Бог Ярости (ЛП) - Кент Рина (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Он думает, что это из-за той дамочки, а на самом деле я обдумываю, как добавить имя Клары в список пропавших без вести.
Я пытаюсь сосредоточиться на остальной части игры, но это бесполезно. В итоге «Элита» выигрывает, а я не испытываю того чувства триумфа, как когда Брэн забил гол.
Мое настроение резко упало с тех пор, как чертова Клара публично заявила о своих правах на него.
Опять же, почему я просто не могу убить ее?
Как только все заканчивается, она пробирается сквозь толпу к выходу, и я встаю, а затем следую за ней.
Я слышу, как Джереми просит меня не делать «никаких глупостей», но я живу ради глупостей.
Клара протискивается через людей, время от времени останавливаясь, чтобы сделать селфи. Этой цыпочке нужна срочная помощь.
После тысячи снимков она наконец-то добирается до раздевалки игроков «Элиты» и заходит внутрь с таким видом, будто это место принадлежит ей.
Я не могу поступить так же, поскольку чертовски выделяюсь и явно не похож на британских детишек.
Стоя у противоположного угла, я осматриваю окрестности, обдумывая, как лучше зайти внутрь. Тот факт, что Клара там, с ним, заставляет мое зрение краснеть и наполняет мой мозг жестокими решениями.
Например, потрясающей идеей с гробом.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь рискнуть и войти, она появляется, или, скорее, ее вытаскивает не кто иной, как Брэн.
И он полуголый.
Трахните. Меня.
Я всегда считал, что у него упругое, подтянутое тело, со всеми теми ощущениями, которые исповедовал, как религию, всякий раз, когда он оказывался на расстоянии вытянутой руки. Но не думал, что у меня пойдет пена изо рта только потому, что я увижу его в одних шортах.
Он худой, но чертовски хорошо сложен. Ровная плоскость грудных мышц и выступающий пресс, заканчивающиеся восхитительной V-образной линией, которая, к сожалению, наполовину скрыта шортами.
Ни одного изъяна или татуировки. Он весь — гладкая кожа и мраморная красота, мой цветок лотоса.
Его пальцы разжимаются вокруг локтя Клары, когда он уводит ее в небольшой уголок в стороне.
Я на цыпочках приближаюсь к ним в эпическом проявлении сталкерских наклонностей, пока не оказываюсь возле угла, достаточно близко, чтобы слышать и видеть их в полном, блять, HD качестве.
— Я же говорил тебе не приходить в раздевалку, Клара. Это не место для женщины.
Она капризничает, как гребаный ребенок, и проводит руками, которые скоро будут сломаны, по его груди.
— Я просто так радовалась твоей победе. Я хотела сделать победное фото, малыш.
Он не твой гребаный малыш.
Я хочу вбить это ей в голову и наблюдать, как ее череп разлетается на куски.
Она достает свой телефон, обхватывает его за талию, и они оба фальшиво улыбаются в камеру.
Как только фотография сделана, его улыбка исчезает, и он выглядит скучающим до умопомрачения.
По идее, это должно меня радовать, но я не могу перестать смотреть на ее ногти по всему его телу.
— Ты такой красивый, — она проводит пальцами по его волосам и приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать его.
В последнюю секунду Брэн поворачивает голову, и ее губы касаются его щеки.
Я не могу описать степень удовлетворения, которое проникает в меня при этом зрелище.
Он не хочет, чтобы она его целовала.
Его так называемая девушка даже не может его поцеловать.
Она не выглядит удивленной или обиженной отказом, улыбается и отстраняется.
— Я помогу тебе расслабиться позже, хорошо, малыш?
Он уклончиво кивает, и она нерешительно уходит, сканируя его глазами, прежде чем окончательно избавиться от своего раздражающего присутствия в этой ситуации.
Цветок лотоса издает возмущенный звук и поворачивается, чтобы вернуться в раздевалку.
Но не успевает он сделать и шага, как моя рука вырывается, и я хватаю его за горло, прижимая к стене.
Он издает восхитительный испуганный звук, похожий на тот, которым он наградил мои уши в ту ночь, когда окончательно потерял контроль над собой. Я бы больше его оценил, если бы не был в настроении ударить по его красивому лицу.
