Полет над разлукой - Берсенева Анна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Ну, Андрей, ты видишь? – сказал Карталов. – И что делать? Я предполагал, что ей нелегко дастся эта роль, но чтобы так… Она же как рыба, выброшенная на берег!
Аля вздрогнула, услышав это сравнение.
Карталовский собеседник молчал, то ли не находясь с ответом, то ли просто размышляя. Потом он наконец произнес:
– Давайте сделаем другое оформление, Павел Матвеевич.
– При чем здесь оформление! – раздраженно воскликнул Карталов. – Я тебе об одном, а ты… Погоди, Андрей. – Он вдруг словно споткнулся. – Что значит – другое? Что это ты деликатничаешь?
– Ну да! – Тот засмеялся. – Конечно, деликатничаю – вон вы разъяренный какой!
– Переменить мизансцену – это ты хочешь сказать? – уже спокойнее спросил Карталов.
Але показалось, что даже голос у него стал цепким, готовым воспринимать самые неожиданные предложения. Она открыла глаза и прислушалась внимательнее.
– Так скажи, скажи, – поторопил Карталов. – Что тебя не устраивает?
– Мне кажется, можно все переменить, не одну мизансцену. – Голос у него был спокойный и, несмотря на «мне кажется», твердый. – Она совершенно не смотрится издалека, когда стоит неподвижно. Я думаю, она сама это чувствует.
– И что ты предлагаешь? – удивленно спросил Карталов. – Играть для первых двух рядов? Или в зал ее переставить?
– Зачем – ее в зал? Лучше наоборот…
– Андрюша! – Але показалось, что Карталов сейчас задохнется; она хотела выглянуть из-за кулисы, но боялась даже дышать. – Да ведь это… Все вверх ногами перевернуть – зрителей на сцену посадить, действие в зал перенести! А ее оставить на сцене, она в двух шагах от зрителей будет стоять, и лицо – как на экране, со всей страстью… Вот это да! Да-а, Андрей Николаич, старый я становлюсь, а? Такой простой вещи не понял!
– Не такая уж это простая вещь, Павел Матвеевич, – засмеялся тот. – Много вы видели спектаклей со зрителями на сцене? И потом, вы же сами это предложили, я про оформление только сказал. Так что когда вас обвинят в авангардизме и элитарности – на меня не сваливайте!
– Не-ет уж, господин оформитель, – расхохотался Карталов. – Готовься разделить ответственность! Чуть что – на тебя буду все лавры вешать.
– Только, может быть, вы в следующий раз с ней это попробуете? – словно вспомнив что-то, сказал тот. – По-моему, она просто измучена, вам не показалось?
– Еще бы! – хмыкнул Карталов. – Два месяца я ей не даю сделать то, что она могла бы сделать так мощно! Вот ты лицо ее вблизи увидишь – сам поймешь… Аля! – громко крикнул он. – Ты где там, иди сюда!
Аля вскочила и бесшумно, на цыпочках, выбежала в коридор. Постояв там две минуты, она прошла через кулисы на сцену, стуча каблуками. По торжеству в голосе Карталова она поняла, что он хочет сделать ей сюрприз. И зачем лишать его этого удовольствия?
Сердце у нее билось стремительно, у самого горла. Она понимала, что в этот вечер произошло что-то важное – может быть, самое важное для нее с тех пор, как она поняла, что хочет быть актрисой.
Она вышла на авансцену и остановилась у рампы. «Господин оформитель» снова сидел в предпоследнем ряду, и снова видно было только, как поблескивают стекла его очков.
– Алечка, – с видом заговорщика сказал Карталов, – не будем сегодня больше повторять. Ты устала, расстроилась. Отдохни, успокойся! Ничего страшного не произошло, завтра мы встретимся утром и попробуем все заново, хорошо?
– Хорошо, – кивнула она. – Завтра утром…
Аля шла по улицам Кулижек, и ей казалось, что она не идет, а плывет в глубине невидимой реки – так влажен был ночной весенний воздух. Тяжелый мартовский снег еще лежал на крышах домов, но уже начинал таять; иногда с карнизов падали большие снежные шапки и глухо ударялись об асфальт.
Ей легко было плыть в этом темном весеннем воздухе, наливаясь его силой и тишиной – то ныряя вглубь, когда круто сбегал вниз переулок, то выплывая на поверхность по уходящей вверх мостовой.
