Преследуемый Зверем Братвы (ЛП) - Коул Джаггер (читаем книги бесплатно .txt, .fb2) 📗

Я вижу это ясно, как божий день, потому что вижу это в зеркале каждый раз, когда смотрю в него.

Я продолжаю идти к нему, закусив губу.

— Костя…

— Нет, Нина, — рычит он, резко вставая. Он качает головой. — Нет…

— Дмитрий не был твоей виной, Костя, — шепчу я.

— Прекрати это.

— Федор тебя обманул. Он играл на том, что у тебя нет отца, что ты отчаянно нуждаешься в семье…

— Ты ничего не понимаешь в том, что говоришь!..

— Ни хрена себе, я не знаю?!! — Кричу я в ответ. Блять, я знаю!

Плечи Кости вздымаются. Его грудь поднимается и опускается, когда он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Его глаза полны ярости, но в то же время и боли. И когда он смотрит на меня, я вижу трещины, пробивающиеся сквозь броню.

— Нина…

— Дело пошло плохо, и человек, которого ты называешь отцом, продал тебя на хрен, Костя. Что бы спасти себя. Он позволил тебе расстаться с жизнью, чтобы остаться свободным.

Его глаза плотно закрываются. Он крепко сжимает зубы.

— Ты знаешь, что случилось с Федором после того, как ты попал в тюрьму?

Копать глубоко-это часть моей работы, работая на брата. И после того, что случилось с Федором, именно это я и сделала. Я так и не узнала о Дмитрии и Косте. Но я знаю об Анатолии и Кирилле.

— Нина…

— Он нашел еще двух мальчиков в другом приюте.

Костина рука сжимается в кулак.

— Анатолий и Кирилл, они были большими, как и ты. Федор учил их драться в боксерских поединках.

Когда я вижу, как вытягивается его лицо, я понимаю, что задела его за живое. Я знаю, как это больно, и мне кажется, что этот нож тоже режет меня, когда я делаю это. Но он должен знать. Он должен понять, как я наконец поняла насчет Богдана.

— Кирилл погиб в одном из таких боев. Ему было одиннадцать, Косте. Одиннадцать.

— Пожалуйста, — шипит он.

— Анатолий сдался за перестрелку, во время которой его даже не было в Москве. Но это же Москва, так что полиции было наплевать. Он попал в тюрьму и погиб во время беспорядков.

Я подхожу ближе к Косте, который дрожит, его челюсти сжаты так сильно, что я беспокоюсь за его зубы.

— Я знаю войну в твоем сердце, Костя, — шепчу я. — Я знаю газлайтинг, и всю чушь, и ложь, и чувство, что тебе нужно держаться за что-то гнилое, потому что "это то, что делает семья". Но это чушь собачья, — шиплю я. — Теперь у меня есть семья. Я знаю, что значит любить и быть любимым, уважать и быть уважаемым в ответ. Семья, это не страх…

— Нина…

— Это не угрозы.

— Черт возьми, Нина…

Я подхожу прямо к нему. Протягивая руку я кладу ладонь ему на щеку. Его трясет, плечи поднимаются и опускаются.

— Семья берет тебя и спасает. Семья оттянет тебя от края пропасти, — задыхаюсь я, мой голос срывается. — Она не толкает тебя за борт.

— Нина…

— Я прямо здесь.”

Он врезается в меня, его огромные руки обхватывают меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Но я хватаю его обратно. Я обнимаю его, а он утыкается лицом мне в шею и рычит, словно лев.

Мы стоим так, просто держась друг за друга, я даже не знаю, как долго. Но это не имеет значения.

Как я уже сказала, я участвовал в этой битве. Я боролась с этим каждый день с тех пор, как Виктор вытащил меня из ада и привел к жизни, о которой я даже не позволяла себе мечтать. Никто и никогда не забирал Костю из его собственного ада. Но я могу.

Когда он отстраняется, его взгляд становится жестким. И в них есть потребность, когда он притягивает меня к своей груди. Его рот опускается к моему, и я стону, когда наши губы соприкасаются. Сначала это просто поцелуй. Но с другой стороны, это гораздо больше.

Его хватка на мне усиливается. Его поцелуй становится глубже, голоднее. Боль во мне превращается в желание, сломанные части меня тают от жара, пульсирующего в моей сердцевине. Я чувствую, как он становится твердым и толстым рядом со мной. Его огромный член набухает между моих бедер, и я хнычу, когда тянусь к нему.

