Шёлковая тишина (ЛП) - о' (книги бесплатно читать без txt) 📗
Ком в горле не дает мне продолжить, но Макс понимает и свободной рукой гладит мою щеку.
— Это моя вина, — глухо признает он. — Нельзя драться при ребенке. Но я ничего не мог с собой поделать, увидел тебя рядом с этим… И меня просто понесло.
Я чуть поворачиваю голову и целую его ладонь.
— Ты не уверен во мне, — не спрашиваю, утверждаю и пытливо заглядываю в его глаза.
В них столько эмоций, столько разных мыслей разом, что мне сложно разобраться самой в этом калейдоскопе.
— Что он хотел от тебя? — задает вопрос Макс, и я принимаю его уход от ответа за скрытое "да".
— Всё то же, — я пожимаю плечами. — Он считает, что если у нас общий ребенок, то мы должны быть вместе. Забавно, что это не волновало его предыдущие пять лет.
— И ты?.. — Макс отворачивается, убирая аптечку, но я улавливаю напряжение в его голосе и вскакиваю на ноги.
— Ты спрашиваешь, как я на это ответила? Серьезно? — я ловлю мужчину за руку и поворачиваю к себе. — Я живу в доме твоих родителей, я сплю с тобой в одной постели, я глаз от тебя оторвать не могу — и ты спрашиваешь, что я сказала Антону?
Макс пожимает плечами, в то время как взгляд его прикован к моему лицу. Он ловит каждое мое слово, каждую интонацию, каждый полутон моих фраз с таким напряжением, что до меня вдруг доходит простая истина.
— Ты не уверен не во мне, а в себе.
— В себе я более, чем уверен, — возражает он и дергает меня на себя.
Я врезаюсь в его тело и вместе с волной приятного тепла его близости вновь чувствую боль в боку. Но я не обращаю на нее внимание и объясняю мужчине свои слова.
— Ты не уверен в себе — не в том смысле, что не уверен в своих чувствах, а в том смысле, что ты сомневаешься в своей притягательности для меня, — я вздыхаю и добавляю. — Это Майя, да? Из-за нее ты…
— Ты психолог по образованию? — грубо обрывает меня Макс, вздергивая брови и глядя на меня сверху вниз, отчего я чувствую себя глупым ребёнком в мире умных взрослых.
— Нет, — выдавливаю из себя.
— Ну, так и не лезь. Я просто ревнив и, кажется, просил тебя не давать мне повода.
Он отпускает меня, и я чувствую холод там, где только что лежали его руки. Во мне вновь разгорается обида, и я скрещиваю руки на груди.
— А я давала повод? — я, словно зеркало, отражаю его выражение лица, и в глазах Макса загорается опасный огонёк.
— С учетом вашего с ним общего прошлого… — многозначительно отвечает он, и я возмущённо закатываю глаза.
— Ты же понимаешь, что у меня не только с ним есть общее прошлое? Мне что, в город теперь выходить нельзя?
— Общее прошлое со всем городом? — ядовито ухмыляется Макс.
«Не перегибай палку», «Ты понимаешь, что я имею в виду» — один из этих ответов подошёл бы идеально. Но, конечно, я не иду по этому пути, заражаясь настроением Макса.
— А если и так, то что?
— То о прошлом шлюхи надо сразу предупреждать.
Он резко выходит из кухни и оглушительно хлопает дверью. В соседнем дверном проеме появляется Тимур и удивленно спрашивает:
— Что это хлопнуло?
Со двора слышен звук мотора пикапа Макса. Видимо, он уезжает.
А я всё ещё стою на том же месте не в силах пошевелиться. Своей последней фразой Макс словно облил меня бензином — не вздохнуть, словно облил меня цементом — не сдвинуться. Он словно облил меня помоями, и мне хочется не просто помыться, а снять с себя кожу — такой она кажется грязной. Самым краем своего сознания я понимаю, что, в общем-то, сама спровоцировала его, сама подтолкнула к тому, что он сказал. Но сердце все равно горело — отравленной горечью, ядовитой обидой. Какой-то удушливый лёд сковал мои внутренности и слипся в одно отвратительное целое.
Я бы бросилась к морю или бродила бы весь день босиком по городу, шарахаясь от прохожих, но я ведь мама, а значит не могу позволить себе такую вольность.
— Ты как-то хотел прокатиться на скутере по городу? — спрашиваю я Тимура как можно безмятежнее.