Темнели монастырские башни, терялись в сплетениях ветвей купола церкви Владимира в Старых Садах, тишина стояла у Яузских ворот – все тонуло в глубокой воздушной воде, и Аля была погружена в нее так же, как деревья, церкви, колокольни…
Глава 11
В первые месяцы своего появления в Театре на Хитровке Аля была занята только репетициями. Ей не давалась роль, она приходила в отчаяние, и у нее совершенно не оставалось ни времени, ни сил на то, чтобы вникать в подробности здешних отношений, интриг, неизбежных в любой, даже самой дружной театральной труппе.
То есть, конечно, она догадывалась, что хитрованцы вовсе не пришли в восторг от ее появления. Если бы Аля была старше их лет на тридцать и пришла на роли бабушек – тогда, пожалуйста, она не помешала бы никому. А так – ведь они и сами были молоды, и она неизбежно отнимала у кого-то роли, невольно наживая недоброжелателей.
Аля помнила, как полгода назад хитрованцы смотрели «Свадьбу», сыгранную нынешним карталовским курсом в Учебном театре ГИТИСа, – в полном молчании, без аплодисментов, без единого слова одобрения. Карталов даже возмутился тогда.
– Ребята, нельзя же так! – воскликнул он, обращаясь к своим хитрованцам, мрачно сидящим в репетиционной после спектакля. – Скажите же хоть что-нибудь. В конце концов, всякая ревность должна иметь предел!..
Так что, ощутив скрытую недоброжелательность труппы, Аля почти не удивилась. Конечно, по возрасту своему она должна была бы питать больше иллюзий, касающихся человеческих отношений. Но по тому опыту, который невольно приобрела за год своей жизни с Ильей и постоянного общения со стильной тусовкой, иллюзий она не питала никаких.
За тот год она успела понять, что такое зависть – чувство для большинства людей всепоглощающее.
Ее не удивляли улыбки и добрые слова, произносимые в лицо, в сочетании с гадостями, изливаемыми за спиной.
Она прекрасно знала, что любая оплошность вызывает желание ею воспользоваться, а уж никак не сочувствие.
Мир людей предстал перед нею далеко не радужным. К его враждебности следовало привыкнуть и не ожидать, что она вдруг превратится во всеобщую доброжелательность.
Конечно, были в этом мире люди, без которых жизнь просто не имела бы смысла. Венька Есаулов, взгляд которого Аля не забывала никогда… Отец Ильи, Иван Антонович Святых, с живым, глубоким вниманием в глазах. А главное – Павел Матвеевич Карталов, самый надежный остров в этих волнах.
И все-таки ей было неприятно, например, что затихает общий веселый разговор, когда она входит в курилку. Или что Нина Вербицкая едва кивает ей при встрече, да и то не всегда. Наверное, давно следовало поговорить обо всем этом с хитрованцами, да хотя бы с одной Ниной – Аля чувствовала, что та больше всех других определяет отношение к ней. Но какая-то упрямая гордость не позволяла ей это сделать. В конце концов, почему она должна что-то кому-то объяснять? Она пришла сюда играть, и будет играть – а до остального ей дела нет!
Наверное, искренность этого стремления была так очевидна, что вскоре ее ощутили и актеры. Аля заметила, что те из них, что были заняты в «Сонечке и Казанове», стали относиться к ней гораздо теплее: болтали о каких-то приятных мелочах, рассказывали житейские истории, а Стасик Тарасов даже приглашал время от времени в кафе, недавно открытое в театральном флигеле.
Правда, Нина по-прежнему была холодна, но, в конце концов, это ее дело.
После того как Карталов совершенно переменил сценическое решение спектакля, все изменилось в Алиной жизни. Репетиции снова превратились для нее в праздник, сердце у нее счастливо билось, уже когда она поднималась по ступенькам на театральное крыльцо.
Конечно, это не значило, что все теперь шло как по маслу. Даже наоборот: стали вылезать те огрехи, которые почему-то оставались скрытыми прежде, несмотря на множество этюдов и несколько спектаклей, в которых она играла, – например недостатки речи. Карталов сердился, говорил, что у нее плохо поставлено дыхание, а дикция просто отвратительная.
