Любовь по смете не проходит (СИ) - Винд Дасти (читаем книги TXT) 📗
— Женя…
Он обернулся, растерянно посмотрел на меня сверху вниз, а я, подавшись вперед, взяла его лицо в ладони и прошептала, глядя в любимые глаза цвета льда:
— Я не хочу оставлять тебя одного.
Он не поцеловал меня, нет, но обнял так крепко, что мне на мгновение стало трудно дышать.
Я закрыла глаза и уткнулась в его плечо. Как бы я хотела, чтобы и ему в моих объятьях было бы также хорошо, как и мне в его!
— Поехали ко мне, — произнесла я, не открывая глаз.
— Нет, — гладя мои волосы, ответил Шершнев. — Сегодня ты — моя гостья.
Мне думалось, что Женя живет в одном из элитных жилых комплексов, и что квартира у него — огромная, с искусственным камином, картинами на стенах и панорамными окнами. Немного бардака, как он говорил, не слишком бы портили вид. Ну, какой у него мог быть бардак? Недопитый чай на кухне, пиджак на кресле, не застеленная кровать?
Я ошиблась по всем пунктам. Дом, где жил Женя, находился неподалеку от центра, на узкой улочке, у трамвайных путей, и представлял собой трехэтажную сталинку двести пятьдесят пятой серии. После ливня единственную дорогу во двор затопило, и таксист, получив лишнюю пару бумажек, при свете одинокого фонаря, аккуратно закатился в лужу. Грозовой ветер гнул ветви высоких раскидистых вязов, и те скребли крышу дома, где свет горел только в паре окон.
Женя вышел первым и помог выйти мне. Под порывами ветра я поежилась, и босс накинул мне на плечи согретый его теплом пиджак, а потом, приобняв за талию, повел меня через лужи к подъезду, то чуть подталкивая, то уводя в сторону, будто бы мы вальсировали. На ступеньках, у двери, сидел одноухий мокрый кот. Завидев нас, бандит принялся выть дурным голосом. Женя пустил его в подъезд, и уличный проходимец в благодарность тут же пометил покрытую трещинами и подпалинами от спичек стену, добавив парадной аромата.
Мы поднялись на второй этаж. Женя включил свет на площадке и достал ключи.
— Древний дом, — заметила я, озираясь по сторонам. — В нашем городе таких, наверное, всего три-четыре.
— Три. Угадала. Мне квартира досталась от бабушки, — Женя распахнул передо мной тяжелую дверь. — Прошу. Включатель справа.
Я проскользнула в темную прихожую, пошарила рукой по стене. Щелчок — и старый бра в форме лилии тусклым светом озарил пустой коридор. Тут были только вешалка для одежды, массивное круглое зеркало-трюмо в черно-золотой раме и круглый столик у стены между кухней и гостиной, застеленный белой, клеенчатой салфеткой.
— У меня тут не слишком уютно, — Женя снял с меня пиджак, обнял сзади за талию и, прижав к себе, положил голову мне на плечо. — Не было времени что-то менять.
— Вы жили тут с Маргаритой?
— Нет, конечно. Родители подарили нам трехкомнатную в "Эдеме". Я оставил те хоромы Рите. Мне они ни к чему.
— Ты здесь вообще бываешь?
Женя сделал шаг вперед и, взяв меня за руку, потянул за собой.
— Я здесь сплю.
В гостиной был диван. И в расстеленном виде он занимал почти половину комнаты. Ещё тут было окно, а на подоконнике — кактус. Его силуэт темнел через занавески и походил на голову в горшке. Я сморгнула и отвела взгляд. У дивана обнаружилась перевернутая кверху дном коробка, на которой стояла чашка в виде божьей коровки, такая потешная, что я мигом забыла про нагоняющий жути кактус.
— Это твоя чашка?
— Моя, — Женя поднял ее и покрутил в руках. — Пойду-ка я ее помою.
— Постой, — я поймала его за запястье. Сделала шаг навстречу и резко отдернула ногу. Мне показалось, я наступила на какое-то животное. — Ой, это что?
Вокруг дивана, в особенности у коробки, по полу были разбросаны листы бумаги — скомканные и не очень, исписанные, изрисованные, с заметками, расчетами, эскизами.
— Я же говорил, — Женя смутился, потер шею, оглядываясь. — Здесь бардак.
