Оливия Джоулз, или пылкое воображение - Филдинг Хелен (лучшие книги онлайн txt, fb2) 📗
– А разве мусульманам можно пить?
Кажется, она немножко переела. Ужин был изысканный: морские гребешки с пюре из молодого горошка, политые трюфельным маслом, морской окунь в легком соусе карри с тыквенными равиоли, а на сладкое – персики, припущенные в красном вине с ванильным мороженым из маскарпоне.
– Ну, это можно толковать по-разному...
– Ты с этой яхты ныряешь?
– С аквалангом? Да. То есть нет, лично я нет: слишком холодно. Я на Карибах ныряю, с рифов в Белизе и Гондурасе. В Красном море. А ты любишь нырять?
Он потянулся налить ей вина, не заметив, что ее бокал и так полон.
– Люблю. Знаешь, я даже хотела написать для «Elan» о том, какой кайф погружаться... не на курортах, а там, где под водой никто не мешает. Белиз, Гондурас. Или побережье Красного моря. Судан, например...
Феррамо всплеснул руками:
– Оливия! Ты просто должна приехать ко мне на Гендурас! У меня там отель. Ты обязательно должна у меня побывать. Тамошние острова – это нечто! Представь только: скальные скаты, уходящие на сотни метров в глубину, пещеры. Всякая живность под водой – такой больше нигде не увидишь! Ты просто должна договориться со своим журналом, чтобы они заказали тебе этот материал! А потом поедешь в Судан. Знаешь, как там красиво? Самые красивые пейзажи в мире! Совершенно дикие места. Тебе надо туда приехать, посмотреть. Я завтра уезжаю на Гондурас. Позвони в журнал – и поехали вместе! Будешь моей гостьей.
– Угу, – без энтузиазма отозвалась Оливия. – Есть только одна небольшая загвоздка.
– Ну? Что такое?
– Меня выперли с работы.
– Не понял? Они тебя... Уволили?!
Оливия внимательно следила за Феррамо: играет или нет?
– Именно, что уволили. Кто-то из этого твоего пиарного агентства позвонил редакторше и вякнул, что я стучала на тебя в ФБР.
На мгновение Пьер потерял самообладание, – но быстро с собой справился:
– Ты? Звонила... в ФБР? Что за чушь?
– Чушь, конечно. Только – кто-то насажал мне в номер жучков и прослушивал меня: как я говорю сама с собой. Пойми, – Оливия наклонилась к нему, – Пьер, все, как есть, – попробуй понять. Я ведь мучилась: что же произошло в Майами? Мы говорили с тобой на крыше – ты так не хотел, чтобы я ходила утром к «ОкеанОтелю»... Так не хотел... А когда он взорвался, – ты ведь уехал из города. И почему ты сказал, что ты француз, – я ведь слышала, как ты говорил по-арабски! Я... я была так растеряна. Говорила сама с собой – знаешь, как это бывает, когда надо выговориться, – а кто-то подслушал... Кто-то напихал жучков мне в комнату!
– Слушай, ты уверена, что у тебя поставили прослушку?
– Я нашла чип, установленный на телефоне...
Его ноздри хищно вздрогнули.
– Оливия, дорогая, – я... я очень сочувствую. Знаешь... Ума не приложу – кому это понадобилось. Чего ради?! Я давно знаю, что этот мир сбрендил...
– Ты понимаешь, почему...
– Да понимаю я! Ты журналистка, языки знаешь... Привыкла задавать вопросы. А я – я выгляжу подозрительно, да? Но... Ты бы ведь не сидела тут, если бы... Если бы это было правдой... Нет?
– Ну... Безумие бывает разным... – Оливии не хотелось лгать.
– А теперь ты потеряла работу?
– Работу... Не знаю... Я ведь не в штате у них, – так, писала кое-что иногда... Пока кто-то из твоих пиарщиков не позвонил им...
– Слушай, с этим я разберусь. Дай мне их телефон, этого твоего журнала: я позвоню им с утра и выясню... Что за черт! Извини, право – дурь какая-то!
«Э-ээ... Похоже, я втюрилась... Причем по уши, – подумала Оливия. – И плевать мне, террорист ты, или как... Я смахиваю на одну из тех баб, что западают на всяких там партизанских вождей. Или на похитителей. Их похищают, а они слюни пускают... Стокгольмский синдром... Еще немного – и меня начнут ставить в пример в репортажах, вроде тех, что в «Женском часе »[13] : удостоюсь пары минут эфирного времени».
Феррамо взял ее руку в свои и посмотрел в глаза. Он и правда был по-настоящему красив: нежный, добрый, щедрый, – а сколько шарма!
– Ты приедешь? В Гондурас? Я пришлю за тобой самолет – будешь моей гостьей.
