Замужем за олигархом - Лобановская Ирина Игоревна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Так повторялось раза три — дикий запой Каховского, новая соблазненная девица, а в конце концов — новый разлад. Девочки покупались на солидный возраст Михаила — годы по негласному обывательскому правилу подразумевали жизненную опытность и зрелость, — а также на характер на первый взгляд тише воды, ниже травы. Но при ближайшей совместной жизни Каховский оказывался совсем не тем, каким был издали.
И Михаил снова оставался один. Сидел по-турецки в уголке кровати, тихонечко сочиняя курсовые работы и письма бабушке. Для курсовых он уламывал обычно кого-нибудь из общаги курсом постарше, те давали ему свои работы, и он валял нечто свое на основе уже сделанного другим.
Каховского это не очень колыхало. Наоборот, он нередко произносил свой личный манифест:
— Чтобы создать свое, надо сначала хорошо научиться повторять то, что уже придумано до тебя! А потом, через несколько лет, когда приобретешь опыт, и за свое собственное браться! Как только — так сразу…
Такая позиция декларировалась им постоянно и ничуть его самого не обескураживала. Но этот самый час собственного действия у него пока так и не наступил.
И так он жил себе и жил, мечтая о женских ласках и сетуя о потерянном несколько раз рае в шалаше общажной комнаты. Днем писал работы и решал задачи, а в выходные ходил в спортзал заниматься атлетической гимнастикой, чтобы чувствовать себя лучше и выглядеть привлекательнее. «Дай бог воли, дай бог воли, остальное заживет…» Стараясь обрести свой дом, Михаил долго оставался неприкаянным и бесконечно одиноким…
Пока не встретил Наталью.
Михаил увидел ее на Петровке и, мгновенно зачарованный взглядом ее круглых очей, тотчас прилип с любимым дурацким вопросиком всех столичных приставал:
— А вы в кино не снимались? Я вас видел на экране! Это трудно забыть…
Девушка была не слишком привлекательной: щупленькая, по-мальчишески коротко стриженная, но выглядела женственно, даже очень женственно, хотя вместе с тем казалось, в ней так мало истинно женского. Парадокс…
— Конечно, снималась! И не раз, — ответила девушка не моргнув глазом. — Я обычно играю мартышек. У меня они классно получаются. Мое амплуа! Правда, похожа? Просто вылитая!
И она картинно повернулась к Михаилу в профиль. Но Каховского подобными заявлениями пронять оказалось невозможно: он вдруг решил не отступать от намеченной цели и шагать напролом. Мартышка так мартышка. Еще лучше. Это нечто!
— А где дом десять, не знаете? — продолжал настырный и прилипчивый, как скотч, Михаил, стремясь любыми средствами и способами осуществить задуманное.
Для чего ему дом десять понадобился?..
— Дом десять не знаю, — честно призналась мартышка. — Зато я отлично знаю дом тридцать восемь. И как раз туда я могу вас проводить с огромным удовольствием. Мне по дороге, и у меня в запасе уйма времени.
Любой бы отвял после этого на месте, но только не полупьяный Каховский. И свободное время у него тоже было — тем более теперь, когда он по достоинству оценил способности и своеобразие девушки. А разделять свой досуг он собирался именно с этим глазастиком.
— Дом тридцать восемь здорово облегчает понимание и вернет нас к жизни! — сообщил почему-то не теряющийся и словно привыкший не сдаваться трудностям Михаил, уверенно и нежно взяв девушку под руку. Он отлично вошел в чужую роль. Помогла наука школьных приятелей. — Так что давайте не затягивать и добавим изюминку в виде прогулки прямиком в горячие объятия ментов! И тогда нашу любовь не разорвать! Никогда! А зовут меня Мишель!
— Все может быть, — хмыкнула девушка-философ и остановила на Каховском заинтересованный взгляд. — Выпил, что ли?
— Немного, — признался тот.
Добиться остального оказалось делом несложным. В подборе кадров Каховский и в те студенческие годы уже практически не ошибался. И всегда прекрасно и четко видел вещи, которые плохо лежат.
Когда умер дядя, а Миша провалился в институт, вдруг сразу, словно по мановению палочки злого волшебника, исчезли все его школьные друзья.
