Зверь (СИ) - Грэм Анна (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
— Сынок, выдохни. Здесь полно народу, — шериф опасливо огляделся по сторонам. Эллен немедленно опустила взгляд вниз, чтобы не выдать себя.
— Теряем время.
— Успеем, ты и так на пределе.
— Не успеем, ты отлично это понимаешь.
Эти двое, казалось, знали больше, чем остальные. В этих обглоданных, вырванных из контекста фразах сложно было разобраться. Фантазия, разогретая чужим, вязким, как болото, ужасом, выдавала теорию за теорией, а доверие к Бишопу неумолимо превращалось в иллюзию. За этим безупречным фасадом таился ворох тайн и недосказанностей, и кто знает, что ещё он скрывает за ним. Она ни черта не в безопасности: ни с ним, ни с шерифом — казалось бы, представителем закона, ни с кем-либо ещё из этого трижды проклятого городка.
— Надеюсь, девяносто пятый не повторится, — произнёс кто-то из рабочих, проходя мимо Эллен и закрывая ей обзор. Другой в ответ ему упомянул две тысячи тринадцатый.
Эти же даты были напечатаны в последнем вышедшем номере газеты Форт-Келли, о них говорилось в последнем расследовании журналиста Пола Моррисона, покончившего с собой. Исчезновения могли быть связаны — и так казалось не ей одной.
Шериф и Бишоп заметили, что она смотрит на них. Адам замолк, мазнул по ней бесцветным, усталым взглядом и направился в сторону КПП. За ним потянулись остальные.
— Держитесь меня, Эллен, — сказал Нильсен, легонько прихватывая её под локоть и уводя вслед за остальными.
— Всё нормально? — она кивнула в сторону Бишопа. Он отвязывал собак.
— Адам полночи искал мальчишку.
Эллен молча кивнула. Ответ казался вполне исчерпывающим, кроме того, что Бишоп оказался одним из тех немногих, кто не боялся выходить на улицу с наступлением темноты, вопреки всем местным, так глубоко укоренившимся поверьям.
Они вошли в лес. Адам коротко свистнул и собаки умчались в чащу. Переглянувшись с шерифом, он ушёл вперёд вслед за ними. Его широкая спина скрылась за плотным частоколом деревьев — приказ не пропадать из поля зрения на него, видимо, не распространялся тоже.
Эллен оглянулась назад. Высокий бетонный забор с колючей проволокой исчез за густой хвойной массой, одинаковой во все стороны. Эллен зябко пожала плечами. Как можно здесь ориентироваться? Как можно жить здесь и не задыхаться от паники, день за днём натыкаясь на эти безмолвные стены древесных стволов? Эхо чужих разговоров отскакивало от них, дробилось на три и возвращалось, сделав круг. Так создавалась иллюзия присутствия, ведь никого, кроме Нильсена, она толком не видела.
— Внимательно смотрите под ноги, Эллен, — предупредил её шериф ровно за минуту до того, как она неловко споткнулась о торчащий из земли корень. Он придержал её за руку, не позволив упасть.
— Спасибо, — она резко дёрнула рукой, отстраняясь от его цепкого прикосновения. Шериф слишком больно схватил её за локоть. — Скажите мне честно, что мы ищем? Труп? Или есть надежда, что он ещё жив? У вас ведь это не впервые, так?
Эллен не надеялась, что шериф Нильсен выложит перед ней всё. Она рассчитывала, что её осведомлённость заставит его стушеваться и выдать себя, тогда она поймёт — лгут ей или нет.
— Всегда есть надежда на лучший исход, — уклончиво ответил шериф, ничуть не изменившись в лице.
— Почему вы не сказали мне об убийствах, которые расследовал ваш журналист? Вы должны были сделать это в первую очередь.
— Это были несчастные случаи, Эллен. Версия об убийствах не подтвердилась.
