Выйди из-за тучки (СИ) - Шатохина Тамара (книги без сокращений txt) 📗
— Ладно, — радостно соглашается Вовка и сам плотно закрывает за собой дверь в комнату. Мы с Леной уже говорили о том, что тот случай мог вызвать у него стойкую фобию — боязнь крови. И Саша сейчас подтверждает это:
— Боюсь, что в медицину твой сын уже не пойдет.
— Ничего страшного, — отвечаю я, — придумаем что-нибудь другое.
Дальше следует команда:
— Разоблачайтесь, пациент.
И я неловко стаскиваю с себя халатик, оставаясь в одних трусах, очень скромных и плотных, надо сказать. Кожа становится повсеместно шершавой, а соски превращаются в твердые камешки. Саша не смотрит на меня, он раскатывает на столе медицинскую укладку старинного вида, которую принес с собой. Я успеваю успокоить дыхание и расслабить мышцы. Сажусь и покорно предоставляю свое тело для перевязки. Глаза лучше не закрывать — будет только хуже. Потому что тогда ощущения обостряются и… в общем, уже проверено, что лучше этого не делать.
Но и смотреть лучше не на него, а в окно… мужик штучный, хотя и не красавец в полном смысле этого слова. Сам тяжеловат, нос крупноват, челюсть жесткая какая-то, стрижен слишком коротко, почти «под ноль», залысины намечаются. Но это вместе со всем остальным настолько в какой-то гармонии, в соответствии, что ли? Так что эти будто бы и недостатки превращаются в неоспоримые достоинства. В общем, все в его внешности на высоте или просто он в моем вкусе. И что хуже всего — он отлично это понимает. И ведет себя соответственно — уверенно и напористо, что для него, скорее всего, просто привычка. Для меня — нет, и я предупреждаю, как он и просил меня делать:
— Будешь лапать — дам по морде.
— Да помню я. Нужна ты мне… — фыркает он.
— Хорошо, — успокаиваюсь я. Вернее, пытаюсь успокоиться, потому что он, наконец, поворачивается и подходит ко мне. Начинает с рук и его профессиональные прикосновения… они сейчас для меня, как самая нежная ласка, как прелюдия к чему-то большему или намек на то, что могло бы… Слишком плавны и осторожны его движения, слишком старательно он сдерживает дыхание… В конце концов, на закуску, так сказать, дело доходит до молочной железы, как он ее называет — до того самого прокола. Он немного вспух, а кожа вокруг покраснела. И Саша недовольно хмурится, сняв сеточный пластырь с зеленой марлечкой на нем. Осторожно проводит пальцем возле ранки, а значит — по ареолу соска, несколько раз слегка нажимая, и я злобно шиплю.
— Я пальпирую около раневую поверхность, пациент, — хмыкает он, сохраняя на лице совершенно равнодушное выражение. Совсем не такое, как в тот первый раз.
ГЛАВА 3
Тогда, когда бедный Вовка трубно голосил, а меня трясло рядом с ним от боли и растерянности, в мою квартиру ворвалась соседка Лена, а вместе с ней незнакомый мужик. Ленка нежно матюгнулась, как может только она и, подхватив Вовку на руки, унесла в спальню, сюсюкая с ним и пытаясь успокоить разными способами. Она потом рассказывала, что даже станцевала для него с перепугу.
А незнакомый мужик потянул меня из квартиры за руку. И я пошла за ним в каком-то шоковом ступоре. Потому что страх за Вовку затмил тогда все ощущения и эмоции. А когда до меня дошло, что он сейчас в безопасности с Ленкой, и я услышала, что басистые вопли стихают, то меня попустило настолько, что мозг напрочь отказался работать — он отходил от стресса.
Мужик затащил меня в соседнюю квартиру — двушку, насколько я помнила. А там — на кухню. Что у него была за квартира и как она обставлена — не помню вообще, соображала тогда плохо. И потом тоже — какими-то урывками вспоминала, как он вынимал откуда-то застиранный тряпичный сверток, раскатывал его, как рулон, что-то доставал из кармашков. Звуки какие-то — шелест, звяканье… Потом, особо не церемонясь, он стаскивал с меня тонкий короткий халатик, что сопровождалось шелестом осыпающихся стеклянных осколков, которые ткань выдергивала из ранок. Те, которые вонзились глубже и обломились, пришлось доставать пинцетом.
