А у нас во дворе (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
Среди шумных подруг..."
Похоже, песенка преследовала меня во сне, при пробуждении тоже. Вот прилипчивая. Что называется, в печёнки въелась. Я немного полежала смирно, постепенно переходя к состоянию бодрствования. Захотела потянуться, не получилось. Голова - и то повернулась на подушке с трудом. Я открыла глаза. Кругом царила глубокая ночь. Пошевелилась. Фу-у-у, трудно, неудобно. Руки чугунные, не слушаются. Кровать какая-то странная, всё равно как чужая, не моя. Эта узкая, жёсткая, спине слишком твёрдо. Подушка как блин плоская. От неё шея затекла. Чёрт, я вообще-то дома или где? Или снится дурацкий сон, излишне реалистичный?
Голова поторопилась откликнуться на медленные и путаные мысли - миллион иголок впился в виски. Нет, стадо муравьёв накинулось злобно. В ушах зазвенело, к горлу подкатила тошнота. Собралась позвать маму, получилось убогое:
- ы-ы-ы-ы...
- Очнулась, слава те... - произнёс незнакомый голос в отдалении. - Аня, срочно найдите Владимира Петровича, передайте, что девочка приходит в себя.
Ага... Я в больнице... Никогда раньше в больнице не лежала, но по книгам и фильмам определённое представление имела. Угораздило меня сюда попасть... Да ночью проснуться... Не видно ни зги... Да лишиться способности... к членораздельной речи...
Ладно... если общение с аборигенами временно отменяется, - временно, разумеется, я ни капли не сомневалась, - будем тормошить память, авось не откажет в любезности...
Память реагировала медленно, толчками подкидывая обрывки то ли воспоминаний, то ли чистой воды фантазий. Что было накануне? Накануне я, кажется, болела. Воспаление лёгких. Не слушалась, не лечилась и допрыгалась? Не то. Приходил Воронин. Мы с ним поругались. Из-за чего? В принципе, без разницы. Мы стали часто ругаться по всяким существенным, с его точки зрения, причинам. Это не повод загреметь в больницу. Опять не то. После Воронина приходил Шурик Родионов. Тоже меня ругал. Ох, все меня ругают. Как не надоело только? Словно нет других объектов для воспитания. Значит, Шурик ругался, и мы с ним куда-то пошли. Куда и зачем?
- Ну, где тут у нас спящая красавица? - раздалось словно издалека. Я немного дёрнулась на голос.
- Тише, тише, не надо шеве...
Вынырнула из сна точно из глубокого омута. Открыла глаза. Кругом царила непроглядная ночь. Шевелиться трудно и неудобно. Кровать узкая, для сколиотиков. Подушка плоская, шея затекла. Дежа вю? Э-э-э... вспомнила. Попытка номер два. Чем закончилась первая? Убей, не вспоминалось. Что ж, начнём сначала. Кровать узкая и жёсткая. Значит, не дома? В больнице, кажись.
- ы-ы-ы-ы...
- Пришла в себя. Будем надеяться, окончательно, - голос казался отдалённо знакомым. Когда-то уже слышанным. - Аня, галопом за Сиротиным.
Точно, больнице. Вроде, один раз здесь уже просыпалась. Хотела позвать маму и не смогла. Ну и как я здесь оказалась? Надо вспомнить. Надо непременно вспомнить. Фильм у Воронина по видаку смотрели под новый год - "Вспомнить всё". Шварцнегер в главной роли. Или Сталлоне. Запамятовала.
В голове под звон и жужжание сформировалась картинка: я швыряю сигаретами в Воронина. Ах, какая прелесть, какое наслаждение. Эй, киномеханики, отмотайте назад, плиз-з-з, сделайте больной девочке повтор. Хочется ещё посмотреть на кривящееся Славкино личико.
Вместо повтора замаячила новая картинка: наш коридор, вешалка с одеждой, ругающий меня Шурик. За что ругал? В чём я опять провинилась? И ни тебе шпаргалки, ни звонка другу, ни помощи зала. Дверь скрипнула, прозвучали быстрые шаги.
- Владимир Петрович, вы просили, как очнётся...
- Да-да, помню, спасибо, Ирина Евгеньевна. Ну-ка, что тут у нас?
Прохладные твёрдые пальцы прошлись пианинно по моему лицу, голове, шее. Ого, да голова забинтована? Лихо я... Мне подняли руку, согнули ладонь, затем ногу в колене. Медленно и не лучшим образом. Затошнило. Здрасьте, приехали! Интересное кино. Во всех смыслах. Что за врач такой? Ночью на ощупь осматривает. Хрень полная, махровая.
- Тоня, ты меня слышишь?
- ы-ы-ы-ы...
- Всё, всё, понял. Молчи, после скажешь. Значит, так, Ирина Евгеньевна, колоть будете...
