Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ) - Стецинская Александра (полная версия книги txt) 📗
— Це вона вам сказала? — почему-то удивился Петренко.
— Почему же только мне, вон и майор Твердохлебов это слышал.
Капитан вопросительно посмотрел на майора и тот просто кивнул.
Несмотря на кажущуюся невозмутимость, Глебу тоже явно стало любопытно. Сохраняя равнодушную маску на лице, он напряжённо прислушивался к разговору. Прошло довольно много времени после памятного поцелуя, но он до сих пор помнил пьянящий вкус её губ. Когда переполох, связанный с проверкой пошёл на убыль, Глеб несколько раз пытался встретиться с девушкой, но она явно его избегала, и майор решил пока отступить. Мужчина не хотел, чтобы девушка решила, будто он такой же охотник, как Смолин. Пусть пройдёт время, решил Твердохлебов и тогда он обязательно её найдёт.
— Петренко, будь человеком, не выделывайся, — Смолин так хлопнул капитана по плечу, что тот от неожиданности чуть с бревна не слетел.
— Ось, чёрт верткый, ведмидь косолапы, — заворчал капитан, — и за шо тебя дивчата люблять, тыж гірше редьки.
― Так они же меня не на зуб пробуют, ― усмехнулся Борис.
― Ну и даремно, тоди б воны сразу зрозумилы, шо ты за фрукт.
― Алексей Семёнович, расскажите, пожалуйста, что вы знаете об этих Барони, ― умоляюще воскликнула Маша.
― Для тебя, серденько моё, все, що твоя душенька захоче. ― Петренко неторопливо закурил сигарету и с наслаждением выдохнул дым. ― Вечорамы, колы вся робота по хозяйству была зроблена, наши станычныкы, теж прыходылы в табор. А як же, хто ж упустыть такое той… развлечение. Станыця не город, театрив там нэмае. Все чынно сидалы биля костра, ну и мы ж, дитвора само собою, тут же крутылыся, вухи розвисывшы. Тоди и начиналося самое найцикавише.
Старши всяки истории розповидалы про те, шо колысь случились з ними, або з родычамы, а то з саседам. Бувало сказки старинные, шо теперь забути давно вспоминали, легенды, передания. Одного разу, в одын з такых вечорив, зашёл разговор о проклятьях. Тут и рассказал барон про Барони ― одному з найстаришых и уважаемых цыганськых родов. Так вже й буты расскажу вам, шо пам'ятаю.
― Послушайте, а нельзя ли без ваших эти словечек? ― попросил кто-то из девчонок. ― Простите, капитан, меня за тупость, но я не всё понимаю.
― А що тут розумиты? Я ж не по-китайски балакаю.
― Всё равно, пожалуйста…
― Ладно, ― вздохнул Петренко, ― попробую.
Глава 35
И над степью зловещей
Ворон пусть не кружит.
Мы ведь целую вечность,
Собираемся жить
Песня неуловимых мстителей
…Это случилось так давно, что кости тех, кто был свидетелем этой истории, почти истлели в земле, даже дети их детей лет двести, а может и больше, как исчезли, ушли в небытие, оставив эту грешную землю своим беспокойным потомкам. Тогда степь ещё была свободна от ярма человека, от его вечной жажды наживы. Это потом он пригонит сюда железных монстров, которые будут рвать, и терзать её, выворачивая наружу тёмные от сочной влаги внутренности.
А тогда в степи царило безмолвие и покой, которое только скрашивалось мягким шелестом потревоженной ветром травы и пением птиц, парящих высоко в небе. Тихо, безлюдно. Изредка, лёгкой тенью проскользнёт одинокий всадник, а потом исчезнет также быстро и незаметно, как и появлялся. Иногда проходил караван, разгоняя знойную тишину людским гомоном, бряцанием упряжи, недовольным рыком и фырканьем вьючных животных. Время от времени, с криком и гиком, проносились табунщики, перегонявшие скотину на более сочную траву, а потом опять воцарялась тишина.
Случались и войны, как же без них. И тогда люди вторгались в степь, гремя оружием и сбруей, крича от ярости и боли, оставляя после себя вытоптанную копытами лошадей траву, сломанное оружие и окровавленные, искорёженные тела погибших. Они потом долгое время лежали, омываемые дождём и ветром, медленно разлагаясь под полуденным солнцем. Останки потихоньку растаскивали животные и птицы, и когда от них оставались лишь, потемневшие от соприкосновения с враждебным миром кости, их, постепенно, будто сжалившись, укрывала от постороннего глаза степь.
