— Я.
— Живой, м*ть твою! Выбрался? Где ты, засранец? Мы уже всех на ноги подняли! Думали все, конец!
— Тихо! Не причитай. Мне помощь нужна.
Рассказываю, что хочу от него и как нас найти.
— Байк мой испорченный забирал, помнишь, откуда?
— Да.
— Внизу скала в море выходила, видел? И залив рядом.
— Да.
— Сюда катер пригонишь с помощью. Марго ранена, так что времени нет. Подашь сигнал фонариком, цвета твоей любимой машины. Так я знать буду, что это ты. Жду.
Возвращаюсь в пещеру. Теперь у меня есть фонарь и теплое одеяло. Мариша лежит на том же месте. Осматриваю ее еще раз, особенно рану на ноге. Она глубокая с рваными краями, хоть бы заражения не случилось. Видимо, куском обшивки задело ее не слабо. Кровь остановилась. Уже хорошо, но надо продезинфицировать.
— Потерпи, маленькая, потерпи, — рву свою рубашку на ленты, смачиваю кусок остатками виски из фляжки, которую нашел на берегу. Прижимаю к ране, Марина дергается, потому что больно ей. Мне и самому больно. Обнимаю ее крепче, шепчу на ухо нежные слова, когда она успокаивается, ногу бинтую разорванной рубашкой. Снимаю остатки мокрого платья и заворачиваю мою девочку в одеяло. Она дрожит вся, а лоб горячий. У нее температура, и это мне очень не нравится.
Достаю термос с теплым чаем, спасибо этим дебилам, что оставили. Наливаю в пластиковую кружку, добавляю туда остатки виски и подношу к ее губам. Она открывает глаза:
— Амин?
— Да, маленькая. Это я, я вернулся. Все хорошо будет. Помощь уже в пути. Попей пока, — прижимаю кружку к ее губам, она делает несколько глотков и снова обессилено роняет голову мне на грудь.
— Все хорошо будет, Мариша.
— Я не Мариша.
— Мариша, Мариша. Вот когда поправишься, станешь опять Марго. А сейчас будешь Маришей.
— Я тебе челюсть сверну, — обещает она, на что я слабо улыбаюсь.
— Свернешь. Обязательно. Угрожаешь, это уже хорошо, — прижимаю ее крепче, целую в волосы. — Я люблю тебя, Мариша. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Я не отпущу тебя, — прижимаю ее крепче, просто дышу ею. Потом спрашиваю, скорее у себя, потому что она едва ли ответит:
— Ты ведь тоже любила меня, я знаю. Неужели забыла? Неужели не чувствуешь больше ничего? Скажи?
Она молчит долго, потом говорит:
— Не забыла. Ненавидеть хотела и не смогла.
— Любишь еще? — шепчу ей в ухо.
Не надеюсь получить ответ. Но вдруг слышу ее хриплое:
— Люблю…
От одного этого слова взрывается что-то внутри, что-то теплое, какая-то робкая надежда, какой-то лучик света, который озаряет тьму в душе.
— Значит еще не все потеряно. Значит, вместе справимся. И девочку нашу найдем!
— Я не умею вместе…, - смотрю в глаза ее зеленые и снова тону. Понимаю, что сейчас, в этом тусклом свете фонаря, вижу ее настоящую, слабую, ранимую. Она сняла свои барьеры, подпустила ближе. И это очень ценно.
— Мы сможем. Ты привыкла одна со всем бороться, одна с болью справляться и невзгодами. Ты сильная. Но вместе мы сильнее будем. Не закрывайся от меня! Не прячь свою боль, — беру ее лицо в ладони, сморю в глаза, проговариваю каждое слово так, чтобы она не просто услышала — почувствовала. — Отдай ее мне. Я на это право имею. Меня не было рядом, когда тебе плохо было, но вернуть уже ничего нельзя. Не закрывайся от меня сейчас, позволь помочь. Отдай половину своей боли, поделись! Вместе легче будет. Поверь, — ее глаза сейчас другие, открытые, родные. На них слезы, которых я еще ни разу у нее не видел. Из уголка глаза катится первая скупая слеза. Вытираю ее пальцами, — отдай свою боль мне! Пожалуйста. Я так хочу! Побудь немного слабой.
