Шакалота. Птичка в клетке (СИ) - Филон Елена "Helena_fi" (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Что в школе? — пытаюсь достучаться.
Вновь высмаркивается, заправляет за уши светлые волосы, с которых практически смылась голубая краска и трёт распухшие от слёз глаза.
— Что там может быть? Школа, как школа, — отмахивается и с минуту неотрывно смотрит на капельницу, будто считает падающие капельки физраствора.
— Почему раньше не пришла ко мне? — ёрзаю в скрипучей койке, от которой уже реально болит зад, пытаюсь приподнять подушку повыше; Полина помогает.
— Угадай, — бросает не глядя.
— Папа наказал?
— Хорошо, что не побил.
И вправду… хорошо.
— Прости, — прочищаю горло, в котором першит. — Больше не стану просить тебя меня прикрывать.
Полина мнёт пальцами уголок от моего пододеяльника, и я вижу, как по щекам вновь стекают слёзы.
Глупая. Она тут в чём виновата? Это я дура. Это Яроцкий мудак.
— Спросить хотела: это Вероника ведь скорую вызвала?
— Да. И маме позвонила.
— И как много она теперь знает?
— У мамы спроси. Она с ней разговаривала, а не я.
— А разве Вероника — не твоя подруга? — прячу в голосе скептицизм.
Полина поднимает на меня красные глаза:
— Да не знает она ничего. В школе многие треплются о том, почему ты в больницу загремела, кто-то даже ставки делает…
— Всё, как обычно.
— Да, но главная версия: недомогание, стресс, упала в обморок вот и всё. Вот что сказала Вероника, а все, понятное дело, в это поверили.
Раздумываю, кусая губу. Правда ли всё так?
— У меня была флэшка, — с опасением смотрю на Полину. — Мама… мама не видела?
— Какая флэшка? — слёзы высыхают в глазах сестры, лицо напрягается.
— Серебристая такая… на маленькой цепочке. Вероника тебе ничего не передавала?
— Мне? Почему она должна была передать её мне?
— Да просто… просто ты говорила, что вы близки, вот я и подумала.
Подумала, что раз уж Вероника знает, что Полина также участвовала в игре, то почему бы не передать копию записи через мою сестру?.. Но нет, видимо флэшка всё ещё у Светлаковой.
— Я завтра спрошу у неё.
— Нет, не надо.
— Почему? — Полина хмурится. — Что на той флэшке?
— Ничего хорошего, — тяжело вздыхаю.
Полина задумывается, но вскоре качает головой:
— При тебе был только телефон и немного денег в одежде, которую Вероника домой к нам привезла. Мама не очень-то её визиту обрадовалась. Папа вообще сказал, что не дай Бог нас ещё хоть раз с ней рядом увидит.
Вздыхаю:
— Считают, что это Вероника меня напоила?
— Ну ты типа у неё ночевала. Всё логично.
— Я у неё и ночевала.
— Но мама не знает, что ты половину ночи в баре протусила. Почему мне не сказала? Я думала ты с Чачей развлекаться ходила.
Отвожу взгляд и вновь вздыхаю:
— Вероника тебе сказала?
— Сказала, чтобы я лучше за тобой присматривала. И что бар — не место для такой, как ты.
— Такой, как я? — усмехаюсь. — Почему она это тебе сказала, а не своему Яроцкому?
— Так это он тебя…
— Хватит, — прикрываю глаза и откидываюсь затылком на подушку. — Не хочу о нём говорить.
— Он три для уже в школе не появляется.
— Хватит, Полина!
— Прости… — тупит взгляд.
Надоело слушать о Яроцком! Надело говорить о Яроцком! Надоело думать о Яроцком! Постоянно о нём думаю! Как заноза в заднице!
— Папа сказал, что не пустит тебя больше в школу.
— Тогда его дочь без среднего образования останется.
— Ты сама виновата, Лиз.
— Нотации мне теперь читать будешь?!
— А что?!
— Можно? — Лицо Паши и белая розочка с ещё не раскрывшимся бутоном просунутые в дверь палаты очень вовремя обрывают наш спор.
— Привет, Чача, — бросает ему Полина гадко. — Роза? Как банально. Я уже ухожу. Можете делать свои делишки, только не перестарайтесь.
— Полина!
— Что?! — замирает у дверей и всплескивает руками. — Прости, что вообще пришла тебя навестить! Больше не приду!
