Страсти-мордасти (СИ) - Цибулина Маира (читать книги без сокращений .txt) 📗
— А почему ты не устроишься в другое отделение милиции? Их в Москве, как грибов в лесу после дождя!
— Давай я тебе об этом расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас нету на это времени. Надо спешить и быстрее с этим покончить. А то еще кто-то застукает нас за этим делом. Давай вставляй!
— Что вставлять? — Женя аж покраснел от моих многозначных слов.
— Не то, о чем ты счас подумал! — стеснила я парня своими словами. — Кассету вставь, пожалуйста, в автомагнитолу.
— А! — с облегчением вздохнул Женя. — Не могу.
— Почему?
— А у меня считывает только флешки. Таким старьем уже никто не пользуется, Доша.
— Ладно, поехали к моим родителям. У меня в комнате есть старый магнитофон. На нем я слушаю любимые, старые кассеты.
43
Мы достались ко мне только через час, потому что застряли в жутком заторе. Но это время мы провели с пользой, рассказывая друг другу о своем детстве. К школе мы не успели добраться, поскольку уже доехали к дому моих родителей.
— Только бы сейчас не наткнутся на кого-то из моих близких, — с надеждой в голосе вздохнула я, веря в чудеса. — Мне сейчас не до них. Хотя есть вероятность, что они уже забыли, что я временно вернулась к ним.
Мы достались моей комнаты не замеченными никем. Я сразу вставила кассету в магнитофон. С разговора мы поняли, что мужчина шантажировал то ли девушку, то ли женщину.
— Это же сам Владимир Ильич! — воскликнула я от удивления. — Это его голос.
— Доша, не может этого быть.
— Почему? Ты же не был знаком с ним.
— Да и ты, кстати, тоже.
— Нет, ты ошибаешься, Женичка, я как раз с ним была знакома, ведь часто его сына навещала.
Женя как-то странно и скоса на меня посмотрел.
— Нет, Дошенька, ты никак не тянешь на восьмидесятилетнюю.
— Спасибо тебе, Женичка, за столь лестный комплимент, — с улыбкой поблагодарила я своего друга.
— Да и тогда еще кассет не было. Значит, и запись тогда не могли никак сделать.
— Ты что, Женя? — удивилась я его странному поведению.
— Да и ты не могла быть знакома с сыном Владимира Ильича, потому что у Ленина не было сына.
— Ленин! При чем тут Ленин?
— Ну, ты же сама сказала, что это голос Владимира Ильича.
— Я имела в виду Булдыгина старшего, отца Коли.
Мы оба рассмеялись так громко, что наш смех должен был бы слышен на весь дом. Вот, так путаница вышла! Именно, такие смешные ситуации и соединяют людей вместе.
Следующий час мы с Женей разгадывали тайну всех тех убийств, делились своими мыслями и суждениями, пытаясь потом вывести единственный, правильный вариант. Значит, мы пришли к обоюдному согласию, что Владимир Ильич как-то достал улики, компрометирующие неизвестную, пока нам особу, и шантажировал ее. Действительно ли она платила Булдыгину за его молчание, мы не знаем. Это нужно как-то проверить. Потом Владимир Ильич погибает, как будто от руки преступника. Но у нас есть сомнения по поводу того: был ли Булдыгин убит случайно или наемным убийцей. Может эта неизвестная особа заказала его убийство?
Дальше Коля узнает, — от кого именно мы не знаем, — что его настоящий отец ректор Потапенко. Он, конечно, этим воспользовался для того, чтобы не ходить на лекции и пары в академии, но при том получить диплом со всеми другими студентами.
— Коля шантажировал Потапенко. Он пугал того, что расскажет всем об их родстве, — вставил слово Женя.
— Разве Потапенка можно было этим запугать? Ну, узнали бы все, что у него есть сын на стороне и что?
— Доша, неужели ты не слышала никогда о жене ректора?
— Нет. А что с ней такого?
— Наш твердый орешек Потапенко дома был под каблуком у жены, младшей от него на четырнадцать лет. Он ее страшно боялся.
— То есть?
— Она была ревнивая истеричка. По любому поводу устраивала ему допрос, и если его отчет ее не устраивал, то скандалила так, что соседи по площадке знали, что Потапенко случайно посмотрел в сторону какой-то дамочки, еще младшей, чем его жена. Помнишь историю с преподавательницей Ткаченко.
