Жена без срока годности (СИ) - Горышина Ольга (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt, .fb2) 📗

Звук Сунил оставил на минимуме, но полунемое кино не мешало поднятию хорошего настроения, ему мешал мой внутренний дискомфорт от нахождения в чужой постели — даже в теплых носках и со спрятанным во флис носом. Взгляд тоже то и дело прятался в коленки, чтобы унять разрывающее барабанный перепонки сердце: женское естество било в набат — сейчас или никогда. Здравый смысл отвечал — никогда, и где-то там, внутри, пониже груди, едва различимо, как первые шевеления ребенка в материнской утробе, звучало то самое роковое “сейчас”. Никогда. Сейчас. Никогда…

— Хочешь спать? — заметил наконец движения моих глаз Сунил.

Я тут же всполошилось и дернулась в попытке извиниться.

— Да ладно, — его рука поймала край покрывала, упавшего с моего плеча. — Длинный тяжелый день… Я пойму…

Чего он собирался понимать — непонятно. Из света только блики с телевизионного экрана. Похоже на ночную дорогу с вспышками чужих фар — я успела привыкнуть к тому, что белки его темных глаз в темноте становятся еще ярче, а улыбка — еще белоснежной. И сейчас не знала куда смотреть — и смотрела на кончик его носа, точно на маятник в руках гипнотизера.

— Нет, — ответила голосом бандерлогов и даже чуть качнулась.

Или слишком сильно, что Сунилу пришлось призвать на помощь свою вторую руку, чтобы обеспечить стабильность — чего? Моего тела, моей головы… Или я сама держала ее прямо, вытягивая шею с такой силой, чтобы суметь коснуться темечком низкого потолка.

— Я не устала, — говорила я едва слышно. — Давай досмотрим фильм, — сказала тихо и по слогам, точно собиралась после “давай” произнести совсем другой глагол.

Английское “летс” ненарочно прозвучало шипением, но я не превратилась из покорной обезьяны в удава — гипнотизировать мой взгляд не умел, не хотел, не знал, нужно ли это сейчас… Моей голове, не телу…

— Окей…

И все — руки исчезли, и я глубже зарылась спиной в подушки, ссутулилась, уставилась на бегающих кинематографических человечков…

— Я рад, что мы выбрались в горы, — запустил Сунил в мои уши дополнительный звуковой ряд.

Я не повернулась к нему, все так же тупо сверлила взглядом дырку в экране.

— Спасибо тебе.

— Спасибо тебе, что согласилась.

Формальный обмен любезностями. Такими же формальными, как и весь английский язык офисного общения. Может, наше общения за пределами кьюбика такое сухое, потому что нам элементарно не хватает словарного запаса? Дети добирают в дружбе эмоциями, жестами, а я тут вцепилась в одеяло и сижу истуканом, забыв, что решила быть женщиной.

Ну а он, не в состоянии, что ли, побыть со мной мужчиной? Ну хоть на словах, если боиться дотронуться руками? Но ведь только что пытался спасти мои плечи от холода, и из сугроба меня вытаскивал, и отряхивал мою куртку от снега — не отвалились руки, не ошпарился о мое горячее тело… Для него это не шанс? Ему это не нужно? Может, у него на стороне кто-то есть, а я просто не заметила этого?

Глава 15. Первый акт мы почти отыграли

Зато не заметить, что Андрей совершенно не смотрит балет, я не могла. Нет, он не уснул — просто на сцену не смотрел. Всякий раз скашивая глаза, я натыкалась на его взгляд. Не знаю, на чем именно он фокусировался — на первой или второй бриллиантовой дырке в левом ухе — оценивает вес камня или его чистоту или…

Ничего другого он видеть не мог: слишком близко сидел: я чувствовала его дыхание, хоть никогда не отличалась остротой слуха. Думала, вернет взгляд на сцену — нет, чужие ножки его не интересовали, свои бывшие ушки занимали в этот момент куда больше. О чем он при этом думал? Ну не вспоминал же, как я постоянно ежилась, лишь только его губы смыкались у меня на мочке. К чему это вспомнилось вдруг мне самой? Да потому что под микроскопическим разглядыванием уши горят, сильнее шапки на воре. Я ничего не украла, это он стырил несколько лет моей жизни и веру в себя, как женщину. Долго же мне пришлось восстанавливать свою женскую сущность.

