Неукротимый: возрождение (ЛП) - Аврора Белль (читаем книги .TXT, .FB2) 📗
Он вошел в спальню для гостей, махнув на меня рукой.
Придурок.
Не знаю, сколько было времени, когда я залез через окно, но мне просто нужно было быть рядом с ней.
Лекси знала, что я был там. Я знаю это, потому что, когда кровать прогнулась под моим весом, ее тело напряглось, и она на секунду перестала дышать. И хотя она была ко мне спиной, я чувствовал себя спокойнее, находясь на расстоянии вытянутой руки от моей женщины, независимо от того, что она чувствовала ко мне.
Я мог бы со многим справиться. Мог справиться с печалью. Мог справиться с гневом. Но это игнорирование, этого я не понимал.
Тишина начинала меня раздражать. Я решил сделать заявление, хотя и негромкое.
— Я сказал тебе, что вернусь за тобой. За вами обоими.
Тишину нарушило внезапное прерывистое дыхание, а затем кровать затряслась от силы ее беззвучных криков. Мне хотелось обнять ее, поцеловать и утешить. Я хотел напомнить ей о том, как хорошо мы подходим друг другу, но сейчас было не время. Когда Лекси придет ко мне, она сделает это добровольно. Я больше ничего не возьму от этой женщины, не тогда, когда она уже дала мне так много.
Когда ей удалось взять себя в руки, она вытерла нос рукавом, прежде чем шмыгнуть:
— Убирайся.
И я это сделал.
Не потому, что мне этого хотелось, а потому, что я был ей многим обязан.
Глава 12
Лекси
Почему?
Я ничего не понимала.
Почему, черт возьми?
Когда я принимала душ, моя печаль, казалось, отступила, соскользнув в канализацию у моих ног вместе с пенистой водой. Моя внешняя оболочка треснула, сломалась, широко и зияюще открылась, а внутренняя часть меня была не лучше. Моя душа была разбита вдребезги, мой дух был разбит, и я ненавидела его за это.
Я медленно и тщательно вымыла голову, находя утешение в покое, который приносили мне струйки теплой воды. Но это продолжалось недолго.
О Боже мой.
Мое сердце бешено заколотилось.
Как он мог?
В груди жгло, а горло сжалось от гнева, ярости и негодования.
Как он мог?
Я закрыла глаза и подставила лицо брызгам, тщетно пытаясь выровнять дыхание.
Иисус Христос.
Я едва могла сделать полный вдох. Я была вне себя. Стиснув зубы, я выключила воду и вышла, вытирая полотенцем тело, а затем волосы.
Со своего места перед зеркалом в ванной, я услышала его, и все мое существо замерло.
— Доброе утро, приятель. Готов к школе?
Так по-домашнему. Так знакомо. Как будто он принадлежал этому месту.
Мои губы скривились.
Как он смеет?
Мои зубы заскрежетали, когда я скользнула в трусики и лифчик. Натянув черные спортивные штаны и обтягивающую серую майку на тонких бретельках, я провела пальцами по мокрым волосам и распахнула дверь ванной, выходя в коридор босиком и видя Твитча, помогающего ЭйДжею надеть рюкзак.
Когда эти мягкие карие глаза встретились с моими, он секунду смотрел на меня, прежде чем легонько хлопнуть ЭйДжея по плечу и сжать.
— Думаю, мама чувствует себя лучше, приятель.
Нет, не чувствует, ты гребаный мудак.
Молли внимательно наблюдала за мной, и когда я встретила ее усталый взгляд, грубо прошептала:
— Уведи его отсюда, — она взяла ЭйДжея за руку, прежде чем перевести взгляд между двумя взрослыми в комнате, один из которых просто стоял там, сжав губы в тонкую линию, в то время как другой был на грани убийства.
Когда мой сын проходил мимо меня, я опустилась на колени и обняла его со всей силой, которая у меня была, прежде чем выдавить из себя улыбку.
— Хорошего дня, дорогой. Люблю тебя.
Но ЭйДжей был умным ребенком, и он поколебался, прежде чем неохотно спросить:
— Ты злишься на папу?