― Короче, при царе Горохе, ― не выдержала Ирина. ― Петренко, что ты тоску наводишь.
― Ирина Германовна, ― укоризненно покачала головой Маша, ― зачем же вы так. Интересно же человек рассказывает.
― Вот, именно, ― неожиданно поддержал её Смолин. ― Если тебе скучно, ступай в палатку, песню с народом спой, а нам не мешай слушать.
― Да, что вы опять на меня взъелись, ― возмутилась Решетникова. ― Я просто хочу, чтобы он быстрее перешёл к сути, а не корчил здесь из себя сказителя.
― Лёха, не обращай на неё внимания, ― взволнованно зашумели собравшиеся возле костра, ― давай дальше рассказывай.
― Пожалуйста, ― пробормотала Маша и умоляюще уставилась на капитана.
― Не хвылюйся, синеглазка, раз вже почав, то расскажу до кинця, ― усмехнулся Петренко. ― Не гнивайтеся, Ирина Германовна, як чув, так и рассказываю. Потерпить, дальше дело пиде веселийше, а то, якая ж казка без присказки. Це як борщ, без сметани або хохол без сала.
― Петренко!
Одним словом, в те стародавние времена, бороздил степь большой табор. Состоял он из множества кибиток битком набитым всяким добром и людьми. Откуда он ехал и куда направлялся, было никому то не ведомо, разве, кроме цыганского барона Радомира Барони. Поговаривали, что табор исколесил Германию, Венгрию, Румынию, Великое княжество Литовское и вот теперь странствовал, нигде особо не задерживаясь, останавливаясь возле городов и станиц на пару ночей, разве, чтоб дать коням отдохнуть, да людям размяться.
Радомир ― высокий, тёмный, как сама ночь цыган, с глазами, горевшими жёлтым, прямо демоническим светом, железной рукой управлял своим табором. Шла людская молва, что он сильный колдун, только прямо спросить боялись. И никто не смел ему в лицо посмотреть, не говоря о том, чтоб голос против поднять. Даже брат его, Шандор и сыны его горячие, как необъезженные скакуны, Штефан и Джанко, готовые по поводу и без, вступить в спор или драку с самим дьяволом, покорно склоняли головы, повинуясь воле барона. Только дочь его, Зара, была единственной слабостью Радомира. Она могла одним прикосновением, одним взглядом усмирить, самый страшный гнев отца.
Росла девчушка без матери, погибшей, едва крохе исполнилось пару месяцев, окружённая заботой и любовью всего табора. Да и как было не любить нежную красавицу, пусть немного своенравную и порой упрямую. Когда Зара пела, ― смолкали птицы, танцевала, ― ноги сами пускались в пляс, а кровь быстрее бежала по жилам. Выросла дочь барона весёлой, милой шалуньей, и, не смотря на потворство отца всем её капризам, удивительно доброй и ласковой. Отец не мог надышаться на дочку, дядя баловал. Двоюродные братья, Штефан и Джанко защищали и охраняли Зару от назойливого внимания посторонних мужчин. Каждый из них мечтал, назвать красавицу своей, но она только смеялась и ускользала. А удержать… Разве ветер удержишь?
Стоило только табору стать возле какого-нибудь селения или города, так тут же являлись женихи. День и ночь оббивали они порог Барони: просили, умоляли, требовали, а самые смелые угрожали, требуя руки цыганской принцессы, обещали взамен всякие милости, богатства несметные. Были среди них и князья, и бояре, и богатый торговый люд, но барон всем отказывал. Кто знает почему. Может, не желал дочку неволить, может, хотел задержать возле себя подольше, а может, просто ждал, пока сама она найдёт того, кто будет ей по сердцу.
И вот однажды, когда табор остановился возле очередной небольшой станицы, почти хутора, Зара встретила того, кто был предначертан ей судьбой. Как увидала его брови соколиные, глаза синие, так и дрогнуло её сердце девичье, впервые затрепетало, ответив на зов мужчины. Да и парень не смог остаться равнодушным к чарам красавицы цыганки. Больше тридцати лет, Андрей ходил по земле, но не встретил ни одну женщину, которая заставила бы забыть о боевых друзьях-товарищах, о вольнице казацкой. Ибо до сих пор в нём жила страсть только к одной страшно жестокой даме — войне. Потому что был парень прирождённым воином. Одним из тех, о которых говорят, мол, родился с мечом в руке. Но как только заприметил бесстрашный воин, ни разу в своей жизни не испытавший горечь поражения, Зару и тут же сдался без боя.
