На земле и на небе - Тарасова Ирина (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
А чего хочет она, Катерина? Во что верит, чего ожидает от будущего?
Катя дернула за шнурок бра. Свет от двух стеклянных свечек заставил зажмуриться, несколько долгих ночных секунд она сидела с закрытыми глазами, а потом, когда глаза наконец привыкли, подтянула колени к самому подбородку и, обняв их руками, глубоко задумалась. До сегодняшнего дня ее жизнь представляла собой прямую дорогу. Все решали родители, обстоятельства, ритуал размеренной провинциальной жизни. Она жила так, как жили многие, как жила ее мать и подруги. Так… предсказуемо. Но что-то изменилось, что-то словно щелкнуло внутри — и сомнения стали одолевать ее. А правильно ли это, не слишком ли просто скользить по проторенной другими колее?
Катя поступила на филологический факультет педагогического института сразу после школы. Просто потому, что любила читать и нужно было получать высшее образование и… и, пожалуй, все. Других доводов у нее не было. Она никогда не задумывалась над своим будущим. И теперь глубокой ночью, сидя в кровати с открытыми глазами, она пыталась проанализировать свое настоящее, заглянуть в будущее и просто посмотреть на себя со стороны.
Что она имеет? Двадцать один год, сто шестьдесят четыре сантиметра, сорок девять килограммов живого веса. До идеала девяносто — шестьдесят — девяносто ей, пожалуй, не добраться. В нижнем параметре — в пределах нормы, восемьдесят восемь сантиметров. Объем талии тоже совпадает, но вот бюст явно маловат — всего восемьдесят два. Хотя, впрочем, грудь у нее хоть и маленькая, зато красивой формы. Лицо… Катя на секунду представила свое отражение в зеркале. Лицо славянского типа, глаза кошачьи, зеленые, довольно красивые, отметила Катя, густые пепельные волосы. Внешние данные можно оценить на твердую четверку, заключила она. Образование высшее, вернее, еще немного — и будет высшим.
Но она уже твердо знала, что не будет учителем. Это решение пришло к ней после первого же дня педагогической практики, когда она испытала самое настоящее отвращение, оказавшись в одном из темных школьных коридоров, пахнущим потом и тушеной капустой (ну почему в школьных столовых всегда пахнет этой мерзкой тушеной капустой?!). А когда на перемене в коридор с гиком ринулась, чуть не сбив ее с ног, орава пятиклашек, к отвращению примешался еще и страх перед этой необузданной, неуправляемой толпой.
Но если она уже решила, что не пойдет работать в школу, тогда куда? Может, в районную или городскую библиотеку? А может быть, ей вообще не стоит работать по специальности?
Катя опять выключила свет, как будто в темноте было легче найти ответ, легла и закуталась в одеяло. Сейчас она уже даже не знала, хочет ли остаться в этом городе, в этом доме? Их городок, конечно, чистый и зеленый, но уж больно тихий. Все друг друга знают. Все, что происходит здесь, предсказуемо и неинтересно. Да и жить в семье родителей после окончания института ей не хотелось, хотя она очень любила и своих родителей, и свой дом, и свой уютный уголок с книжной полкой, письменным столом, швейной машинкой и репродукцией шишкинской картины в тяжелой гипсовой раме, покрытой бронзовой краской. Но она хотела бы чего-то иного, более яркого, просторного, интересного. И к тому же… Как надоели ей эти медведи! Но попробуй что-то изменить в их доме, хотя бы перевесить треклятых медведей в гостиную. Скандал не скандал, но ей сразу же, впрочем как и всегда, укажут на то, что все должно находиться на своем месте. Везде должен быть порядок. И этот порядок всегда определяла мать, бывшая в их доме полновластной хозяйкой и не собиравшаяся уступать это право кому бы то ни было. Была и останется.
Катя вздохнула и перевернула жаркую подушку. Значит… Значит, надо что-то предпринимать. А какой существует самый верный способ изменить свою жизнь? Конечно, замужество. Недаром же девчонки с первого курса ходят на танцы в политехнический институт. И сама она не раз там бывала. И что? Почему же она до сих пор ни разу не влюблялась? Ей уже скоро двадцать два, а она до сих пор девственница! Бывало, горячий жар желания накатывал и на нее, но никто из окружавших ее парней ни разу не заставил бешено колотиться ее сердце, никто и никогда не был предметом ее девичьих грез. Неужели никто? Неужели ни разу?
