Пока мы будем летать (СИ) - "Paper Doll" (читать книги полные .txt) 📗
Я закрываю глаза на время, чтобы выстроит картинку. Перевожу дух, а затем мой мозг отключается, и работают лишь руки. Мазок за мазком, и я воплощаю свои страхи в реальность. Моя молодость — ещё не прожитая, но уже утерянная. Я рисую свою головную боль, боль в ногах, боль в желудке. Рисую свою усталость, свой ежедневный труд и старания во благо будущего, которое отложено на завтра. И каждое сегодня готовит для меня одно и то же, неизменное завтра.
— Хмм… Красиво. Кто это? — Эйприл появляется будто ниоткуда. Ненавижу эту её глупую привычку появляться внезапно. Я прямо-таки продрогла от страха. Слышу над ухом громкое хлебтание горячего напитка. С видом знатока Эйприл протягивает руку и пальцами проводит по линиям, углубляясь своим проницательным взором в каждую из них.
— Не знаю. Просто. Из головы, — тяжело вздыхаю, рассматривая вместе с девушкой плод своих стараний. Усталый томный взгляд, лоб покрытый морщинами, а под глазами темные круги. Губы поджаты, словно этой девушке с картины хочется что-то сказать, но слов она не находит. Волосы её не уложены, даже будто влажные. Может, от дождя, а может и от душа, который она принимает по пять раз на день, чтобы смыть с себя весь груз тяжелого бремени. Только он не смывается. Его отпечаток у неё на лице.
— Эту картину ты тоже не собираешься продавать? — голубые глаза Эйприл находят мои и доверчиво в них заглядывают.
— Если мне удалось продать две картины случайно, это не значит, что у меня получится продать и остальные. К тому же, у меня нет желания этого делать, — пожимаю плечами и в тот же миг прячу глаза, будто мне стыдно.
— Тебя в гостиной уже ждет Брук. Я немного засмотрелась телевизор и не уследила за временем, — Эйприл резко меняет тему, потому что знает, что я не люблю обсуждать подобные вопросы. Я и без того делаю всё, что в моих силах, чтобы у нас были деньги. Но мои картины — это слишком личное дело, которое я не хочу обсуждать даже с сестрой.
Я ничего не отвечаю. Просто поднимаюсь наверх, оставляя Эйприл наедине с нашей общей грустью. Я знаю, что ей нравится рассматривать мои картины подолгу. Иногда, когда ей очень грустно, я нахожу её здесь за рассматриванием картин. Она может просто-таки часами находиться здесь, слушая крик моей души. Её-то молчит. Умолкла после того, как мать бросила нас.
Иногда мне кажется, что Эйприл завидует мне, что я не потеряла себя. Конечно, я стала рисовать реже, нежели делала это раньше. Сейчас у меня нет на это ни времени, ни сил после сложного рабочего дня. Лишь иногда, когда я чувствую, что горю изнутри, я разбрасываю этот огонь на полотна, прячу его в чужих нарисованных глазах.
Наверху меня ждет Брук — моя лучшая (она сама себя так называет) подруга. Умостившись удобненько на старом продырявленном диване, из которого в некоторых местах уже торчат пружины, она смотрит «Холостяка». Это шоу идет целую вечность?
В руках у Брук яблоко. Она откусила всего кусочек и держала его надкушенным в руках. Ещё одна чёртова привычка, которая меня бесит. Она любит надкусывать что-либо — булочку, яблоко, пирожное, но не доедать до конца. Сложно объяснить это, но меня это жутко раздражает. Так же, как чавканье Тома или глуховатость его матери, что любит переспрашивать практически каждое произнесенное мной слово.
Брук не была столь чувствительна к окружающим звукам, как Эйприл. Тем более, по телевизору как-никак показывали «Холостяка», замеченной у меня не было даже шанса пройти. Закрыв за собой двери в комнате, я быстро открыла комод, чтобы достать оттуда единственную нарядную вещь, что у меня только была — чёрное атласное платье с большими желтыми цветами на нем. Мне его подарил Том. Мне оно не очень нравится, но больше мне нечего надеть на вечеринку. Каким-то образом, это ужасное платье стало единственной приличной вещью в моем скупом гардеробе.
Мне хватило ещё десять минут, чтобы быстро подвести глаза подводкой и провести по ресницам тушью, подкрасить губы вишневым блеском для губ. И как только я взяла в руки расческу, чтобы причесать волосы, как двери в мою комнату резко открылись. Меня обдало холодом.