— Нина, — стонет он.

— Я твоя.

Он рычит мне в губы, и я хнычу, когда он внезапно поднимает меня к себе. Он разворачивает нас, прижимаясь спиной к стене, и я жадно целую его губы. Его руки сжимают мою задницу, а мои ноги обвиваются вокруг его талии.

Я чувствую, как его толстая головка скользит в мое отверстие. С рычанием он толкается внутрь, что меня перехватывает дыхание. Мой стон, тает на его губах. Мои руки обвивают его шею, а пальцы зарываются в его волосы.

Костя ревет и толкается в меня. Когда вся его длина погружается по самую рукоять в мой жар, я не могу удержаться и вскрикиваю. Он отстраняется, но затем снова врезается в меня, как будто вколачивает меня в стену. Мои ногти жадно впиваются в него. Мои соски царапают его грудь. И я целую его отчаянно и глубоко.

Он стонет мое имя мне в рот, когда жестко трахает меня, входя в меня снова и снова. И я кричу ему в губы, сильно кончая, но он продолжает. Его пальцы впиваются в мою кожу. Его тяжелые яйца шлепают меня по заднице, а он врезается в меня, как демон.

Я кончаю снова и снова. Вскоре я теряю счет времени, пока его рот не соприкасается с моим. Со стоном он, зарывается по самые яйца. Я хнычу и следую за ним в оргазме, чувствуя, как он взрывается внутри меня. Его горячая сперма проливается глубоко, заполняя меня, когда я сжимаюсь вокруг него, крепко прижимаюсь к нему.

Его горячие губы прижимаются к моим. Они остаются там, пока он обнимает меня и осторожно относит на кровать. Мы ложимся поперек нее, и он так и не выходит из меня. А его губы никогда не покидают моих.

Глава 16

Костя

Сибирь, четыре года назад:

Я просыпаюсь от звука дубинки, стучащей по металлическим прутьям моей камеры. Я приоткрываю глаза, видя в основном темноту, за исключением единственной голой лампочки в коридоре.

— Vstavay ublyudok! — Просыпайся, ублюдок.

Некоторые люди здесь пытаются выучить имена охранников, чтобы повлиять на них, подружиться с ними. Чтобы передать информацию за пределы стен, и получить рычаги влияния внутри. Для меня они все одинаковы. И все они видят для меня так, как же как все остальные в этом месте.

Если мы в аду, то я-дьявол.

В основном это из-за моего размера. У меня по меньшей мере на пятьдесят фунтов мышц, больше чем у большинства здешних мужчин. Даже больше. На какое-то время это сделало меня мишенью. Это все еще так, но только для действительно сумасшедших или тех, кто одержимвых желанием доказать что-то черт знает кому.

Охранник возле моей камеры с ухмылкой снова барабанит по решетке. — Vstavay! — Он снова кричит на меня. Просыпайся.

И снова мои разбитые и опухшие глаза приоткрываются, чтобы посмотреть на него. Может быть, сейчас утро, а может быть, и нет. После последнего боя я уже неделю нахожусь в одиночке. Их было шестеро, и я до сих пор понятия не имею, в чем была их проблема со мной. Мне так же все равно. Какой бы ни была эта проблема, ее больше нет. Не сейчас, когда все шестеро мертвы.

Неделя-это ничто. После трех вы начинаете чувствовать, как безумие царапает вас изнутри. Через месяц ты начинаешь разговаривать с тенями. через два месяца ты становишься одной из этих теней.

Я уже проходил это четыре месяца назад. Это не то, что я хотел бы повторить. Я знаю, что я здесь на всю жизнь. И я знаю, что решетка и постоянный шепот опасности и нападения, не очень приятная жизнь. Но это лучше, чем безумие.

— Vremya idti, — огрызается охранник. ”Пора уходить, ублюдок.

Он насвистывает в темном коридоре. Я слышу топот сапог, а затем вижу семерых мужчин в полном боевом снаряжении, с масками, щитами, электрошоковыми дубинками и пистолетами на готове. Я сажусь на край каменного выступа без одеяла, который служит здесь кроватью. Ухмыляясь им.

— У нас что, вечеринка?