Я не хотела лгать ему. У меня никогда не было такого раньше, поэтому я подняла глаза на Твитча, посмотрела ему прямо в его прекрасные глаза, те же глаза, которые годами преследовали мои сны, и холодно заявила:
— Да, злюсь. И мы с папой… — слово было кислым на моем языке и заставило мой желудок перевернуться от нескрываемого ужаса, — собираемся поговорить об этом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Молли вывела озабоченного ЭйДжея из дома, и в тот момент, когда дверь закрылась, я запнулась, не зная, что сказать, не зная, что делать.
Твитч стоял в широком кухонном проходе, глядя себе под ноги, его челюсть была сжата, и я воспользовалась этим моментом, чтобы осмотреть его.
Почему?
Почему годы разлуки были так добры к нему, когда он этого не заслуживал? Почему он должен был выглядеть так, как выглядел?
Он был одет в темные джинсы, которые облегали его длинные ноги, обтягивающую черную футболку с длинными рукавами, которая подчеркивала его широкую грудь и плечи, рукава были закатаны до локтей, обнажая его жилистые, татуированные предплечья. Мое горло сжалось так, что перекрыло доступ воздуха.
Это было так жестоко. Мысленно я тысячу раз представляла его таким, каким он был сейчас, только в своих мечтах я была счастлива видеть его. Это было далеко от того, что я чувствовала в настоящее время.
Проведя рукой по своим слишком длинным волосам, он остановился, чтобы почесать слишком длинную щетину на своей острой челюсти, и посмотрел на меня. Его нос распух, а фиолетовые круги под глазами сказали мне, что Юлий не сдерживался, когда набросился на него, и это меня порадовало. Он нервно провел языком по своей полной нижней губе, его руки то сжимались, то разжимались в движении, которое подсказало мне, что он, возможно, был встревожен, но я не знала наверняка. Этот человек всегда хорошо умел скрывать свои истинные эмоции.
Если он еще не волновался, то скоро начнет.
Когда он заговорил, мне захотелось убить его.
— Я скучал по тебе.
Сильная ярость загорелась во мне.
Мой голос был тихим, излучая ложное спокойствие.
— Ты скучал по мне?
О нет, он этого не сделал. Он не сказал это только что.
Еще один шаг ближе — и совершенно новый уровень ярости.
— Ты скучал по мне? — еще один шаг, еще один внутренний кризис. С диким взглядом, я прошептала: — Это то, что ты только что сказал? Ты скучал по мне?
Мое сердце билось так быстро, что я подумала, будто у меня сердечный приступ. Меня бы это не удивило, учитывая обстоятельства.
Твитч посмотрел мне прямо в глаза, этот мягкий голос плыл надо мной, пока я кипела.
— Именно это я и сказал, детка.
Моя шея начала гореть от дикой ярости. Руки дрожали, и когда сделала последний шаг к нему, я посмотрела на него и моргнула от наглости этого человека.
Когда я подняла руку, отступила назад и изо всех сил ударила его по щеке, звук эхом разнесся по окружающему нас открытому пространству. Он едва заметно вздрогнул, и это только разозлило меня еще больше. Тяжело дыша, я стиснула зубы, подняла руку и вложила в нее столько силы, сколько могла. Когда раздался громкий треск, моя душа отпраздновала то, как он поморщился от удара.
Мои ладони пульсировали и покалывали от явной силы пощечин. Боль была долгожданным изменением по сравнению с тем, что я чувствовала последнюю пару дней. Было приятно чувствовать что-то еще, кроме оцепенения.
Внезапно его сломанный нос снова начал кровоточить, и я опять попятилась назад, скривив губы и широко раскрыв глаза, но прежде чем я смогла ударить его еще раз, он поймал мое запястье, крепко сжимая его в своей хватке, пристально глядя на меня.
— Мне очень жаль. — Он нежно провел большим пальцем по моему бьющемуся пульсу и смягчил свой тон. — Мне очень жаль, Ангел.
Мои глаза вспыхнули, а голос задрожал, но не от печали, а от незапятнанного гнева.
— Ты не можешь извиняться за это. Ты меня слышишь? — мои вдохи стали переходить в короткие и учащенные. — Ты извиняешься за то, что случайно наступил кому-то на ногу. — Подняв руку, я шлепнула его по руке. — Ты извиняешься за то, что купил шампунь не той марки. — Шлепок. Более сильный удар. Мой голос поднялся на октаву. — Ты извиняешься за то, что поздно пришел домой, Тони. — Шлепок. Мои глаза защипало от слез, и я задрожала всем телом. — Ты не извиняешься за то, что вообще не вернулся домой. — Шлепок.