Святых не существует (ЛП) - Ларк Софи (книги онлайн бесплатно серия txt, fb2) 📗
Железо слишком тяжелое. Стали не хватает блеска.
Я представляю себе точную изогнутую форму, которая мне нужна, как корпус корабля или ребро кита.
Затем я улыбаюсь, когда во мне просыпается вдохновение.
Я жду у офиса "Siren" на улице Кабрильо.
Это мрачное, низкое здание с жестяной крышей, по которой хлещет мелкий дождь.
Дождь невероятно полезен. Он заслоняет обзор, заставляет людей не поднимать головы, побуждает их перебегать с места на место, не задерживаясь и не оглядываясь по сторонам.
Зонтики еще лучше.
Я стою в переулке и наблюдаю за Дэнверсом через маленькое засаленное окно его офиса.
Ты узнаешь о человеке все, когда он думает, что он один.
Я наблюдаю, как Дэнверс достает из ящика банку орехов, открывает ее и съедает несколько горстей, вытирая соленую ладонь о штанину джинсов. Он отодвигает орехи, как будто не собирается больше есть. Но через несколько минут он берет еще одну горсть. Затем, в порыве вдохновения, он возвращает крышку на жестянку и закрывает ее в ящике. Это длится еще меньше времени, прежде чем он открывает ящик и берет еще одну горсть.
Через некоторое время в кабинет заходит секретарша Дэнверса. Она уже надела пальто и взяла в руки сумочку, желая поскорее уйти, пока погода не ухудшилась.
Дэнверс встает между ней и дверью, преграждая ей путь своим мягким телом, и игнорирует несколько нерешительных шагов в его сторону, когда она намекает, чтобы он отпустил ее.
Его болтовня тянется мучительно медленно. Я вижу, как девушка несколько раз дотрагивается до телефона в кармане, вероятно, ощущая вибрацию текстовых сообщений от друзей, которые, возможно, ждут ее в ближайшем кафе или ресторане.
Наконец он отпускает ее. Я ожидаю, что он последует за ней - ведь секретарша была последним человеком, оставшимся в офисе, кроме самого Дэнверса.
Вместо этого он неловко стоит на месте, а затем снова опускается в кресло.
Раздосадованный тем, что ему не удалось отвлечь внимание секретарши, он высыпает оставшиеся орехи прямо в рот и швыряет банку в корзину для мусора в углу, промахнувшись мимо нее на два фута. Я вижу, как он произносит слово "черт", хотя не удосуживается поднять жестянку.
Некоторое время он листает Facebook. Хотя он стоит лицом к окну, отвернув от меня экран компьютера, я вижу его отражение в очках. Он открывает word doc, набирает несколько предложений, а затем снова закрывает документ. Видимо, он исчерпал всю свою творческую энергию, клевеща на меня этим утром.
Наконец Дэнверс выключает компьютер и снимает пальто с крючка на стене. Я с удовлетворением замечаю, что он не взял с собой зонтик.
Дэнверс выключает последний свет в офисе и закрывает за собой дверь.
Я выхожу из переулка, избегая камеры, установленной на северо-западном углу приземистого кирпичного здания.
Как только зонт раскрывается, я превращаюсь в высокий темный стебель под его черным козырьком.
Я делаю вид, что спешу по тротуару, опустив голову и погрузившись в размышления, пока мы с Дэнверсом не сталкиваемся плечами.
— Карл, — говорю я с притворным удивлением. — Я не заметил тебя.
— Коул, — отвечает Дэнверс, немного нервничая. Ему интересно, читал ли я его статью - не пришел ли я сюда, чтобы поиздеваться над ним.
— Это офис "Siren"? — говорю я, как будто не знаю.
— Точно, — говорит он, жестко и настороженно.
— Моя студия вон там.
Я жестом показываю в сторону Фултона, где, как хорошо известно Дэнверсу, арендная плата втрое выше, чем, вероятно, платит "Siren".
— Правда?
Дэнверс говорит неопределенно, глядя в другую сторону, в сторону Бальбоа, где он садится на трамвай и возвращается в свою квартиру.
Дождь теперь идет сильнее, прижимая его редеющие волосы к черепу, подчеркивая крысиное сходство его выступающего носа и прикуса.
— Возьми мой зонт, — говорю я, как будто только сейчас заметил, что он промок.
Я переориентирую козырек так, чтобы он накрыл нас обоих.