Своим напором и тоном следователя на допросе Барр надеялась залезть шерифу под шкуру. Он мог разозлиться, сослаться на тайну следствия, срок давности которого еще не вышел, сказать, что задавать вопросы — его работа, но Нильсен был абсолютно спокоен. Он говорил с ней тихо, ровно и чуть снисходительно, словно успокаивал капризного ребёнка.
— А почему не огорошил вас сразу? Как бы вы себя чувствовали, узнай об этом в первый же день? Зачем отнимать у вас надежду на лучший исход? — он повторил сам себя, подтверждая свою неизменную точку зрения в этом вопросе. Эллен больше не находила аргументов. — Ведь имени вашего брата не было в списке погибших?
— Не было, — согласилась Барр. Она поняла его тонкий намёк — смерти в Форт-Келли её совершенно не касались, и лезть ей туда не стоило.
— Что за зверь? Это какой-то новый агрессивный вид? — Барр решилась зайти с другой стороны и поняла, что не прогадала. Местный фольклор, казалось, был его излюбленной темой для беседы.
— Знаете, Эллен, есть одна легенда, — шериф глубоко вздохнул и посмотрел куда-то в небо, словно пытался подобрать подходящие слова. — Однажды воин племени Навахо увидел дочь шамана соседнего, недружественного племени. Она собирала в лесу целебные травы и забралась слишком далеко от дома. Храбрый воин отвел её назад, не испугавшись гнева врагов. Она назвала своё имя. Муна. И в душе воина расцвела весна.
Каждый вечер Муна сбегала в лес, где тайно встречалась с ним, пока однажды шаман не проследил за ней. В гневе он заговорил воина, и тот превратился в медведя. Его изгнали из родного племени из страха. Он скитался по лесу, не в силах угомонить страдания человеческой души, запертой в теле зверя. Но Муна не оставила его. Её любовь оказалась так сильна, что заговор шамана ослаб, и воин становился человеком, как только заходило солнце. Вскоре Муна понесла. Она как могла скрывала это от отца, а в день, когда их дитя должно было родится на свет, Муна бежала из племени. Когда храбрый воин нашёл её, она едва дышала, сжимая в объятиях новорождённого сына. Он был слишком большим и сильным, и, рождаясь, забрал у матери жизнь. Никто не смог ей помочь, и воин в гневе вырезал всё её племя.
Последним своим вздохом шаман проклял весь его род. Пока лето сменяется осенью, а зима весной, ни один его потомок не сможет жить среди людей, ни один его потомок не познает истинной любви женщины, и судьба их — быть отвергнутыми человеческим родом. Он назвал сына Керук, что на языке Навахо означает медведь, и он стал первым, кто обуздал свою способность оборачиваться.
— На сказку похоже, — усмехнулась Барр.
— Это легенда. Красивая легенда. В сказке всегда можно сокрыть правду, ведь в неё никто не поверит, так ведь, Эллен?
Она не ответила. Сказка была красивой, но какое отношение она имела к её вопросу? Шериф говорил загадками, но ни одно его слово не было сказано просто так — это единственное, что Барр точно поняла о нём спустя несколько дней знакомства. Зачем он загадывает ей ребусы? Почему нельзя просто дать прямой ответ? Раздражение нарастало, как снежная лавина и Эллен закрыла рот, чтобы не родить очередную колкость, которая так и вертелась на языке.
Толстые сосновые стволы поредели. Стало светлее. Они вышли к берегу озера — болотно-серого, как и весь пейзаж вокруг. Оно было гладким, как зеркало, в нём отражались кучи низких туч, которые несли с собой мелкий снег. На противоположном берегу стояли в ряд безмолвные фигуры треугольных елей, равномерно покрывая собой овраги и взгорья. Этот молчаливый пейзаж завораживал, затягивал, обманывая зрение — казалось, стволы движутся, и движутся тени за ними. Длинная лента тумана стелилась над берегом, создавая иллюзию — Эллен казалось, чем дольше она всматривается, тем сильнее картина поглощает её, грозя захватить разум и утопить в мутных серых водах. Барр тряхнула головой, прогоняя пугающие фантазии, и снова обратилась к шерифу.