— Ты точно тут спишь? — я подняла с пола один из рисунков. На листе формата А4 была изображена ажурная, белоснежная башня, похожая на сплетенные между собой гигантские виноградные лозы. Наверху, под куполом висела одна-единственная гроздь — собранный из нескольких десятков небольших лампочек гигантский светильник.
— Что это? Какая красота!
— Эскиз башни у центрального ЗАГСа. По-моему, этот вариант слишком пафосен.
— Да это произведение искусства…
— Правда? — Женя забрал у меня лист, покрутил его в руках и, поморщившись, скомкал под мой расстроенный вскрик.
— Ты что делаешь?!
— Не то это все, — он сжал бумажку в кулаке.
— Ты с ума сошел! — я бросилась к нему, пытаясь отнять и спасти рисунок. — Отдай! Отдай мне! Если тебе он не нужен, давай я доведу проект до ума!
— Не отдам. Ничего в нем хорошего нет, — Женя крутился, уворачиваясь от меня. — Можно и лучше.
— Не можно! Отдай, жадина!
— Ни за что!
— Ах ты…
Мы упали на диван. Я, извернувшись, села на Шершнева верхом и вцепилась в его руку, которую он закинул за голову.
— Отдай мне!
— Не позволю тебе опорочить свое имя этой безвкусицей! — Женя засмеялся. — Ай! Хватит щипаться!
— Жалко тебе, что ли? Отдай маяк!
Женя замер. Улыбка сползла с его лица.
— Точно, — он рассеянно посмотрел на меня. — Маяк… Это должен быть маяк. Ну-ка, пусти меня.
Я схватила его вторую руку и, тоже прижав ее к дивану, склонилась над шефом.
— Нет. Не пущу. Теперь я — босс.
Женя снова улыбнулся.
— Как скажешь, моя леди.
Я поцеловала его, не ослабляя хватку, но внезапно грохнул гром, и я, потеряв бдительность, тут же оказалась опрокинута на диван. Женя навис надо мной и замер, с серьезным выражением оглядывая меня.
— Что? — замерев, тихо спросила я.
— Мне иногда кажется, что рядом с тобой я — не я, — отчего-то печально произнес он. — Откуда же ты взялась такая…
Он наклонился ко мне и коснулся губами впадинки у основания шеи.
— И почему пришла так поздно…
— Поздно? — я погладила его по щеке. — А разве не вовремя?
Он что-то пробормотал в ответ и принялся расстегивать пуговицы на моей блузке.
Сегодня нам вторила гроза. Гром раскатами рвал ночь, вспышки молний озаряли комнату, и мне казалось, что мы занимаемся любовью в какой-то первобытной пещере, где от стихии нас отделяет только холодный камень да шкура зверя у входа.
После наполненного нежностью и страстью апофеоза нашей близости, я затихла в объятьях Жени, наслаждаясь его теплом и силой. Это там, снаружи бушевала гроза, а здесь, в его доме, в его руках было уютно и безопасно. Чуть касаясь пальцами кожи моего мужчины, я чертила линии от виска до его груди, а он, проваливаясь в сон, то крепко прижимал меня к себе, то, расслабляясь, отстранялся, и мне казалось в этот момент, что никогда и никого в своей жизни я не любила так, как его.
Так мы и уснули — обнимая друг друга. Я вроде бы только закрыла глаза, а когда открыла, по комнате уже полз сероватый предрассветный сумрак. Жени рядом не было. Я перевернулась на бок, скидывая с себя одеяло, которым меня так заботливо укрыли и, пошарив рукой по полу, среди листов бумаги нашла рубашку босса, которую сама туда же и бросила.
Не успела надеть ее, как на коробке засветился мобильный Жени. Звук и вибрация были отключены, но экран ожил. Ему звонили. Я взяла в руки телефон и про себя прочитала имя звонившего: "Ната".
Что ещё за Ната и почему она звонит ему в шесть часов утра?
Кутаясь в его рубашку, я на цыпочках добралась до кухни. Женя в одних брюках сидел за обеденным столом, с включенной настольной лампой и, потирая лоб, смотрел на разложенные перед собой рисунки.
— Привет, — я обвила его шею руками и уронила телефон на эскиз. Женя глянул на экран и отодвинул мобильный.
— Не ответишь? — спросила я.
— Нет, — сухо ответил он.
— Кто это?
— Прошлое.
Я пожала плечами и, отцепившись от него, прошла к окну. Форточка была открыта, и ветер, напоенный дождем и запахом трав, чуть колыхал голубые занавески.
— Обернись, пожалуйста, — вдруг попросил Женя.