А я уже говорила, что у моей сестры вечное ПМС? Ну вот.
Чача не уходит из палаты до тех пор, пока не является медсестра и не зовёт меня на физиопроцедуры. И за эти несколько часов проведённых вместе я готова сказать Паше большое спасибо! Он — единственный, кто не завёл песню о том, какая я глупая, не расспрашивал, почему пила, с кем пила и что вообще со мной происходит. Знаю, Паша потом задаст все эти вопросы, долго терпеть не сможет, надо же и ему меня поучить, но, по крайней мере, сейчас я благодарна ему за разговоры ни о чём, за то, как расслабленно смогла почувствовать себя в его присутствии. А ведь могла бы и сама его вопросами закидать. Отлично помню наш с Вероникой разговор. Но… решила перенести все расспросы до лучших времён.
Больше ко мне не подключали всякие проводки, не надевали кислородную маску и даже разрешили пройтись по коридору, так что закат я провожала стоя у окна и раздумывала над глупостью вроде: почему дни, когда светит солнце, а не стеной идёт дождь, мне приходится проводить в больнице и давиться чувством одиночества и собственного бессилия?.. Ведь игра ещё не закончена, а я так и не узнала, что было на флэшке. Уверена, на той, что сейчас у Вероники — копия видео. Оригинал остался у Яроцкого. И вот невольно задаёшься вопросом — смотрел ли он? Знает ли что там — на флэшке. И если это видео каким-то образом связано с моим здоровьем, неужели в этом парне не осталось ни капли человечности, раз он продолжает меня уничтожать?..
Последние лучи окрасили улицы в красный, когда под окнами больницы остановился мотоцикл, водитель в шлеме поднял голову и, несмотря на то, что отлично знала — в окнах пятого этажа, в которых отражается солнце меня вряд ли можно увидеть, мурашки бессовестно побежали по коже, а странная глупая бабочка крыльями забилась в животе.
Я всё ещё помню тебя, улыбчивый мальчик с ямочками на щёках и искрящейся теплотой в зелёных глазах. Как жаль, что тебя не стало.
ГЛАВА 13
Неделю спустя
— Помни, ты поклялась отцу, что подобное больше никогда не повторится! — Мама стоит в коридоре и поучает меня. Сильная женщина, глаза которой блестят от слёз.
— Знаю, мам. Больше никаких пьянок, никаких ночёвок вне дома, никакой Светлаковой, — зашнуровываю кеды, сидя на пуфике в коридоре, а мама плечом подпирает встроенный в стену шкаф и держит в руках кружку с дымящимся кофе.
Полина сегодня ушла на полчаса раньше: то ли обиду на меня затаила, то ли не желает появляться в школе плечом к плечу с сестрой, которую там уже чуть ли заразной не заклеймили.
А я вот только выходить собираюсь. Волнуюсь ли? Есть такое.
И снова в школу, как в первый раз.
«Выше нос, плевать на всех, пусть шепчутся, нет до них никакого дела», — повторяю про себя, как мантру.
До Светлаковой нет дела. До Яроцкого нет. Хотя… пожалуй немного душит интерес посмотреть на физиономию человека по вине которого оказалась в больнице. Неужели ни капельки совесть не душит? Сомневаюсь, что она вообще у него есть.
Из больницы меня выписали три дня назад. Но ещё там мама не выдержала и принялась мягко меня поучать, умолять больше так не поступать, а то она поседеет раньше времени, а отец и вовсе запрёт меня в кладовке и больше никуда не отпустит и плевать в какой Ад превратится моя жизнь. Ведь, по крайней мере, здоровью моему ничто угрожать не будет. Что тоже довольно сомнительно. Ну какая жизнь в кладовке? Серьёзно. Или у бабушки за пятьсот километров отсюда — та же кладовка.
— Как тебе новый рюкзак? Нравится?
— Мам, откуда деньги?
— Лиза, — вздыхает, — просто не думай об этом, а я не стану спрашивать, куда делся твой старый. Идёт?
— Идёт, — пожимаю плечами, ещё с несколько секунд смотрю на новенький рюкзак из кожзаменителя с золотистыми молниями, набрасываю стёганую куртку поверх мягкого белого свитера, вязаную шапочку на голову натягиваю, ещё раз смотрю на себя в настенное зеркало над обувным шкафчиком и только ради мамы сдерживаю удручённый вздох.