— Спасибо, — нехотя отвечает Дэнверс.
А потом, поскольку человеческая природа такова - искать примирения, оказывать услугу за услугу, Дэнверс говорит, — Надеюсь, никаких обид по поводу витрины. Это была жесткая конкуренция.
— Я не из тех, кто обижается, — отвечаю я.
Он смотрит на меня сквозь запотевшие очки. Уверен, ему интересно, видел ли я рецензию. Возможно, он даже жалеет, что написал ее, потому что в конце концов Карл Дэнверс отчаянно нуждается в том, чтобы н нравился. Именно мои публичные насмешки впервые вызвали его ярость по отношению ко мне. В любой момент я мог бы обезоружить его комплиментом. Если бы я мог заставить себя солгать.
В Дэнверсе нет ничего, чем бы я восхищался.
Более того, я никогда никем не восхищался.
— Думаю, мой нынешний проект покажется вам гораздо более увлекательным, — говорю я Дэнверсу. А потом, как будто только что придумал, — Не хочешь ли посмотреть? Он еще не закончен, но мы могли бы укрыться от дождя. У меня и чай есть.
Дэнверс с подозрением смотрит на это внезапное предложение оливковой ветви. Он изучает мое лицо, которое я старательно строю так, чтобы выглядеть непринужденно и почти рассеянно - как будто меня тянет вернуться в свою студию и пригласить его с собой как нечто второстепенное.
Я вижу жадный блеск в его глазах. Его недоверие ко мне - обоснованное и оправданное - вступает в борьбу с этим немыслимым предложением: посмотреть на мои работы, которыми я никогда ни с кем не делюсь. Просто заглянуть в мою студию, чтобы иметь возможность посплетничать о ней и, возможно, описать ее в статье, - перед таким соблазном Дэнверс не может устоять.
— Я могу зайти на минутку, — говорит он хрипловато.
— Тогда сюда.
Я резко поворачиваюсь, чтобы перейти дорогу.
Дождь хлещет по водосточным трубам, разнося мусор и опавшие листья. Мне почти не приходится следить за проезжающими машинами. Тротуары пусты.
Я срезаю путь, по которому ходил уже несколько раз. Маршрут, где нет банкоматов и дорожных камер. Здесь нет ни придорожных ресторанов, ни любопытных бездомных, расположившихся в палатках.
Если бы мы встретили кого-нибудь на своем пути, я бы прервал эту экскурсию на месте.
Но никто не вмешивается. Чувство правильности происходящего овладевает мной - единственный раз, когда я ощущаю связь с чем-то вроде судьбы или предназначения. В тот момент, когда все складывается в пользу убийства.
Я впускаю Дэнверса через заднюю дверь. Свет горит слабо. Наши шаги гулко отдаются в просторном помещении. Дэнверс выгибает шею, пытаясь вглядеться в темноту, и не замечает, как начинает переступать через тонкий пластиковый брезент.
Я достаю из кармана гарроту. Молча разматываю проволоку.
— Я бы хотел посмотреть на твои инструменты, — говорит он с плохо скрываемым нетерпением. — Это правда, что ты сам все делаешь?
Он с удовольствием поймает меня на лжи.
Я сокращаю пространство между нами, спускаюсь к Дэнверсу, как ястреб с неба. Он не слышит моих шагов. Он не чувствует моего дыхания на своем плече. Он не замечает, как моя тень поглощает его.
Я обматываю проволоку вокруг его шеи и натягиваю ее, перекрывая ему дыхание, словно ножницами.
Его паника мгновенна.
Он хватается за горло, пытаясь ухватиться за проволоку, но тонкий, как бритва, металл уже погрузился в мягкую плоть его шеи. Он начинает биться и вырываться. Я опускаю его на землю, вдавливаю колено в спину и гребными движениями тяну за проволоку в поперечном направлении.
Очки Дэнверса упали с его лица. Они лежат в нескольких футах в стороне, словно пара пустых глаз, смотрящих на меня.
Сам Дэнверс лежит лицом вниз, поэтому я не вижу его выражения.
Мне не мешало бы заглянуть ему в лицо. Я уже делал это раньше. Я наблюдал страх, муки, страдания, которые в конце концов переходят в тупую покорность, а затем в абсолютную пустоту смерти. Жизнь закончилась, погаснув в бесконечной пустоте вселенной. Возвращение из небытия, как искра от костра, исчезающая в ночи.