— Видишь, я ведь говорила! — с горьким торжеством повторяла тетя. Она очень удачно вошла в роль Кассандры. — Все сволочи и мерзавцы! Буквально все! И эти твои друзья… И Нёмочкины… Знал бы ты, сколько дядя для некоторых из них сделал в свое время! Скольким помог! Но Нёмы нет — и все сгинули! Сквозь землю провалились! Только никак не от стыда!
Казалось, что тетя даже радуется тому, что жизнь подтверждает ее самые мрачные прогнозы насчет полнейшего нравственного падения землян.
И теперь где все они — Митенька, Денис, Илья? Растворились в московской сумятице, пропали, не пожелали больше знаться с Мишей, который в одночасье потерял всех и лишился всего… Идеальные мальчики не любили неудачников по жизни. Таких, как Миша. Вдобавок склонных к аутизму. Так что он остался за кадром.
Однако через три месяца службы Миша внезапно получил письмо в конверте, надписанном странно знакомым, но уже забытым почерком. Не тетиным и не бабушкиным. Он торопливо, отчего-то страшно волнуясь, даже руки задрожали, неряшливо разорвал конверт в клочья, жадно выхватил оттуда листок и громко засмеялся.
— Эй, Миха, ты чего? — приподнялся на койке сосед. — Ржешь как съехавший с нарезки!
Каховский махнул рукой.
— Ты представляешь, друг вспомнил…
— А-а! Всего-то? — разочарованно протянул сосед. — Я думал: либо наследство от дядюшки какое досталось, либо тебя скоро демобилизуют вчистую. А тут друг… — он пренебрежительно махнул рукой. — Чухня!
Но Миша уже не слышал его.
Письмо было от Митеньки. Светлый мальчик на этот раз — во всяком случае, так показалось Михаилу — не прикалывался, не играл и не валял дурака. Письмо звучало совершенно серьезно.
«Мы словно вырвались на простор из стен школы, — писал Митенька, — словно обезумели от новой жизни, обрушившейся на нас, как дождь посреди долгой-долгой, бесконечной летней жарищи. Мы все сорвались с привязи, оборвали все постромки, рванулись куда-то — в неизведанное, в непонятное… И забыли обо всем остальном, даже о своем прошлом. О тех, кто по каким-то причинам остался там, не сумел сразу броситься вперед, задержался, притормозил… Хотя мне сдается, нам давно надо было сделать останов. Я не ищу себе и другим причин для оправданий, ты не думай, роднулька… Просто пробую объяснить все сам себе… А помнишь, как мы заканчивали школу?..»
Миша опустил письмо на колени и задумался. Еще бы не помнить… На выпускной он пришел мрачный — дядя болел. Но тогда еще верилось, что все обойдется…
А Дашка… Она тогда была… Какая? Миша не мог подобрать слов. Да и нужны ли они были ему тогда?
— Нет словей! — повторял Аленушкин.
Нет — и не надо… Многого не проси…
Михаил только видел перед собой ее милое, забрызганное веснушками лицо и больше ничего не понимал и не осознавал.
Дашка, как главный редактор, горделиво маячила возле огромной стенной газеты выпускников школы, вышедшей в свет под названием: «На свободу — с чистой совестью!» Там были наклеены фотки всех учителей и даны довольно меткие, но не грубые характеристики каждому. Теперь бояться стало нечего, все они уже на воле… Волюшка вольная…
Учителя читали и смеялись. Многие, правда, неестественно. Софья Алексанна уже не раз восклицала:
— Вот поросята! Что удумали! Но молодцы! Даша, кто же тебе помогал?
— Все! — сказала Даша.
Миша знал, что самую большую помощь оказывал верный Валя Аленушкин, в последнее время зачастивший в школу и упорно сманивавший Дашу поступать к ним на журфак. Вон как она лихо пишет! Но Даша колебалась. И своих тайных планов и замыслов никому не открывала. Она лихо и танцевала, и пела, и играла на рояле тоже бойко. И на гитаре. Разносторонне одаренная девочка, говорили про нее учителя. Теперь эту разносторонность требовалось привести к общему знаменателю и выбрать себе один-единственный жизненный путь. Чему и кому она отдаст предпочтение? Серые, осенние глаза…
