Претендент (СИ) - Грушевицкая Ирма (книги без регистрации txt, fb2) 📗
Сказки им заменяли математические задачки и ребусы. Они щёлкали их как орехи, и нередко Лиам оказывался быстрее Ника. Ум младшего брата был устроен по-другому. Может, именно поэтому, получив степень, он захотел заняться моделированием парусных судов. Клеить лодки, как говорили в их семье. И гонять на своём любимом мотоцикле.
Мотоциклам Ник предпочитал спортивные машины. Научной карьере — ни на минуту не останавливающийся мир информационных технологий. Хакерство и заказные DDOS-атаки из того же времени. В его жизни было предостаточно того, чем не принято гордиться — от бодяжной выпивки до лёгких наркотиков и одноразовых связей. Мало кто из друзей знал, чем на самом деле Ник занимался. Мало кто, узнав, остался с ним.
Мэтт, Крис и Тейлор как раз из того времени. Лучшие друзья, от которых сейчас он хранит свой главный секрет. Который в данный момент дремлет после сытного ужина.
А нет: таращился на него полными слёз глазами.
— Эй, приятель, ты чего? — Ник метнулся к сыну и неловко замер в метре от кровати, боясь задеть стоящий рядом с кроватью штатив капельницы. — Где болит?
— В горле. Где ма-ама? — протянул Лукас плаксиво.
— В коридоре. Вышла поговорить с доктором.
— Хочу к ма-ааме.
— Сейчас она придёт. Не плачь.
Просьба не плакать сработала ровно наоборот: две крупные слезы синхронно скатились по розовым щекам, а рот скривился в беззвучном плаче.
— Ну трындец! — в сердцах воскликнул Ник.
— Это плохо-ое слово, — проревел малыш.
— Я знаю ещё хуже. Могу научить, если хочешь.
Лукас икнул и неожиданно перестал плакать.
Ник не поверил своему счастью.
— Только давай годика через три. Тебе как раз будет десять.
— Не десять, а семь.
— Почему семь? Ты же сказал тебе почти пять. Значит, восемь. В восемь самое время учиться ругаться.
— А мама разрешит?
— Думаю, вряд ли. Тебе придётся выбирать между желанием познать неведомое и нежеланием расстраивать маму.
Цель была достигнута: Лукас перестал плакать и, судя по сурово сведённым бровям, активно о чём-то размышлял.
Ник даже вспотел от напряжения, но всё же принял себе в зачёт этот престранный диалог с сыном — первый, осознанный. К тому моменту, как вернулась Элис, слёзы на щеках Лукаса высохли, а ещё через десять минут он мирно спал. Врач сказал, что малыш проспит так до утра, и после долгих уговоров Ник увёз Элис к себе.
Покупка дома не входила в его планы на ближайшие лет десять-пятнадцать. Ника вполне устраивала квартира на Мичиган авеню, которую он снял, когда пришёл в «Неотек». Отдал должное статусности, к которой всегда относился с предубеждением.
Квартиры до этого были холостяцкими берлогами, в самом прямом смысле этого слова — минимум вещей при максимуме функционала. Здесь было то же самое. Вечеринки, правда, он больше не закатывал, к тому моменту на них совершенно не осталось времени, но многочисленных подружек приводил. Кое-кто из них задерживался, но отношения редко когда длились больше пары месяцев. Редко какая женщина в самом начале романа могла смириться с его постоянной занятостью на работе.
Когда личный счёт в банке начал приближаться к семизначной цифре, Ник задумался о вложениях и обратился к единственному человеку из его окружения, кто хоть что-нибудь смыслил в инвестициях.
Уже в то время говорить о Мэтте Крайтоне как о «что-нибудь смыслящем» было довольно легкомысленно, но, встречаясь с парнями, они обычно мало обсуждали дела. К тому моменту Мэтт уже основал корпорацию «Тринко» и до получения им звания «Инвестор года» оставалось каких-то несколько месяцев. В тот период он занимался покупкой дома для отца, потому и предложил Нику вложиться в недвижимость — идея на перспективу, которая даже ещё не вырисовалась в голове у последнего.