Врач работал, а у меня все это жутко болело. Я сдавленно шипела и дышала со всхлипами, и было не до дурных мыслей. Но когда он закончил со стеклом, и, обработав ранки, залепил их незнакомого вида сетчатым пластырем, то потом начал стирать кровь с моей кожи.
Насколько это было необходимо, и делают ли это медики при перевязках — мне не было известно. Но к тому времени, как влажный, смоченный в спирте кусочек бинта первый раз осторожно прикоснулся к моему телу, самые острые болевые ощущения уже прошли. И я смотрела на мир и на мужика, почему-то стоящего передо мной на коленях, не мутными от боли глазами, а уже более-менее осмысленно.
Бинт продвигался по моему телу осторожно и бережно, стирая уже чуть подсохшую кровь, оставшуюся между заплатками пластыря. Спустился к соску, и мужская рука приподняла снизу мою грудь, фиксируя ее, очевидно, чтобы облегчить себе задачу по вытиранию. Я растерялась, глубоко вдохнула, посмотрела ему в глаза и замерла, потому что увидела… Бисеринки пота на лбу и на носу, расширенные зрачки, жестко сжатые губы и затуманенный взгляд, невыносимо медленно поднимающийся от моей груди и потом — глаза в глаза. И по моей коже больше не скользит проспиртованная марля — мягкое полушарие по-хозяйски обхватывает снизу и уверенно сжимает большая мужская ладонь.
Хрясь! Совершенно непроизвольно я сделала сильное и очень правильное движение. И кто его знает…? То ли сказался стресс, то ли еще что, но двинула я настолько сильно, что он не удержал равновесия и повалился с коленей назад и вбок.
— Дурак! — вскочила я и бросилась к двери, а он начал хохотать, выбешивая этим вообще до предела. Добежала до выхода из квартиры, остановилась и спокойным шагом вернулась за халатом. Подхватила его и повернулась опять на выход. Он, все так же валяясь на полу, сквозь смех прокричал вдогонку:
— Не надо! Там может… быть… стекло!
Швырнула халат обратно на пол, будто там прятались змеи. Он опять хохотал — легко, весело…, а мне срочно нужно было к Вовке. Заглянув в глазок, я быстро перебежала в свою квартиру. И понимала уже, что все-то я сделала правильно, кроме одного — это «хрясь» прозвучало не сразу. Длинная такая секунда… тягучая, как мед… Я много чего успела почувствовать, и он отлично видел это.
Из прихожей — сразу в ванную, там всегда висит просторный махровый халат мужа. Влезла в него, морщась от боли в порезах, а в голове почему-то билось то — из отпуска, словно надрывный крик чайки:
— Ка-ать. Ка-ать. Ка-ать. Кать!
Зар-раза… До чего привязчивая. Или это кровь так лупит в виски?
Поморщилась, мотнула головой и пошла смотреть — что там с малым? А они с Леной сидели на кухне и кушали. Перед Вовчиком тарелка с супом и он уже добрался до ее дна, а соседка кромсала вилкой одинокую котлетку. Увидела меня и довольно высказалась:
— Настоящий мужик растет — успокоить можно, только натолкав жоркой под завязку.
Я поморщилась от неприятных ощущений и, порывшись в аптечке, проглотила обезболивающую таблетку. Села рядом с ними и спросила о том, что не давало покоя:
— Лен, а кто это был?
Она внимательно присмотрелась ко мне и хмыкнула:
— А что ты раскраснелась? Сильно болит? Крови много было, скорее всего — повредила крупные сосуды на руках… Это теперь наш сосед, Волошкины продали квартиру. Врач-стоматолог.
— С-стоматолог?
— А какая тебе разница? Врач он и в Африке врач. Каждый из них должен уметь оказать первую помощь. Там вообще первые курсы общие, и только потом специализация. И что здесь такого — помог же? Сильно у тебя там, покажи? — потянулась она приподнять полу халата.
— Вовка испугается, потом покажу. А откуда он сейчас взялся?
— Откуда-откуда… кран мне чинил. Просто присмотреться хотела. А тут такой вопль! Я, честно, думала — ты малого одного оставила, а он куда-то влез. Хорошо, хоть ключ есть. Пока дверь открыла, жутко перес… ты кушай, Вовчик, кушай… страху натерпелась. Знаешь, зайчик, а ты ведь уже поел. Можно мы с мамой поговорим по-взрослому? От спасибо, — провела она моего сына в комнату и, вернувшись, прикрыла за собой дверь. Внимательно и серьезно посмотрела мне в глаза.