— Андрей, это неприлично, — наконец прошипела я под музыку оркестра. — В театре принято разглядывать затылок, а не профиль.

Он молча отвернулся. Затылок перед нами был один, ряд второй — даже эмоции на лицах балерунов видны. На собственных — лишь маски безразличия. До антракта выдержим или как? Занавес.

— В буфет или как? — спросил Андрей, не протянув руки.

Я обтерла задом спинки кресел первого ряда и сейчас могла не одергивать подол платья. Одергивать пришлось себя, чтобы не заскрежетать зубами.

— Я по трезвому тебя не вынесу, — совсем не в шутку сказала я. — Ты что-то силился мне сказать весь первый акт?

— Сделать комплимент хотел, но потерялся в своем ограниченном словарном запасе. Понял, что давно не делал женщине комплиментов. Не представлялось случая, — добавил грубовато, когда я зло обернулась к нему, миновав двери зрительного зала.

— Ты не умеешь делать комплименты. Или что-то резко поменялось за двадцать лет?

— В тебе — нет, поэтому и захотелось сделать комплимент. Конечно, выглядишь старше, но и только… Есть секрет?

Издевается? Не вопрос, утверждение. Мне утверждаться за его счет не надо. Отвернулась, проглотив ругательство. Если сердится, значит, не прав… Разве можно чувствовать себя правым, из чистой прихоти оставив жену с ребенком в чужой стране и чужому мужчине. Неужели реально верил, что никто на его “добро” не позарится? Ну да, никто и не зарился — такие жесткие американские правила поведения и волка по-собачьи скулить заставят. Но неужели Андрей так низко меня ценил? — Волшебные дырки в ушах? — услышала я затылком.

Не обернулась. Шла за толпой в надежде дойти до буфета. Кажется, нужен коньяк. Шампанское — это для детей, а не их родителей…

— Андрей, что тебе от меня нужно? — обернулась я уже на пороге буфета, встав в хвост очереди.

— Я уже сказал — посоветовать, во что вложить деньги, — ответил Андрей серьезно. — Ты должна быть в этом заинтересована, как никто другой. Что мое, то твое… После моей смерти, а я уверен, что ты проживешь намного дольше меня.

Я зажмурилась — слез не было, была резь, настолько неприятно было смотреть в темное сейчас лицо Андрея.

— Что у тебя со здоровьем?

— Не знаю. Никто не знает. Сегодня здоров — завтра в могиле, все как у всех. Марина, мне некому больше оставить квартиры и счета — только тебе и сыну.

— А нам они не нужны. Сейчас нам ничего от тебя не нужно.

— Уверен, вы найдете этому всему применение.

— Отдай сбережения в фонд раковых больных, если уж на то пошло. Или детям-сиротам. Вот я завтра еду в детский дом. Возьми кого-то на поруки, в чем проблема?

— Во мне. Я не хочу играть в добренького дядю, не хочу.

— Жертвуй анонимно, — дернула я за край кармана на пиджаке, будто вкручивала в него купюру.

Не очень проворно — рука Андрея накрыла мою, распластав на сердце. Я не сосчитала его ударов — мои собственные перекрывали сейчас любые звуки, точно крещендо.

— Если бы я сказал, что это просьба умирающего, ты бы согласилась мне помочь?

— Но ведь ты так не скажешь? Это же не так? — процедила по чайной ложке в час.

— Это было почти так… Я так думал, — сжал он мои пальцы и опустил на уровень бокового кармана. — Много, о чем думал. О том, что толком и не жил. Ну… После тебя. Жены нет, детей нет, достижений тоже никаких… Как-то все серо и тускло. Для чего жил, зачем небо коптил? Как-то так… Думал, позвонить или даже приехать. Не для галочки, нет… Понимал, что я вам нафиг не нужен. Это для меня. Просто… Ну, рядом постоять. Пафосно, да?

Я ничего не ответила. На риторические вопросы принято просто вздыхать.

— Ну, я даже узнал, что можно визу не получать. Просто показать офицеру просроченную гринку…

— И что же не приехал? Меня легко найти было б… Я не прячусь. В соцсетях…

— Ну… Не умер, как видишь. Подумал и решил, да ну его нафиг, — по лицу Андрея проскользнула злобная усмешка.

Я попыталась вырвать руку — держит, точно клешней.