Бумажная звезда - Хейз Мэри-Роуз (читать книги TXT) 📗
Первые три месяца были наихудшими. Мама с папой печально наблюдали, как она по утрам, надев на себя шорты и спортивные тапочки, отправляется бегать, и вздыхали так тяжело, словно во всем этом мероприятии было что-то неприличное и даже опасное. Она возвращалась с пробежки в ужасном состоянии и без сил падала в кресло. Мама обмахивала ее лицо мокрым полотенцем и тут же предлагала чего-нибудь вкусненького: кусочек пирожка, пирожное или стакан крепкого сладкого чая.
— Нет, — решительно отказывалась Вера. — Оставь меня в покое. Мам, пожалуйста, не приставай ко мне.
— Найди себе работу, — снова предложил доктор Уилер. — Ты должна реже бывать дома.
— Какую же работу я могу найти?
— Любую. Ты хоть чуть-чуть разбираешься в искусстве?
— Я немного рисую.
— Вот и займись чем-нибудь, связанным с рисованием.
Вера удивилась, что ей самой не пришла такая мысль.
Она нашла работу продавщицы и приемщицы в местной картинной галерее, специализировавшейся на покупке и продаже скромных акварелей с видами сельских домиков, увитых шток-розами, с котятами, играющими клубками пряжи, или Иисусом Христом, бредущим среди пасущихся овечек.
Во время частых отъездов хозяина галереи, пожилого человека по имени Кристофер, у которого, по его словам, была слабая грудь. Вере удавалось иногда продавать картины.
Вера все время бегала. Бегала на работу, бегала в перерыве на ленч и домой тоже возвращалась бегом. Она регулярно принимала витамины и, к ужасу мамы, ела только фрукты, овощи и обезжиренное мясо.
Спустя полгода девушка окрепла и уже без труда пробегала целую милю. Скоро Вера заметила, что у нее появилась талия.
Когда ее размер уменьшился до двенадцатого, доктор Уилер дал ей синий резиновый корсет с белыми полосками по бокам. В нем она сразу почувствовала себя стройной и изящной.
Прошло девять месяцев.
— Тебя не узнать, — говорила мама. — Ты так изменилась, Вера. Я перестала понимать тебя. Зачем тебе надо худеть? — Она всхлипнула. — Бегаешь, бегаешь… У меня такое впечатление, что ты собираешься убежать от нас. Я права?
Ты больше не хочешь жить с папой и со мной. Конечно, мы постарели, и тебе стало скучно.
Однако Вера больше не испытывала чувства вины.
— Ма, я люблю тебя и папу, но мне пора начинать самостоятельную жизнь.
К весне 1982 года Вера значительно похудела и держалась в этом весе уже полгода. Она выбросила большую часть своей старой одежды и перешила ту, которую можно было переделать, однако основную часть гардероба пришлось обновить.
Сент время от времени писал ей. Работа над книгой успешно продвигалась, учеба доставляла ему удовольствие, Арни поправлялся, и Сент наконец смог его навестить. Джи Би много работала.
Вера с гордостью смотрела на свое отражение в зеркале.
Она выглядела совсем неплохо.
Откровенно говоря, она стала выглядеть настолько хорошо, что перестала чувствовать себя ущербной по сравнению с Джи Би. Веру больше не волновало, что у Старфайер лицо Джи Би.
Теперь она с легким сердцем снова могла начать рисовать.
После нескольких месяцев напряженной работы девушка отобрала шесть самых лучших рисунков, сняла с них ксерокопию и авиапочтой направила Сенту.
«… Мне кажется, что тебе будет интересно узнать о дальнейших приключениях Старфайер. Если ты по-прежнему хочешь оказать мне услугу и если, конечно, у тебя есть время, предложи их в одну из газет Сан-Франциско».
Конечно, все это пустое. Ничего путного не выйдет. Кто их возьмет?
— Но человек должен мечтать, — говорил доктор Уилер. — Если хочешь поехать в Калифорнию, чтобы стать профессиональным карикатуристом, и готова все для этого сделать, то твоя мечта осуществится.
И вдруг произошло нечто из ряда вон выходящее: он взял ее двумя пальцами за подбородок и заглянул в глаза.
— По крайней мере та привлекательная девушка, которая сидела в тебе, наконец освободилась, не так ли?