— Нет, я такую фамилию слышу впервые.
— Ну, ты тогда, наверное, еще в школе училась. Так вот! Пришла к нам на замену эта Елена Прекрасная, потому что физрук наш укатил на заработки в Испанию, у него дочь через год должна была поступать, а его копеечной зарплаты не хватило бы на оплату и недели учебы.
— Ну и что та Лена положила глаз на Потапенко?
— Ее звали Кларой, а не Леной.
— Но ты же сам только что назвал ее Еленой.
— Это ее студенты так прозвали. Она была богиня красоты. Сам вижу ее сейчас перед глазами: стройная фигурка, ножки само загляденье, грудь второго размера …
— Ты что сам мерял ей бюст? — раздраженно спросила я, начиная ревновать.
— Нет, но у меня глаз — алмаз. Могу определить с первого взгляда, какой размер носит любая баба. Так вот, глаза у нее были зеленые, как у кошки, и коготки имелись на ее гламурных пальчиках тоже. Волосы были цвета тучек после дождя, белые-белые! — Женя аж глаза закатил к небу, так опьяненно описывал достоинства этой барышни; прям тошно было смотреть на него. — И то не крашеные волосы, как у большинства дамочек, а естественные от природы. Ее отец, поговаривали, был из Финляндии.
— Женя хватит уже ее приукрашивать! — рассердилась я. — Таких красоток не бывает в природе. Всегда у какой-то найдется какой-то изъян: то нос кривит в сторону, то один глаз косит, то сисек вообще нету.
— Эта Клара была без единого изъяна! — воскликнул Женя так одушевленно, что меня еле не вывернуло наизнанку. — Поэтому ее звали Еленой Прекрасной. Ради нее можно было начать войну со всем миром, зная даже при этом, что победы вам не видать. Но ради такой девушки стоит рискнуть, даже ценой собственной жизни!
— Женя хватит!
— А какой ангельский у нее был голосок! Можно было заслушаться!
— Женя!
— Ты что уже ревнуешь, хотя мы с тобой и не встречаемся? — предположил парень.
— Что? — возмутилась я.
— Представь, что было с Ректоршой, когда она увидела впервые, как Потапенко воркует с Еленой Прекрасной. Да она в его кабинете учинила такой разгром, что уборщицы работали потом целую ночь, а секретарше Церберихе пришлось еще неделю перебирать разодранные в клочья документы, а потом еще и месяц, чтобы возобновить все уничтоженные во время разгрома учеты, доклады и тому подобное.
— Ничего себе! — аж присвистнула я от изумления. — Хотя я, как женщина, понимаю жену Потапенко. Но боюсь я не из ее числа ревнивых истеричек. Если бы я была на месте Ректорши, то я бы тихонько ушла от такого кобеля-мужа, но не стала бы точно на все сто процентов громить кабинет, притом извещая всему миру об измене моего мужа. Я бы от позора сгорела со стыда.
44
— Видишь ли, ты не принадлежишь к числу таких бесноватых кикимор.
— Ну, спасибо тебе, хоть и за такой комплимент!
— Не ревнуй. Этого ангела чистоты и красоты, к сожалению, уже нету среди живых, — грустно сообщил Женя. — Однажды она исчезла без следа, никому не сообщив о своем уходе. А через месяц недалеко от Москвы был найден труп в озере. Тело было обмотано клеенкой и его бы так и не нашли, если бы веревка, которой был обмотан огромный камень и к которой крепилось тело, не сгнила.
— Прости меня, Женя, я вела себя глупо.
— Экспертиза показала, что это была женщина, молодая и что она умерла ужасной смертью. Ее сначала избили, потом, предварительно крепко связав, облили ее лицо кислотой, которая уничтожила весь кожный покров лица, — Женя тяжело глотнул ком подступивший к его горлу. — Говорят, от такой боли человек сразу умирает. Но в легких женщины была обнаружена вода, значит, она утонула, при этом страдая от жуткой боли.
— Это что же выходит — ее после таких жутких пыток обмотали клеенкой, проделав в ней дырочки, и бросили в озеро?
— Да, — еле вымолвил Женя.
У меня от ужаса мурашки по коже пошли, а на глаза навернулись слезы. Каким извергом надо быть, чтобы вот такое сделать!