Выбирал Ник недолго. Двухэтажный особняк, стоящий в отдалении от других домов и огороженный живым забором, оказался вторым, который показывал агент, и его устроило всё: архитектура, место, цена. Линкольн-парк — центральный район Чикаго располагался к северу от Петли — делового центра города. Даже с учётом пятничных пробок дорога из дома до здания «Неотека» редко когда занимала больше сорока минут. И всё равно, после покупки прошло года два, прежде чем Ник перебрался туда окончательно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})На самом деле его никогда не прельщала идея убежища. Ведущий довольно активный образ жизни, Ник редко испытывал необходимость в уединении. Лишь раз он закрылся от всех на наделю, в течение которой не переставая пил. Особняк, к тому моменту ещё до конца не обустроенный, стал тем самым убежищем, в котором в полном одиночестве Ник переживал смерть брата.
В те страшные дни родителей поддерживали родственники и друзья, а для него находиться в отчем доме, до основания пропитанном скорбью, оказалось невыносимо. Тогда его осудили многие, и позже пришлось просить прощения у матери, но борьбу с правилами общества и моралью Ник проиграл.
Кофеварка, к которой прицепилась Элис, стала первой, кто помог ему вылезти из того состояния. Кофеварка и Мэтт. Когда Ник пропал со всех радаров, он оказался единственным, кому пришло в голову искать его в тёмном, не выглядящем жилым особняке.
Две последние бутылки коллекционного «Мидлтона» из погребов Шона они выпили вместе. Ник тогда не знал, что помимо его горя, Мэтт переживал собственное — именно в те дни от него ушла Мэри. Много позже он отплатит другу тем, что подтолкнёт Мэтта к действиям, позволившим её вернуть.
Спустя два дня пьянства пришёл черёд тяжелейшего похмелья и крепчайшего кофе. Боль душевная не притупилась — она перешла в физическую, но для Ника это всё равно стало своего рода облегчением.
Трясясь после ледяного душа, он сидел на кухне и грел руки о кружку с горячим кофе.
— Не знал, что этот монстр ещё жив, — сказал тогда Мэтт, кивая на кофеварку. — Почему ты её не выбросишь? Сейчас много современных машин, капсульных. Только воду заливай, никакой долбёжки с зёрнами.
— «Капсульных». Педиковатое слово какое-то.
— Брутальнее пить кофе из загаженного кофейника. Ты когда его последний раз мыл?
— Пошёл нахер, — устало огрызнулся Ник. — Нашёл до чего доебаться. Работает машина и работает.
— Помню её по твоей первой квартире. Та ещё была дыра, но по сравнению с этим, — Мэтт неопределённо кивнул головой, — хоть выглядела домом. Ты когда его обставлять думаешь? Спальни, там, комнаты. Могу дать координаты хорошего дизайнера. Занималась моим пентхаусом.
От желания послать друга ещё раз Ник с трудом, но удержался и неожиданно зацепился за эту мысль — занять себя обустройством дома.
Телефон дизайнера взял. Встретился и нанял. Даже закрутил с ней недолгий роман, по окончании которого получил вполне приличную обстановку в любимом классическом стиле. Покерную комнату и подвальные помещения, превращённые в развлекательную зону, оставил как есть — мужской вотчиной с привычными для сердца и глаз вещами. Ими-то он и потряс перед Элис, показав всё таким, каким оно есть. И, похоже, сделал это напрасно.
Элис не оценила. Брошенная про кофеварку фраза сказала о многом. Ник ощутил себя полным кретином, бахвалящимся своей беспечностью. Карпе диам — лови момент, живи настоящим. Твой дом — это отражение тебя. А в его доме, по его же словам, не закрываются двери. Развлекательный центр и казино. Вива Лас-Вегас, блин! Любая здравомыслящая женщина, тем более мать, задумывающаяся о благе для своего ребёнка, после увиденного должна сделать определённые выводы.
Элис и сделала. Взмахом руки обведя вокруг него пространство, отрезала для Ника перспективу когда-либо ещё узреть себя в этом доме.
Лукаса — может быть. Но не себя.
Она просила не усложнять, но всё уже усложнилось. С самого начала не было у них просто, и они всё ещё продирались сквозь месиво непонятного мусора, разбросанного на пути друг к другу. Они как два магнита на верёвке с разными полюсами на концах: сближаются, чтобы в следующий момент отскочить друг от друга на приличное расстояние. Но верёвка-то есть. Она крепко связывает. Хорошо, используя им же предложенную тематику скачек, не верёвка, а упряжь. Они уже вместе бегут, только почему-то получается, что в разных направлениях. Оксюморон. Но жизнь, зачастую, только из них и состоит. Неловкости. Нелепости, ошибки. Жалеть о них — значит, жалеть о самой жизни.