Она встала, накинула халат и подошла к письменному столу. Включив ночник, села на стул и вынула из ящика стола альбом со студенческими фотографиями.
Посвящение в студенты. Вечеринка в институте. А с кем это она в обнимку? Это ее одноклассник Женька. Учится в сельхозе. Два метра с хвостиком. Наверняка с большим будущим. Папа в исполкоме, всегда на виду, появляется на местном телевидении и явно метит в депутаты. Женечка, конечно, красавец. Возможно, она и поддалась бы на его чары, если бы не его самоуверенность, граничащая с глупостью. Но — хорош самец! При виде его рельефной фигуры и плотно обтянутых джинсами бедер и она ощущала горячую тяжесть внизу живота. Но с ним только ленивая не переспала. Или брезгливая, как она. Катя перевела взгляд на другое фото.
А это Андрей. Строгий, классический костюм, белая рубашка, галстук-бабочка. Он ее все время приглашал на медленный танец, как-то даже приходил с цветами к институту. Но уж больно прыщавый! Прыщи, конечно, сойдут со временем. Но целоваться с ним сейчас! О нет, от одной мысли об этом противно становится. И она без сожаления перевернула страницу. День рождения Лариски, сокурсницы, одной из ее подруг. Катя невольно приблизила фотографию к глазам. Константин. Красавцем назвать нельзя, но что-то в нем определенно есть, чисто по-мужски притягательное. Волевой, целеустремленный, и, что немаловажно, чистоплотный и всегда корректный. Кате он нравился, и, обрати он на нее внимание, вряд ли устояла бы. Но он давняя любовь Лариски, которая все собирается за него замуж, да никак залететь не может.
Катя перевела взгляд на лицо сокурсницы, радостно улыбавшейся прямо в камеру. Почему Константин предпочел Лариску, ведь он познакомился с ними обеими на одной вечеринке. Почему не ее, а Лару он пригласил на медленный танец, а потом провожал до дома и целовал на лестничной площадке?
Катя стала невольно сравнивать себя с подругой. Лара — полная ей противоположность, жгучая брюнетка с вьющимися волосами, темно-карими бархатными глазами. У нее такие ресницы — не нужна никакая тушь, но самое красивое в ее лице — это брови, две четкие дуги. У Кати, конечно, брови тоже очень даже, но у Лариски они именно вызывающе красивы. Когда та удивлялась — одна бровь оставалась на месте, а вторая причудливо выгибалась вверх, что придавало ее лицу непередаваемо обворожительное выражение. И темперамент! Да, у Лары по-настоящему жгучий темперамент. А у нее какой? До сих пор она этого не знает. Еще никто не обнимал и не целовал ее так, чтобы ей захотелось без сожаления и страха расстаться со своей девственностью. Она вздохнула и уже без интереса продолжила рассматривать другие фотографии. Гошка — хам. Марат… Вечно от него пахнет потом и нестираными носками. Давид страдает нарциссизмом, никто, кроме собственной персоны, его не волнует. Сашка — душа нараспашку, как любила она приговаривать, глядя на его бесхитростную физиономию. Прекрасный друг, но слишком уж прост. Она с досадой захлопнула альбом, положила его на место, выключила свет и, зевнув, легла в ставшую прохладной постель.
На следующий день все в институте обсуждали все то же событие — замужество Тамары. И через день, и через два разговоры не прекращались. Но постепенно громкие восклицания становились тише, а долгие обсуждения короче — и постепенно все вернулось на круги своя.
Как-то после занятий к Катерине подошла Лариса. Ее темные глаза лихорадочно блестели.
— Катюха! Приглашаю тебя на помолвку. Мы с Костиком наконец решились.
— Что? — На этот раз от удивления резко взметнулись вверх брови Катерины. — Ты беременна?
— Кто тебе сказал? — быстрым шепотом спросила Лариса.
— Так просто спросила, — виноватым тоном ответила Катя и отвела глаза чуть в сторону.