Ей-богу, хрень, в натуре. Или я просто не догоняю. Свет почему не зажгут? И спать снова хочется. Так ведь ночь, чудилка картонная, все вокруг спят. Может, поэтому они свет и не зажигают? Спать не стану, фигушки. А то опять всё забуду. Пока не вспомню, как здесь очутилась, что со мной, не дам себе спать. На чём я там остановилась? Коридор, Шурик ругается...
Из-за чего на меня ругался Шурик? Я не пошла в видеосалон... Нет, вроде, не за это. Мы куда-то с ним потом пошли. Куда? Память выплюнула не картинку, а слово. Аптека. Хо, зачем мы туда шли? Лекарства мне покупать? Не шли, бежали. Ага, рысью. Кстати, где мои тапочки? Французские, с помпонами. Так и знала, что им ноги приделают. Я бежала в тапочках, не успела переодеться. Я ими похвастать собиралась? Перед Лавровой. У неё стопудово таких нет. Получается, к Лавровой бежала. Что-то не выплясывается. Либо Лаврова, либо аптека. На пустыре Танечке делать нечего, а лично у меня там периодически дела находились. Какого мы замечательного воздушного змея запускали с Фроловым на пустыре в двенадцать лет. Змей, правда, был самодельный, неказистый. Зато раскрасили мы его во все цвета радуги и хвост приделали длиннющий. Супер. У Шурика тоже всегда находились интересные дела за аптекой. Зачем же мы с ним туда бежали? Кого-то били. Верно. Там кого-то били, и мы торопились на зрелище, как древние римляне на бой гладиаторов. До чего мы с Шуриком, оказывается, кровожадные. Фу-у-у...
Правую руку мне развернули, вытянули из сгиба локтя занозу. Чёрт, я и не заметила, что у меня в руке иголка торчала. Как это называется? О, вспомнила, капельница. В крутую больницу я, видно, угодила. В сплошной темноте персонал двигается, работает. Профессионалы, блин.
Так, на чём я остановилась? Мы с Шуриком бежали к аптеке посмотреть... Сколь мучительно вспоминать! Башка трещит, хоть застрелись. Итак, у аптеки кого-то били, и мы бежали поглазеть. Нет, не глазеть...
Всплывали мутные обрывки того вечера, в которых с кондачка не разобраться. Остановка, красная кирпичная стена, точнее, угол. Шурик кричит. Спасать...
Ух, аж пот прошиб. Кого-то били, и мы бежали спасать. Так? Кажется, так. Кого-то из знакомых? Кого? Славку. Били Воронина. Ну, да! Из-за кого ещё я могла рысью и в тапочках? Господи, из-за Логинова. Из-за Серёги могла и босиком... Только Логинова бить сроду никому не взбрендит. А Лёньку, Геныча? Нет, скорее всего, били Славку. За что? Не вспоминалось. Не вычислялось логически.
Может, поспать? Очень хочется. После само вспомнится как-нибудь. Странно, мы бежали спасать Воронина, а вместо него ударили по черепушке меня. Что дальше? Ну, как же, ведь я треснулась головой о стену. О красную, с цементными заплатами на месте выкрошившихся кирпичей, разрисованную идиотскими надписями стену аптеки. Хм, вспомнила таки... кое-что. Уже легче.
Та-а-ак, кто меня приложил? Сергей? Нет, его там не было. Хотя... он там был, домой меня гнал. Ударил не он. У него на меня рука никогда бы не поднялась. Даже из-за Танечки. Разве только выпороть. Сугубо в воспитательных целях. Выпороть - это ремнём по заднице, мне же вклеили по виску. Минуточку, но если меня постучали головой об стенку, значит, у меня сотрясение мозга. При условии наличия у меня этого серого вещества, в чём окружающие периодически сомневаются. Всё, больше никаких сомнений. Доказано эмпирическим путём!
Сотрясение мозга. Всего-то... Тогда почему я не могу сказать нормально одно единственное слово - мама?
Уф-ф-ф, больше не могу, не получается. Спать...
* * *
По рассказам близких, я пролежала в реанимации немногим больше недели. В первые дни их повергало в ужас словосочетание "состояние стабильно тяжёлое", а позже, наоборот, радовало. Не знаю, как им, а мне эти дни показались вечностью, особенно, когда выяснилось, что я больше ничего не вижу, лишилась зрения начисто. Владимир Петрович Сиротин, лечащий врач отделения интенсивной терапии, пересыпая речь непонятными терминами, кондовым медицинским матом, рассуждал над моим лежбищем о шансах внезапного возвращения зрения. Ирина Евгеньевна его доверию соответствовала, задавала вопросы по существу. Аня чисто по-деревенски поддакивала. Правда, правда, вот ведь способность говорить вернулась, сами слышали, как Тоня разглагольствует. Ничего удивительного, если в один прекрасный день она возьмёт и начнёт видеть. Это они специально для меня распинались. Откуда-то знали, что жить мне больше не хочется. Пытались заразить надеждой.
