Сделать все возможное (ЛП) - Грей Р. С. (версия книг .txt) 📗

— Дэйзи, — хрипло шепчет он.

Внезапно я чувствую себя израненной куклой.

Я готова освободиться.

Мне это необходимо.

Я наклоняюсь, беру его руку, которая лежала на моей талии, и начинаю скользить вниз вдоль моего живота. Под моим руководством он проводит рукой под моим халатом по влажному материалу моих трусиков. Мои бедра раскинуты в стороны над его ногами, и только шелк отделяет его пальцы от меня. Я закрываю глаза и приоткрываю рот. Я издаю низкий вздох от потрясения того, что он может делать своим большим пальцем. Он двигается сначала осторожно, намекая на то, что должно произойти дальше. Он проводит мягкие дразнящие круги по тому месту, где я жажду его прикосновений больше всего. Он приближается ко мне с ухмылкой на губах, и я понимаю, что Лукас каким-то образом точно знает, как нужно прикасаться ко мне. Выражение «Знай, своего врага» обретает для меня новый смысл. Я откидываю голову назад, давление нарастает, становится жарко, и, мысленно, я тянусь, чтобы дотронуться до выпускного клапана. Я вытягиваюсь, я почти достигаю..., я…

И вдруг резкий, громкий стук в дверь ‒ это как укол в наш воздушный шар.

Я вскрикиваю и спотыкаясь, спрыгиваю с него. Я натягиваю халат, чтобы прикрыть грудь, и только потом вспоминаю, что мы закрыли окно, чтобы не пропускать свет из коридора. Мы скрываемся.

— Эй! У вас там все в порядке? — спрашивает сотрудник ЦКЗ. Видимо, теперь у него есть время для разговоров. — Вы установили раскладушку?

— Чёрт возьми, — шипит Лукас себе под нос, садясь и дергая руками за волосы.

Еще один стук означает, что мы должны ответить.

— Все прекрасно! — кричит Лукас. — Мы спим!

— О, простите. Доброй ночи.

Моя нервная система, реагируя на коктейль стресса и возбуждения, затапливает мою кровь адреналином. В результате мой пульс и давление зашкаливают, зрачки расширены, а дыхание сбито. Таким способом моё тело пытается либо снова сражаться, либо спрятаться, но из-за того, как все шло с Лукасом, знаю, что я готовилась к совершенно другому слову на букву «С».

Я начинаю приходить в себя и понимаю, что мне некуда идти. Я в клетке десять на двенадцать, с Лукасом, который сейчас смотрит на меня и ждет, когда я заговорю.

— Дэйзи? Должны ли мы…

Я отворачиваюсь, прежде чем он успевает договорить, и бегу обратно в ванную, чтобы снять халат. Затем, хорошенько подумав, вместо этого, решаю надеть еще один поверх него. Я как подросток, который удваивает защиту, потому что думает, что это поможет. Но это не так.

Когда я возвращаюсь в комнату, Лукас лежит на боку, отвернувшись к стене.

Видимо, уже нет смысла что-то говорить. Возможность заняться сексом улетучилась, и для нас двоих остался лишь один вариант ‒ это отвернуться друг от друга и постараться уснуть.

Я забираюсь на кушетку, стараясь быть как можно тише, пытаюсь притвориться, что меня больше нет в этой комнате. Я действительно не хочу говорить о том, что произошло, но воздух не понял моего намека.

Комната наэлектризована, и каждое движение Лукаса искрится во мне.

Я не могу уснуть. Я лежу как на иголках и жду, когда он заговорит или закричит, да что угодно. Мы никогда не были настолько близки, но в этот момент я чувствую, что пропасть между нами больше, чем за те одиннадцать лет, которые мы провели в разлуке.

Восемнадцатый час.

Утром Лукас пребывает в плохом настроении, вероятно, расстроен, что ему пришлось спать с эрекцией. Это, глупо. Мы оба надеялись на лучшее окончание ночи.

— Можешь передать мне омлет? — спрашиваю я добродушно.

Без единого слова он бросает мне контейнер.

— Твое здоровье, — ворчу я.

Я не комментирую его очаровательную причёску или тот факт, что он не надел футболку. По крайней мере, на нем джинсы, которые прикрывают половину его тела. Я кладу в рот кусочек омлета и замечаю, что на вкус он не похож на кошачий помет, как я думала.

Все утро мы избегаем друг друга, насколько это позволяет наша камера. Я создаю подругу для Гэри, по имени Гленда, и кладу набитые ватой перчатки на стол, кажется, что они держатся за маленькие пальчики. Отлично, теперь мне кажется, что даже неодушевленные предметы не такие недееспособные, как я и Лукас.