Его глаза расширяются, и на лице появляется смесь эмоций. Смятение, гнев, страх, но также и похоть. Чертовски яркая и гудящая под покровом его колеблющегося контроля.
Даже слова он произносит осторожно, неуверенно и напряженно.
— Что… ты здесь делаешь?
— Пришел посмотреть, как ты играешь, но сейчас наблюдаю нечто совершенно иное. Я четко помню, что говорил тебе разобраться с ней, не так ли?
Он пытается оттолкнуть мою руку, но в этот момент ему гораздо проще убить меня, чем заставить отпустить. Я украдкой смотрю на пальцы его левой руки: все пять из них заклеены пластырем. Он не сказал мне, как поранил их, сколько бы я ни спрашивал, но хорошо, что они заживают.
— Николай… — его тон не такой язвительный, как обычно. Он умоляющий, испуганный. — Тебе нужно уходить. Через несколько минут менеджер придет встретиться с нами, и я не могу…
— Что не можешь? Допустить, чтобы он увидел, как тебя зажимает в углу другой парень? Тебя это пугает, всемогущий Кинг?
— Пошел ты, — усмехается он, и слова стекают с моей кожи, как афродизиак.
— Ты знаешь, что меня заводит, когда ты так говоришь.
Его глаза чуть расширяются, и он толкает меня в грудь. На этот раз роли поменялись местами, и на мне футболка, а он полуголый.
Когда я не делаю ни малейшего движения, чтобы уступить ему хоть дюйм, он испускает долгий, мучительный выдох.
— Просто… уходи.
— Скажи мне, почему ты все еще с этой шлюхой, и я уйду.
Он хмурит густые брови, и я вижу ярость, пылающую за его обычно холодными глазами.
Брэндон Кинг — воплощение хорошего мальчика. Весь такой чопорный, правильный и добрый. Он улыбается всем шуткам, какими бы банальными они ни были. Он проверяет людей вокруг себя, чтобы убедиться, что они не предоставляют для него угрозы.
Он играет в лакросс. Любит послеобеденный чай. По выходным работает волонтером в приюте для животных. Жертвует свои картины различным благотворительным организациям. Участвует в марафонах ради разных целей. За права женщин. Против рака. В поддержку психического здоровья. За защиту животных, подвергшихся жестокому обращению. Борется за защиту окружающей среды.
Допустим, он борется за все. Попросите его выступить в защиту бедного червяка, застрявшего под землей, и он с радостью согласится.
Но вот что я давно подозревал. Это образ. Я не говорю, что ему наплевать на все это, но он использует свой имидж в качестве камуфляжа. Опоры.
Он подавляет, борется и сопротивляется.
Но против чего? Я не уверен.
Вот почему я становлюсь чертовски диким всякий раз, когда он вырывается из навязанных ему оков и позволяет проявиться своей истинной сущности.
Он все еще мудак, но, по крайней мере, не притворяется.
Я хотя бы могу увидеть его настоящего.
Например, как сейчас.
— Почему я до сих пор с ней — не твое дело. Я — не твое гребаное дело, Николай. То, что случилось той ночью, произошло потому, что я был пьян. Ты сказал, что я могу винить тебя, так что именно это я и делаю, и говорю тебе оставить меня в покое.
— Но я не хочу.
— Ты чертов мазохист?
— Обычно нет. На самом деле, некоторые могут сказать, что я полная противоположность, но я готов ждать, пока ты одумаешься.
— Ты слышал хоть слово из того, что я сказал? Я не хочу иметь с тобой ничего общего, черт возьми.
— Скажи это еще раз и серьезнее, — мой рот оказывается так близко к его рту, что я чувствую нотки мускуса и мяты, срывающиеся с его губ в прерывистом дыхании. — Если только… ты не можешь?
Он смотрит на меня снизу внизу вверх и в его кораллово-голубых глазах столько жара, но он не отталкивает меня.
Вообще нет.
Брэн мог бы наброситься на меня, но от одного моего присутствия у него перехватывает дыхание. Его грудь вздымается и опускается в быстром ритме.