Она всхлипывает тяжело, слезы текут уже ручьем. Я буквально чувствую, как ломаются последние ее барьеры вместе с этими редкими всхлипываниями, как она проигрывает войну с самой собой, а потом отпускает себя и срывается в бешеные рыдания. Я тоже чувствую на щеках соленую влагу. Обнимаю ее крепче, не просто прижимаю. ДУшу ее прижимаю к своей. Чувствую ее боль, чувствую ее слезы. Они разъедают изнутри, рвут что-то, но и исцеляют одновременно. Нам обоим это нужно. Это не просто слезы, я верю, что они разрушают недоверие, которое было между нами. Они целебные, спаивающие нас в одно целое, делающие слабыми и бесконечно сильными одновременно.
В этом тусклом свете фонаря в стенах каменной пещеры мы сейчас как будто в своем мире, где нет никого больше. Где есть только мы, наша общая боль и общие слезы. Долго мы сидим так, долго Мариша бьется в рыданиях, а я успокаиваю, шепчу на ухо нежные слова.
Потом она затихает. Не хочу тревожить ее, но мне нужно не пропустить катер. Прошло достаточно времени. Поэтому я несу Марину ближе к выходу, усаживаю ее, а сам выхожу наружу.
Начинает светать. На улице уже не та кромешная тьма. Небо светлеет. Через минут десять ожидания я вижу подходящий к берегу катер. Подойдя к берегу, вижу яркий синий фонарь. Алекс. Приплыл. Значит, мы спасены.
Глава 17
Больничные стены, бесконечные капельницы и убийственная слабость. Не думала, что могу так вляпаться. А еще ОН. Бесит больше всего остального. Не отходит от меня, торчит все время рядом, хотя я уже устала его посылать. Амин как будто не слышит. Все переводит в шутку и смотрит как-то так… что сердце сжимается. Я слабо припоминаю, что было после взрыва, какие-то обрывки, его тяжелое дыхание, голос, руки, которые несут куда-то. Еще помню, что в какой-то момент мне было совсем плохо, и я испугалась, что не выберусь, что так и не дойду до своей цели. Кажется, в этот момент я и сболтнула лишнего, хотя об этом мы не говорили. Еще помню свою дикую истерику. За нее особенно противно. Я слез не лила уже много лет, были ситуации и похуже. Думала не способна уже. Но рядом с этим мужчиной, кажется, просыпаются все отключенные ранее функции, что делает меня снова уязвимой. Хотя, не буду скрывать, какая-то часть меня очень хочет расслабиться, побыть слабой женщиной. Кажется, в пещере победила именно она. Но сейчас я уже прихожу в себя, а поэтому надо заталкивать ее подальше и слушать поменьше.
Пытаюсь приподняться, на что дикой болью реагирует сломанное ребро. Постоянно ужасно хочется пить, как будто я в пустыне провела все это время. На тумбочке стоит стакан с водой, но дотянуться до него не так просто. В голове начинает шуметь сильнее, поднимается проклятая тошнота. Да. По башке мне тоже прилетело не слабо. Хотя, если бы я не прыгнула в воду за секунду до взрыва, от меня бы вообще мокрого места не осталось. Я ведь сразу почувствовала, что-то не так. Этот мерзкий говнюк Саид вел себя странно. Слишком много выдал нам информации, легко на скидку согласился, я специально его на катер за нами позвала, и когда он пошел следом, это сбило меня с толку. И только, когда он неожиданно вернулся в последний момент, до меня начало доходить, в чем дело. А потом я увидела слабый красный огонек, который мигал где-то внизу. Именно это и спасло нам жизнь.
Пробую еще раз приподняться и дотянуться до проклятого стакана, не обращая внимания на боль во всем теле и головокружение. Почти получается, но тут в палату возвращается Амин. Чёрт! Он бросается ко мне, укладывает обратно.
— Ты что творишь? Хочешь свалиться с кровати?
— Иди на х*р! — посылаю его уже который раз за сегодня.
— Да я оттуда еще с прошлого раза не вернулся! Тебе же сказал врач, лежать и меньше шевелиться! У тебя есть кнопка вызова медсестры, в крайнем случае.
