Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ) - Рауэр Регина (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Будь готов! Всегда готов! — козырнув и вытянувшись по струнке, подтвердила я.
Не фига.
Мама, роди меня обратно! Я пожалела об этом тысячекратно…
Так, стоп, Варя!
Вдох-выдох и мы опять… черт…
Господи, почему так трясет?!
Нет, не меня. Точнее меня тоже, но вопрос про вертушку. И к сожалению, из всех возможных значений данного слова я имею ввиду вертолет.
Обычный такой самый, оглушительный на высоте много метров от земли вертолет, в который я дала себя усадить, а перед этим послушно переоделась, а еще до этого выслушала, кивая, инструктаж, ну а в самом начале я просто офигела.
Нет, офигеть — это слишком слабо, я потеряла дар речи, впала в прострацию, шок и не поверила в происходящее, когда стеклянные двери стеклянного здания перед нами разъехались и Ник гордо объявил:
— Сегодня мы будем прыгать с парашюта.
Да, на этих словах я и утратила связь с реальностью, потому что парашют — это мечта нереальная, подспудная, поелику я, как человек реалистичный и здравомыслящий, прекрасно понимаю, что инфаркт достигнет меня раньше, чем я земли в случае прыжка.
В общем, подумать, как было б классно прыгнуть, я могла, прыгнуть — нет.
Я ж человек реалистичный, здравомыслящий.
Была.
И в прыжок не верила до последнего… дура…
Не верила, пока мне мерили давление и осматривали, скептически усмехалась, когда заставили переодеваться, ибо все должно быть закрыто, и сомневалась, когда Ник галантно подсаживал меня в вертушку.
Когда он же мене всунул шапочку и очки я тоже еще не верила.
Ну как я и с парашютом?!
Да быть такого не может!
— Две тысячи, готовьтесь, Ник, — перекрикивая шум вертушки, заорал пилот.
Ник кивнул, а я ему улыбнулась.
Понятно, прыгать будет он, а я посмотрю, ручкой помашу, спокойно приземлюсь с пилотом и встречу его на земле. В общем, чего Ник двинулся ко мне я не поняла.
— Эй… эй… — было единственным, что я выдала, когда он развернул меня к себе спиной, придвинул вплотную и начал пристегивать. — Ты чего?!
— Щас прыгать уже будем, — крикнул он в ответ, — наша высота две четыреста. Свободное падение 30 сек. Не бойся, это будет круто.
Это будет посмертно.
— Ник, я…
— Не трусь, мимо земли еще никто не пролетал! — бодро и с улыбочкой обнадежил этот… оптимист.
— Давайте, — крикнул в этот момент пилот.
Наверное, он имел что-то другое, но дала я ногой Нику и, рванув, в скамейку попыталась вцепится.
Мысленно.
Потому что в реальности я еще хватала ртом воздух, а Ник уже шагнул в пустоту.
Вместе со мной.
Раньше, в случаях экстренных и кошмарных, когда принято говорить: «душа ушла в пятки», «обмерла от страха», «как обухом по голове», я всегда вспоминала детство и тот незабываемый прыжок с вышки в ледяную воду, когда показалось будто я врезалась в скалу, а не воду, и весь воздух из меня вышибло враз больно.
Теперь я буду вспоминать парашют и тридцать секунд свободного падения. Нас переворачивает, а после мы летим вниз.
Слишком быстро, и я зажмуриваюсь и готова визжать, но горло перехватывает от страха, и я уже мысленно написала завещание и раз тридцать убила Ника, а в следующий миг ощутимо дернуло вверх и от неожиданности я распахнула глаза.
И земля была слишком маленькой, далекой, выпуклой.
У меня снова перехватило дыхание и снова хотелось визжать, но на этот раз от восторга, который захлестывал с головы до ног.
И, пожалуй, только теперь я действительно поняла, что такое эйфория.
— Я хочу еще, — было первым, что я сказала Нику, когда перестала лежать на земле и поглаживать траву со словами: «родненькая моя, мы все-таки свиделись».
— Прямо сейчас? — фыркнул он.
— А можно?
Ник в ответ рассмеялся, а я запрыгала вокруг него.
Лезла то обниматься и благодарить, то бить и орать, что я чуть ли не сдохла.
В общем, как со смехом сказал Ник, вела я себе неадекватно, но прикольно.