Чего ей стоило отказаться!
– Нет! Это... Это здорово, но я не могу пользоваться такими вещами, когда пишу статью. Понимаешь – а вдруг я напишу, а тебе что-то не понравится? И что тогда с этим делать? Я же должна быть беспристрастной.
– Да? А как насчет беспристрастности сейчас? Ты же приняла приглашение на обед.
– Ну я лее не пишу о тебе статью!
– Правда? Жаль... Я-то думал, ты сделаешь из меня звезду...
– Да? А я думала, ты единственный человек в Лос-Анджелесе, у кого к звездной болезни иммунитет. «Нет, покуда я жива, я не буду о тебе писать!»
– Мне кажется, в этом списке первое место можно отдать тебе, разве нет?
Он протянул руку и осторожно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Карие глаза встретили ее взгляд. На касание его губ Оливия ответила дрожью всего тела.
– Мисс Джоулз, – пробормотал Феррамо. – Вы так прекрасны в своей невозмутимости... Настоящая англичанка.
Он встал, взял ее за руку, помогая подняться – и вышел с ней на палубу.
– Останешься здесь со мной на ночь? – спросил он, чуть наклонив голову и глядя на нее сверху вниз.
– Не рано ли? – отозвалась она, со сладкой истомой чувствуя, как Пьер Феррамо прижимает ее голову к своей груди. Оливия почувствовала себя под надежной защитой... Он слегка взъерошил ей волосы.
– Я... я понимаю... – слышно было только слабое биение волн о борт яхты. – Но ты приедешь в Гондурас?
– Я подумаю, – слабо шепнула она в ответ.
22
Лос-Анджелес
– До которая терминал тебя?
Оливия улыбнулась: Господи, что за английский... За окнами такси мелькали нефтяные вышки. Похожие на осликов силуэты качалок двигались: вверх-вниз, вверх-вниз... Все это больше напоминало Ирак, чем пригороды Лос-Анджелеса.
– До которая терминал тебя? – повторил свой вопрос водила. – Терминал? Твоя – международная? Или местная? Какой самолет нужен?
– Э-э-э... – Оливия совершенно не представляла, куда же именно она собирается лететь. – Э-э-э... Международная.
Солнце садилось в облака. Роскошное буйство красок, просящееся на картину маслом: телеграфные провода на фоне алого шара на горизонте. Оливия поймала себя на обычной ностальгии по Лос-Анджелесу и Америке: той Америке, где пустыни, автозаправки, вечерние автострады, где жизнь опять и опять начинается заново.
– Какой самолет нужен?
«Господи, да помолчи ты! Откуда я знаю? Я сама еще не решила!»
Оливия сделала над собой усилие: она должна думать четко и разумно. Проблема, стоящая перед ней, проще некуда: ее угораздило влюбиться. С кем не случается... Только вот – ее угораздило втюриться в террориста. Международного масштаба. Все симптомы влюбленности налицо: мозги задействованы на тридцать процентов, остальные семьдесят перебирают фантазии и воспоминания. Всякий раз, когда Оливия Джоулз спокойно и трезво пыталась оценить ситуацию и составить какой-никакой план действий, сознание сбоило и выдавало ей кучу картинок из серии – будущая жизнь с Феррамо: погружение с аквалангом в кристально-прозрачные воды Карибского моря, объятия в бедуинском шатре где-нибудь в пустыне Судана и в качестве апофеоза – замужество, светская жизнь а'1а Грейс Келли и князь Ренье – дворцы, яхты, приемы. Под ее влиянием Феррамо изменит строй мыслей: из террориста станет великим режиссером, филантропом, почетным доктором лучших университетов, гениальным ученым, профессионалом во всех областях человеческой деятельности... Мужчиной с большой буквы. То есть тем, кто всегда умеет починить заглохшую машину!
Ох, не надо было ей лететь на Каталину! Оливия по пробовала собраться с мыслями. «Я не стану таскаться за мужиком как собачка. Я современная женщина. Современная женщина умеет все, что умеет мужик. Разве нет? А мужики деградировали. Даже гвоздь вбить теперь не могут». И тут она представила Феррамо, одетого в какую-то спецовку, – Боже, как она на нем сидела! – копающегося в двигателе вертолета, окруженного зачарованно смотрящими на хозяина механиками, которые не смогли завести машину. Феррамо поворачивает гаечный ключ, двигатель чихает и заводится, механики радостно кричат и хлопают в ладоши. Феррамо подходит к ней, обнимает за талию... Под тяжестью его тела она слегка откидывается назад, запрокидывает голову – и вот Феррамо впивается ей в губы страстным поцелуем – после чего хватает ее в охапку и одним движением сажает в кабину вертолета.