Доктор наклонился и поцеловал Веру в лоб.
Раньше он этого никогда не делал. Вера не знала, как расценить этот поступок, не знала, понравился ей его поцелуй или нет. Она просто была не готова к этому. Не считай она доктора старым, могла бы подумать, что тот с ней флиртует. Возможно, это и нельзя расценивать как флирт, судя по серьезному выражению лица доктора и по тому любопытству, с которым он смотрит на нее, но более подходящего слова Вера в тот момент подобрать не смогла. Ей осталось только надеяться, что такое больше не повторится.
Поцелуй смутил ее, и она чувствовала какую-то неловкость, как будто между ними произошло что-то неприятное, нарушилось какое-то равновесие, чего ей совсем не хотелось.
Пусть все останется как прежде, чтобы доктор Уилер так и оставался прежним доктором Уилером.
Он заметил ее смущение и растерянность.
— Почему я сделал это? — спросил доктор, глядя на нее в раздумье, и, не дожидаясь ответа, сам же разъяснил:
— Потому что я дурак. — Он непринужденно рассмеялся и, к ее большому облегчению, снова стал прежним.
Вера сознательно пошла на риск, перезаключив свой договор с Кристофером, и начала работать только за комиссионные от продажи картин. Кристофер был в восторге, его грудь по-прежнему болела, и врач рекомендовал ему пожить какое-то время в сухом климате.
Он улетел в длительное путешествие в Марокко, а Верд немедленно приступила к работе, переоборудовав витрину, освещение, вычистив все помещение внутри, и стала брать картины на комиссию, что было вовсе не обязательно, поскольку большинство из них имело простенький сюжет: закаты, домики, утопающие в зелени, играющие котята.
В первую неделю девушка почти ничего не продала — лишь несколько поздравительных открыток да рамок, зато на следующей ей удалось продать две акварели и небольшую, написанную маслом картину с видом плывущей шхуны.
Вскоре вернулся Кристофер. Его кашель почти прошел, но он подхватил какое-то кишечное заболевание, которое сам называл агадирским подарком. Вера снова оказалась предоставленной самой себе, и к концу третьей недели дела пошли еще лучше, а галерею стали посещать не только старые девы и приходские священники, но и другие клиенты.
Дело продвигалось очень медленно, зато верно, а вместе с тем улучшилось и настроение самой Веры. В мае она получила от Сента очередное письмо и была безумно счастлива.
«…Может, из этого еще ничего и не выйдет, так что подожди радоваться, но у одного из моих преподавателей есть друг, знакомый с редактором „Экспресс фичерз“. Это синдикат, принадлежащий „Сан-Франциско экспресс“. Я послал ему твои рисунки Старфайер, которые произвели на него хорошее впечатление. Он позвонил мне и попросил прислать им все, что у тебя имеется. В будние дни они будут печатать их как комиксы в обычном черно-белом варианте, а по воскресным дням — в цвете. Редактор сказал, что нужно представить их в нормальном размере. Думаю, ты лучше меня знаешь, что требуется. Отправь их прямо ему на Маркет-стрит, его зовут Фил Солвей.
В ближайшее время я уезжаю на озеро Тахо. Арни разрешили покинуть реабилитационный центр при условии, что он каждую неделю станет сдавать анализы крови и те будут нормальными. Его отец арендовал на озере небольшой домик, и Арни хочет, чтобы я поселился вместе с ним. Поеду туда по окончании семестра. Мне кажется, что там будет хорошо работаться.
Р.S. Ты отдаешь себе отчет, что Старфайер вылитая Джи Би? Или ты нарисовала ее такой преднамеренно? Я послал Джи Би копии твоих рисунков. Надеюсь, не возражаешь?»
Поначалу Вера почувствовала недовольство, но, немного поразмыслив, решила, что возражать бессмысленно. В конце концов Джи Би входит в трио Старфайер и, пожалуй, самая главная из них. Конечно же, она должна увидеть ее творение.
А тем временем Старфайер с каждым днем становилась все более реальной и уверенной.
— Все это, конечно, хорошо, — сказал Кристофер, с сомнением глядя на Старфайер, — и рисунки и все такое прочее, но не кажется ли тебе, что она какая-то распутная?