У сына загораются глаза, и он стремглав несётся на улицу. На листке кухонного блокнота я пишу пару строк Тане и Стасу — благодарю за гостеприимство, извиняюсь за спешку и обещаю вернуть скутер на днях. Беру телефон и выхожу во двор. Вещей с собой нет — и хорошо.
Мы едем домой по вечернему городу. Я стараюсь выбирать те улицы, где нет полицейских, и тащусь настолько медленно, насколько возможно. Тимур в полнейшем восторге, а я словно кукла — внутри один пластик.
Мы заезжаем в наш двор и замечаем одинокий телевизионный фургон у нашего подъезда. Меня озаряет мысль — напрасная, ненужная, вредная — но я упрямо стучу в дверь кабины. Оттуда высовывается заспанное лицо журналиста, а вместе с ним — плотное облако запаха кофе и сигарет. Он трёт глаза и пару минут ничего не понимает, но потом наконец в его глазах загораются искры радости.
— Вот как знал, что не зря тут стою!
— Можете раструбить на весь город, что Майя победила, — отрывисто бросаю я и добавляю. — Больше дежурить вам здесь смысла нет.
Мы с Тимом заходим в подъезд и поднимаемся в душную квартиру. Сын моментально срывается к своим игрушкам, а я медленно оседаю на пол и наконец даю волю своим слезам.
Глава 27
Ночью я безуспешно стараюсь согреться под тонким одеялом. Меня колотит, как в лихорадке. Со мной что-то не то, и, когда я переворачиваюсь на левый бок, взрыв боли заставляет меня заскулить в подушку. Ощущения до того сильные, что становится ясно — там, внутри, что-то не в порядке.
Я наощупь нахожу телефон возле подушки и вызываю скорую. Физическая боль легко вытесняет душевную — не всё ли равно, что сказал Макс, когда прямо под боком проблема посерьёзнее. Это наверняка последствия удара, а значит меня скорее всего повезут в больницу — делать рентген и может даже УЗИ. Что делать с Тимом? Вариантов нет, мне придётся брать его с собой. Жаль, что мы одни дома, без Киры. Жаль, что мы здесь, а не в доме Тани и Стаса. Я могла бы оставить сына с ними.
Жаль, что рядом нет Макса… Я понимаю, что мы всего лишь поссорились, что каждый сказал то, что заденет другого сильнее. Мы просто выплеснули друг на друга свои переживания, слепив их в один рассерженный ком. Макс, наверняка, уже жалеет о сказанном. Во всяком случае — я надеюсь на это.
Если бы только он не был таким вспыльчивым, если бы только я не заражалась так легко его состоянием, то он был бы сейчас рядом. Облегчил боль поцелуями, поехал бы со мной в больницу, держал бы за руку. Был бы рядом — как поддержка, как забота, как опора.
Но его нет, и мне не приходит в голову позвонить ему. Вместо него я звоню Кире, но она наверное уже спит у подруги и не слышит.
Звонок в домофон будит Тимура, и я объясняю ему ситуацию. Он мужественно трёт глаза и идёт одеваться. Мой маленький сын ведёт себя как мужчина, и на меня накатывает благодарность. Я порывисто обнимаю его со спины, стиснув зубы от боли, не зная, как иначе выразить свои чувства. Он со мной — и он меня поддержит.
Бригада скорой помощи подтверждает мои опасения, и я наскоро бросаю в сумку паспорт и медицинский полис. Мы выходим из квартиры, и один из врачей почти врезается во взъерошенного Макса.
— Что случилось?
Его низкий голос, полный тревоги, звучит громко в тихом подъезде. Он весь какой-то помятый, растрёпанный, но в глазах я вижу сталь. Вижу решительность, непреклонность, вижу непоколебимость. И я чуть ли не телом чувствую, что вот она — та самая опора, та самая стена, та самая крепость, что укроет меня, спасёт и защитит.
Я шагаю к Максу, хватаю его за руку и крепко сжимаю.
— Что-то с левым боком. Сильно болит.
Его лицо каменеет, а рука так сильно сжимает мою, что мне сложно ею пошевелить.
— Я еду с вами.
— Только один сопровождающий, — качает головой врач скорой помощи.
Макс бросает взгляд на Тимура и сразу понимает, что я в любом случае поеду с сыном.
— Тогда я поеду на машине следом, — решает он.
— Это можно, — кивает врач, и мы вместе выходим на улицу.