Двадцать второй час.

Гэри и Гленда лежат в мусорке, а у Лукаса начинается нервный срыв. Он расхаживает по комнате, разминая плечи, и источает «оставьте меня в покое» феромоны. Я хочу спросить его, все ли с ним в порядке, но предполагаю, что он набросится на меня, если я это сделаю, а я не готова к повторению прошлой ночи. Меня тошнит от одной мысли об этом.

Так что, все.

Его психическое состояние меня не волнует. Тем более, что через несколько часов мы будем свободны.

— Виууу, виууу, — произношу я, изображая предупреждающую сирену, после того, как он пнул по дюжине депрессоров для языка.

Я притворяюсь, что мои пальцы ‒ это ракеты, запускаемые, в отместку, за нарушение границы. Мои указательные пальцы петляют и кружатся под звуки реактивной тяги перед тем, как прицелиться в его нос. Они останавливаются за дюйм перед контактом, застывшие от его взгляда.

Его брови сдвинуты вместе, образуя сердитую линию посередине лба. Я съеживаюсь.

— Я прощаю тебя, — говорю я с легкой улыбкой и пожимаю плечами. — Я просто выстрою её снова.

Примечание для себя: Лукас не в настроении для игр. Просто спроси Гэри и Гленду.

Двадцать третий час.

Мне не нравится эта новая, сердитая версия Лукаса. Он вспыльчивый и грубый. За несколько часов он не сказал мне ни слова, и это начинает меня беспокоить. Переодеваясь в ванной в шорты и футболку, я думаю, как далеко готова зайти, чтобы вернуть старого Лукаса. Для этого нужно проглотить свою гордость.

Когда я выхожу, то вижу, что он уже одет в джинсы и футболку, а его лицо сосредоточено. Он стоит у стола и листает журнал с детскими загадками.

Я жду, когда он поднимет глаза и признает моё существование, но я для него невидимка.

— Да, — говорю я.

Он переворачивает страницу.

Когда я скажу то, что собираюсь сказать, мне нужно, чтобы он смотрел на меня.

Я подхожу к нему и не останавливаюсь, пока чуть ли не залезаю на него. Теперь он не сможет меня игнорировать.

— Лукас.

Он едва поднимает глаза, но я все равно это засчитываю.

— Правда: да, я фантазирую о нашем поцелуе в коридоре.

Он выгибает бровь, изучает меня в течение трех секунд, а затем снова смотрит на свой журнал. Как будто я вообще ничего не сказала.

— Разве ты меня не слышал? Я фантазирую о нашем поцелуе. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня снова! Остановись, просто перестань притворяться, что ищешь различия! Они уже все найдены!

Я выдергиваю журнал из его рук и швыряю его через смотровую. Он приземляется с хлопком на плитку.

Кажется, я наконец-то привлекла его внимание. Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня. Молча.

Мне хочется закричать.

— Я фантазирую о нашем поцелуе! Как тебе это?

Он качает головой и наклоняется вперед, приближая свои губы опасно близко к моим.

— Я и в первый раз тебя услышал.

А потом он просто отстраняется и встает.

Вот так.

Как будто я только что не попросила его поцеловать меня.

Кем, черт возьми, он себя возомнил?

Я прижимаю его к столу и сжимаю в своей ладони его футболку. Я снова пытаюсь наклонить его голову, что бы он посмотрел на меня, и в течение двух секунд он не шевелится. Потом он потакает мне и наклоняется. Мы встречаемся лицом к лицу. Наши губы находятся близко друг к другу. Мои глаза обжигают его. Мне кажется, он выглядит довольным.

— Послушай меня, Лукас Тэтчер. Я ненавижу тебя, но ты меня поцелуешь. Ты поцелуешь меня и не остановишься.

Он улыбается, и мне кажется, что он сейчас рассмеётся, но я ему это не позволяю. Я приподнимаюсь на цыпочках и прижимаю свои губы к его губам. Это наказание. Жесткая любовь. Я целую его для его же блага.

Сначала он застывает в замешательстве. Я целую губы, которые не целуют меня в ответ, и начинаю сгорать от стыда, но он хватается за мои бедра и подтягивает меня ближе к себе. Я налетаю на него и прижимаюсь к его твердому телу. «О, слава богу» — думаю я. Он наклоняет голову и прикусывает мою нижнюю губу. Хоть он и вел себя плохо, но я готова разделить с ним наказание.