Влюбленный мститель - Уолкер Кейт (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Полностью истощенный, удовлетворенный, Джейк опустился на нее, тяжело дыша, его тело обмякло, способность думать ушла.
Ты мужчина, которого я люблю. Мужчина, которого я обожаю.
Эти слова, которые крутились у нее в мозгу с пробуждением, вернулись теперь, когда она была слишком слаба, чтобы произнести их.
Джейк Тавернер, ты моя любовь, моя жизнь, мое сердце, моя душа, ты все, что я хочу, и все, о чем я мечтала.
Ее решение не было рациональным, просчитанным. Оно возникло как удар, в то мгновение, когда, едва проснувшись, она открыла глаза и посмотрела в голубую бездну глаз Джейка Тавернера.
— По крайней мере ты помнишь, кто я, — сказал он, представая перед ней резким, чужим и совсем не влюбленным — совсем не тем мужчиной, который так замечательно занимался с ней любовью.
— Конечно, я помню, — ответила она. — Как я могла забыть?
И в это мгновение она поняла, что произошло, зачем она находится здесь, отчего не смогла противиться Джейку, почему ему удалось околдовать ее и не дать возможности говорить о соглашении.
Она влюбилась в него, не понимая, как, отчего и когда.
И она почти выдала себя — чуть не призналась ему в любви, но все-таки вовремя сдержала предательские слова. А потом прибегла к хитрости, отвлекая его, соблазняя, заставляя не думать ни о чем.
Это была не единственная причина ее желания заняться с ним любовью. Просыпаясь медленно, неохотно, она не хотела открывать глаза, возвращаться в холодную реальность.
Она видела сон о Джейке — его сильное, теплое тело рядом, сильные руки, обнимающие ее, ощущала запах его кожи, вкус его губ. Грезила о его поцелуях, нежности, исступленном, страстном сексе и высотах чувственности, к которым он вел ее и которых она не знала ранее. И Мерседес не хотела оставлять этот удивительный, роскошный, фантазийный мир.
Но потом она проснулась и обнаружила, что это не фантазия. Джейк был рядом, обнажен, как и она, его губы рядом. И желание охватило ее в мгновение, сильнее, яростнее, чем ранее, потому что теперь она знала, что хотела Джейка и глубокого, потрясающего удовлетворения, которое он ей принес.
Глубоко вздохнув, Джейк отодвинулся от нее и лег на спину, закрыл глаза рукой. Меня нет, говорила его поза, не говори со мной, потому что я не хочу. Мог бы еще выставить знак "Не входить!
Нарушители будут преследоваться!".
А у нее не хватило мужества, чтобы бросить вызов этому молчаливому барьеру. Она подозревала, что это произойдет в любом случае — Джейк получил от нее то, что хотел, а теперь желает избавиться. К слову, он предпочел бы, чтобы она поднялась и ушла — так же стремительно, как стремительно погружал ее в чувственные волны…
Нет!
Джейк не занимался с ней любовью. Любовь здесь ни при чем. Если она позволит себе хотя бы надеяться на это, тогда заранее обречет себя на страдания потом, когда он скажет ей правду.
Вспомнить, к примеру, как он провел ее отца с помолвкой. Нужно быть дурой, чтобы считать иначе. При этой мысли у нее перехватило дыхание, от воспоминаний пришла боль, напоминая некстати о совсем забытой красивой блондинке, которую она видела входящей в дом Джейка ночью в Лондоне.
Образ был так ярок и мучителен!.. Может быть, если она оденется, то будет чувствовать себя менее страдающей, менее уязвимой.
Вынуждая себя выпрямиться. Мерседес попыталась скользнуть к краю кровати как можно неприметнее. Потревожить Джейка означало бы вызвать воспоминания, к которым она в самом деле не готова.
Она уже была готова подняться на ноги, когда он внезапно зашевелился, открыл глаза и пристально посмотрел в потолок. Мерседес замерла.
— Ну, моя дорогая Мерседес, — медленно сказал он, даже не повернув к ней головы. — Может быть, нам лучше поговорить теперь?
Он знал, как ранило ее подобное обращение.
Поэтому он произнес свои слова циничным, притворным голосом — намеренно! — подразумевая совсем другое.
— О чем?
— Ты же сама хотела, — проговорил Джейк, растягивая слова, лениво развалившись на тонких белых простынях. — Ты же сказала, что пришла за этим.
Его, казалось, совсем не беспокоила собственная нагота, он был раскован и спокоен, отчего Мерседес стиснула зубы.
Она отчаянно желала что-нибудь надеть на себя, но одежда была разбросана на темно-голубом ковре слишком далеко, не дотянуться.
— Именно за этим! — резко выдохнула она.
— Неужели правда?
— Да!
Хотела бы она не смотреть на него в это мгновение, потому что отметила, как он быстро, цинично поднял темную бровь, холодно, оценивающе покосился в ее сторону.
— Я пришла говорить с тобой, — повторила она.
— Ты и поговорила.
Циничный тон и едва уловимая хитрая улыбка переполнили чашу ее терпения.
— Хорошо. Можешь мне не верить. Мне наплевать, что ты думаешь.
— Ты не знаешь, о чем я думаю, — зловеще сказал Джейк. — Так что не делай поспешных выводов. Ты сказала, что пришла говорить о соглашении. Но о каком именно?
Какое соглашение?
Воспоминания о тех мыслях, которые кружились в ее мозгу, когда она ехала сюда — два часа назад? — были неясными. Тогда она была уверена в своих ощущениях, словах, повторяла фразы, пока поднималась по каменным ступеням к двери дома, пока ехала в лифте. Но эти мысли исчезли сразу, а из коротких обрывков, сохранившихся в памяти, невозможно составить хоть что-то связное и аргументированное.
И что было еще хуже — так это ужасная уязвимость, которую она почувствовала, сидя в постели, где они только что страстно занимались любовью. Она все еще находилась в исступлении от сумасшедшего удовольствия, которое сокрушило ее, а он холодно размышлял о том времени, когда она приехала, о каком-то соглашении и был готов обсуждать это почти бездушно и рационально, будто между ними ничего не было.
Для него это, конечно, не было занятием любовью, напомнила она себе, мучаясь и ощущая горький привкус во рту. Она снова попала в жестокий капкан воспоминаний о произошедшем между ними, а для Джейка это было только снисходительное сексуальное удовлетворение, страстное удовольствие, которое закончилось, как хорошая еда или бокал прекрасного вина.
— Ты не думаешь, что мог бы, по крайней мере из вежливости, позволить мне одеться до того, как вести этот разговор? — бросила она ему, пряча боль под маской озлобленности.