— Харпер, какого чёрта ты ещё не готова? Вечеринка уже давно началась, и все ждут только нас, — в одной руке Брук замечаю всё то же надкушенное яблоко. Закатываю глаза на её вопрос. Провожу небрежно расческой по волосам, бросаю её, а затем мы с Брук идем к выходу.
Эйприл в это время уже снова в гостиной. Запах лака для ногтей неприятно прожигает легкие. Она открыла розовый лак под цвет своих волос и теперь аккуратно прокрашивает каждый ноготь. Выглядит Эйприл грустно, будто девушка изображенная на портрете — это она. Мне даже становится не по себе от этих грустных глаз, в которых тяжелеет обида на что-то или на кого-то. Нужно будет поговорить с ней об этом. А пока что Брук тащит меня за локоть, вытаскивая из дома.
— Приду поздно…
— Я справлюсь сама, — закончила Эйприл, даже не взглянув на меня. И это звучало, словно обвинение. Я почувствовала укол совести, но не могла в эту же секунду исправить что-либо. Не успев сказать больше и слова, я сунула свои ноги, которые внезапно снова завыли от боли, в зимние старые потертые ботинки, накинула на плечи куртку и выбежала вместе с Брук на улицу.
Возле покосившегося забора, что ограждает наш дом, был припаркован отцовский пикап Тима. Заметив нас, парень сосчитал нужным посигналить, чем вызвал искренний громкий смех у Брук. Но у меня из головы не выходили грустные глаза Эйприл. Может, они всегда были такими, но почему я не замечала этого раньше? Разве что в последний раз я видела её такой грустной только после ухода матери. Кажется, это было вечность тому назад.
Мы обе усаживаемся на заднем сидении пикапа. Здесь жутко воняет бензином. А ещё здесь холодно, что заставляет задуматься о том, может, это я вдруг стала хладнокровной?
Брук начинает флиртовать с Тимом. Она знает, что он сходит по ней с ума ещё со средней школы, но это её, кажется, только забавляет. Тим, кажется, тоже не дурак, но всё равно позволяет ей играть с ним, словно он чёртова игрушка в её дырявых руках. Была бы я на месте парня, я бы её уже давно послала. Но так я всего-навсего её лучшая подруга. И жаловаться мне, по сути, не на что.
Мы едем, а мне всё равно как-то не по себе. Мало того, что я молодость свою теряю, у меня ещё такое чувство, будто я теряю ещё и свою сестру. А ещё мне жутко хочется курить. Прям горло жжет.
Мы подъезжаем к клубу, что находится в десяти километрах от города просто посреди дороги. Или, по крайней мере, здесь привыкли так называть это место. В действительности это просто гадюшник какой-то, где, в принципе, и собираются одни змеи. Вот и я здесь.
Мне даже не хочется выходить из машины. Хочется просто сидеть здесь и всё. Хочется просто согреться.
— Эй, Харпер, всё в порядке? — Брук толкает меня острым локтем в бок. Я выдавливаю из себя слабую улыбку. Честно говоря, хочется плакать лишь от этого вопроса. Ведь когда кто-то задает его, он ждет краткого «да», ведь если «нет», то это и не забота кого-то другого, кроме как тебя самого. Но Брук моя лучшая подруга. Она должна понять меня. Должна поддержать меня.
— Брук, ты чувствуешь, будто растрачиваешь свою молодость впустую?
Тим хмыкает. Он курит в открытое окно, будто дразнит меня. Но я не обращаю на него внимания. Смотрю на Брук, которая опустила глаза вниз. И клянусь, что могу даже увидеть те моменты её жизни, что мелькают у неё в голове — вечеринки, алкоголь, легкие наркотики, ответственность, которой у неё нет, интрижка с Тимом и каждую пятницу прощальный секс с её бывшим парнем Сэмом. Уже завтра она бросит этот маленький город со всем своим сумбурным прошлым и начнет новую жизнь в Лондоне.
И пока она молчит, я сама нахожу ответ.
— Я не думала об этом, — наконец-то произносит она. — Наверное, всё начнется завтра. Завтра я начну по-настоящему жить.
— А что тогда ты делаешь сейчас? — по-прежнему посмеивается Тим. И мне почему-то тоже хочется улыбнуться от посредственности Брук, которая, кажется, совсем не поняла сути самого вопроса. — Вот я точно не чувствую этого. Просто живу себе и всё. Нет времени для сожалений. Может, когда мне будет за сорок, я буду сидеть в своем кабинете в офисе на двадцать третьем этаже, возьму в руки фотографию своей счастливой семьи и подумаю о том, как жаль, что Брук Хоккинс так и не согласилась стать моей женой.
