Танец с лентами (СИ) - Зингер Татьяна (мир бесплатных книг txt) 📗
Встаю, на трясущихся ногах, по стеночке, доползаю до ванной.
Кошмар! Под глазами чернеют синяки. Губы белые, потрескавшиеся. Чучело. Неживое существо, оболочка человека. Долго смотрю на себя, пытаясь разглядеть что-то прежнее. Какую-нибудь эмоцию. Капельку жизни.
Иду к Егору, который постелил себе на кухонном полу, только бы не мешать едва живой мне. Сколько же я причинила ему боли. Я — боль, я — зло, я — тьма, и я всё только порчу.
— Прости меня. За всё. Я завтра же съеду, — обещаю, держась за косяк.
— Нет! — восклицает Егор и хочет дотронуться до моего запястья, но отдергивает руку в последний момент. — Саша, ты съедешь, но когда придешь в норму.
В его голосе сплошная безысходность. И я понимаю, почему он не удивлен, почему не спрашивает о причинах. Он прекрасно знает, что я его не люблю. Знал всегда, но надеялся, что стерпится-слюбится. А я продолжала играть, не отпускала, держала на привязи. Какая же я гадкая, какая же двуличная. Дрянь, одним словом.
— Только когда оклемаешься, — проговаривает Егор, бережно обхватывая меня за талию. — Тогда я отпущу тебя на все четыре стороны.
Он возвращает меня под одеяло и, поцеловав в макушку, желает спокойных снов. Мои сны никогда не будут спокойны. Завтра вернется страх.
Тогда.
40.
Саша уже знала, что осуществит свой план не рывками, а одной связкой. Как в танце: раз-два-три-четыре. Для начала ей был нужен информатор, и оказалось, что на работе Никиты есть очаровательный мальчик Егор. Двадцатипятилетний, вполне обеспеченный, но отчего-то совершенно нелюбимый женщинами. Бывают такие, которые и одеваются хорошо, и говорят грамотно, а девушки от них нос воротят: слишком уж они правильные. Саша стала его тайным увлечением. Она не подпускала его слишком близко, но писала теплые сообщения и поддерживала во всем. Никогда прежде она не была обольстительницей, но новую роль отыграла успешно. Егор таял, радовался их духовной связи. Он стал легкой добычей, и теперь Саша могла узнать всё о работе Никиты.
Гораздо сложнее было решить, как разладить его отношения с матушкой. Та, к слову, воспылала неожиданной любовью к пассии своего сына — и Сашу это бесило. Когда-то она была ненужным придатком, который не пускали в дом; а нынче стала «золотцем» и «дорогой девочкой».
А потом Саша вспомнила одну занимательную вещицу. Кольцо, подаренное Никитой, ведь принадлежала его маме — Герасимов никогда не скрывал, что он нагло стащил его из шкатулки. И однажды, в особо голодное время, Саша подумывала сдать его в ломбард. Ну, получить тысячу рублей, а со стипендии вернуть их. Но в ломбарде её ошарашили. В кольце сверкал настоящий бриллиант, а цена его была так велика, сколько не стоила ни одна вещь в Сашином доме. А ведь раньше, когда она ещё носила кольцо на пальце, её удивляли посторонние взгляды. Например, медсестра в больнице, глянув на камень, присвистнула:
— Вот так брюлик!
А Саша тогда лишь посмеялась:
— Да это стеклышко, вы чего!
И теперь она представляла, как тяжело мать Никиты перенесла потерю. Саша пока не знала как ударить, но чем — сомнений не было.
Оставался лучший друг детства и единственный, отношениями с которым Никита дорожил. Но тут Саше помогло чудо (видимо, кто-то на небесах поддерживал её месть). Саша сидела за ноутбуком Никиты, когда пришло сообщение. Алена, некогда девушка, а нынче законная жена Серого, спрашивала, что подарить тому на день рождения. И непонятно зачем, но Саша пролистала их диалог наверх. Выше, ещё выше. Скучные однообразные диалоги, поздравления, вопросы, ответы. И вдруг! Бомба!
Она начала планировать детали своего маленького спектакля.
Иногда казалось, она проколется. Не выдержит. Выплюнет всё, что скопилось, и уйдет, не в силах больше бороться. Но после Никита вел себя издевательски мило, точно влюбленный до одури мальчик, и в Саше вновь загоралось пламя.
Когда же Никита заподозрил неладное в частом молчании, опущенном взгляде и напряженной спине, то списал всё на болезнь.
— Саш, ты в порядке? — Никита дотронулся ладонью до её лба. — В последнее время сама не своя.