В себя пришла только на стоянке супермаркета, куда заехал Ник и велел выгружаться.
— Зачем?
— Будем затариваться, у нас сегодня еще шашлыки и кормление комаров в планах.
Самым первым, ценным и важным товаром, положенным в тележку, была я. С охранной Ник умудрился денежно договориться, поэтому затариванием мы наслаждались без угрозы ареста.
Конечно, на нас косились и возмущенно поджимали губы, но эйфория прошла еще не окончательно, поэтому нам было весело, беззаботно и совершенно не стыдно.
И потом, когда, если не сейчас, вести себя подобным возмутительным образом?!
— Командуй, штурман! — водружая мне на голову подхваченную с полки матросскую бескозырку с лентами, скомандовал Ник.
— Есть, мой шкипер. Курс нашего движения?
— Уголь, мясо и вино-водочный отдел.
— Вижу цель, — заметив нижнюю полку с пакетами угля и приставив руку козырьком к глазам, зычно оповестила я. — Крутой вираж налево и прямо 10 ладоней меньше узла в час.
— Выполняем, штурман.
— Движущий объект справа по борту. Предположительно вражеский корабль, шкипер.
— Забираем влево, штурман?
— Да, на абордаж столь мелкий улов мы не берем, — с важным видом кивнула я.
И лица семейной пары с тележкой, на дне которой покоился один журнал, в этот момент надо было видеть.
Более крутого похода по магазинам у меня еще не было.
Через два часа взяв на абордаж и уголь, и мясо, и горячительное, ром в том числе, ибо ром — истинный напиток моряков, мы подъехали к озеру, уже разведенному костру и паре припаркованных машин.
Нас встретили радостными криками и воплями.
Ладно, не нас, а мясо и уголь, ибо неизвестный Вова успел утопить единственный мешок с углем и все очень надеялись, что мы будем сообразительны и уголь на всякий случай купим.
Мы купили, как чуть похоже шепнул мне Ник:
— Я ж знал, что в этот раз за уголь Вовчик отвечает.
В общем, Вовчик с крайне подходящей ему фамилией Медведев оказался добродушным и улыбчивым, честное слово, медведем. И по комплекции, и по неуклюжести.
Впрочем, его девушке Ане это не мешало смотреть на Медведя с нежностью и все время о нем переживать. При ее метре пятьдесят и его метре девяносто это смотрелось комично, но трогательно.
Помимо этой парочки было еще несколько семейных, как выразился Ник, и пара холостяков, среди которых затесался Фил, с которым меня в первую очередь и познакомили.
С остальными я тоже перезнакомилась и сошлась довольно легко, поэтому уже через полчаса помогала натягивать сетку для волейбола и возмущенно отстаивала, что аут был и Вовчика-судью на мыло.
Сумерки опустились окончательно, когда кто-то вспомнил про гитару и Ника, который и играет, и поет.
— Он хорошо играет, чтобы не говорил, Варя, — тихо произнес подошедший со спины Фил, тоже наблюдая, как кривляющегося Ника усаживают в центр и протягивают гитару. — Пойдем?
— Конечно, — мы с ним сели по другую сторону костра, почти напротив Ника, и, глядя как последний перебирает струны, я поинтересовалась. — Вы с ним давно знакомы?
— С детства, еще в один сад ходили, — улыбку я его не видела, но голову могу дать на отсечение, что она была.
— Ник… безбашенный, — неожиданно даже для себя зачем-то делюсь с ним.
А Фил смеется и кивает.
— И всегда таким был. Он в третьем классе на спор зашел в кабинет через окно. Четвертый этаж, а он по водосточной трубе. Училку чуть удар не хватил.
Я смеюсь и качаю головой, собираюсь ответить, но застываю с открытым ртом, когда слышу первые такие знакомые аккорды и слышанные множество раз слова:
— Теплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног. Звездная пыль — на сапогах. Мягкое кресло, клетчатый плед…
Вот только в исполнении Ника я слышу первый раз и очень хорошо понимаю, почему остальные тоже молчат и смотрят на него.
А он на меня, и в темных глазах видятся лишь искры от огня и мое собственное растерянное лицо. И, наверное, я в первый раз понимаю, почему у музыкантов так много фанаток, потому что нельзя не влюбиться в такой шикарный голос и глаза, что смотрят слишком пристально.