— Я обдумываю один сюрприз, — произнесла та наигранно весело.
— Ты моё чудо, — он коснулся губами её виска.
Маленькая девочка в Саше тогда захныкала: пожалуйста, хватит, пусти его в свое сердце, пусть всё будет как раньше. Но взрослая Саша, эта несносная хромоногая девица, знала, как раньше не будет уже никогда.
Сейчас.
41.
Напиться бы, но в баре, кроме супер-элитного коньяка, привезенного отцом откуда-то из зарубежья десяток лет тому назад (и потому хранимого семьей как зеница око) и сладкого ликера, ничего не было. Никита придирчиво осмотрел и то, и другое, но отставил подальше. Коньяк этот он пообещал себе открыть по какому-нибудь особенному случаю, а такого не было — просто навязчивое желание уйти в запой. Ну а сладкое пойло он вообще алкоголем не считал. Никита так и сидел около бара в глупой надежде обнаружить на пустых полках что-нибудь третье.
Две прошедшие недели он восстанавливал себя. По кусочкам, по осколкам возвращал своё лицо и имя. С матерью более-менее помирился, с Серым — тоже. Институт — ерунда, поступит заново. Вот работу жаль, но там ошибок не прощали.
Каждый чертов день он порывался набрать номер Саши, чтобы узнать, жива ли она, здорова, как её состояние — но одергивал себя. Она ему жизнь испортила, а он будет с ней сюсюкать как с маленькой? Что за дурость!
Или всё-таки открыть коньяк?..
Назойливая трель заставила подняться, взъерошить волосы и, придав лицу нормальное выражение, открыть дверь. Даже не подумал заглянуть в глазок. А зря.
На пороге высилась Аленка. И, наверное, Никита бы захлопнул дверь быстрее, чем она сделала шаг, если бы не бутылка водки, которую жена Серого вытянула перед собой.
Никита развернулся и жестом пригласил Алену внутрь. Судя по тому, как она ввалилась в квартиру, бутылка водки уже початая. Не снимая туфель, она поцокала за Никитой. Тот достал две рюмки и, усадив шатающуюся «фею» на пол, разлил водку поровну. Накромсал пять бутербродов и вернулся с закуской к молчащей Аленке, которая бездумно ковыряла паркет. Опустошил рюмку одним глотком. Жар пронесся по телу. В горле заскребло, но кусочек хлеба смягчил огненный вкус.
— Теперь начинай, — разрешил Никита.
— А что начинать? — Аленка села по-турецки, взяла рюмку, но пить не спешила. — Я вообще-то всегда любила тебя, ты в курсе?
Необычное начало разговора. То ли пьяный бред, то ли нежданная искренность.
— Лет с десяти, наверное. — Жена Серого облизала губы со смазавшейся помадой. — Я и в компанию вашу пошла ради тебя, но так уж получилось, что приглянулась Сережке. Ну и черт бы с ним, подумала я, замучу с Серым, а ты потом сам одумаешься… Но любила-то тебя одного. Никит, я ни с кем, кроме тебя, не изменяла.
Она икнула. Никита поморщился.
— Угу, я почти тебе поверил.
— Ни с кем! — Алена встала на четвереньки и приблизилась к Никите, дохнула на него смесью перегара и апельсинов. — Но если бы могла — с тобой спала бы ежедневно. Кстати, я не беременна.
Она расхохоталась, и от смеха зазвенели стекла. Никита не поверил ни единому её слову. Легко сейчас заверять, будто измена — не случайность, а порыв бескрайней любви. И ребенка нет, ну-ну. И Серый может быть спокоен, не так ли?
— Не веришь, — Алена с трудом встала на ноги, уперла руки в бока. — Тупица, какой же ты тупица! Ты когда с Сашей начал встречаться — я подумывала повеситься. Но потом поняла, что мы с тобой типа закадычных друзей. Как какая проблема — ко мне. Ну я и смирилась. Ждала, когда вы расстанетесь…
— Дождалась? — Никита тоже встал; исключительно из соображения безопасности — чтобы Алена не завалилась на него всем телом.
— Дождалась. — Она скорчилась. — Аборта дождалась. В пятнадцать лет от человека, которого если не любила, то испытывала симпатию. А куда мне было деваться? Идти с младенцем в коммуналку, бросать школу? Серый сразу сказал, ребенок ему «не в кассу». Вот такой он замечательный, мой муж. Даже денег достал на врача. И теперь, вуаля, я бесплодна. Ты думаешь, я его простила?
