Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна (электронная книга TXT, FB2) 📗
Эрик испытующе сверлил меня взглядом, ожидая мой ход.
Что ж, вызов принят.
Лёша почти шёпотом сказал мне:
— Вадим… У нас и так кассовый разрыв…
Видимо, он уже понял, что мы сейчас лишимся клиента.
— Вадим, не надо... — прошептала Виолетта.
Я встал.
— Эрик. Я должен вам сказать…
Медленно подошёл к нему сбоку. Пуп земли был по-прежнему уверен в себе и даже не шелохнулся.
— …несмотря на то, что в договоре это не прописано, но, видимо, стоит исправить...
Я неожиданно схватил его за ухо и резко дёрнул с кресла в сторону выхода. Эрик заорал, как боров на скотобойне. Я вывел его из кабинета, и он, безуспешно пытаясь высвободить ухо из моей намертво вцепившейся руки, завизжал что-то угрожающее или умоляющее — что именно, было не разобрать.
Весь офис встал, чтобы наблюдать за этой сценой. В конце концов, не каждый день можно увидеть, как генеральный директор ведёт клиента по коридору, держа за ухо и выговаривая при этом: «Пункт один: запрещено обзывать пи**ой сотрудницу студии «Баухаус»… Пункт два: категорически запрещается использовать матерные выражения на переговорах…» — и другие нравоучения.
Я довёл Эрика до лестницы и отпустил. Скажу честно, очень хотелось скинуть его вниз, но это был бы перебор и вообще подсудное дело. Под визг и угрозы расправы дотолкал-таки мужика до выхода.
Когда Эрик ушёл, я хотел подняться обратно и как-нибудь незаметно прошмыгнуть к себе в кабинет, но, естественно, ничего не получилось.
Весь офис стоя аплодировал мне.
Я не из стеснительных. Преподавать полной аудитории всегда давалось мне без проблем. Да и на сцене я много раз выступал во время разных конференций и легко мог заговорить с любой незнакомой компанией, познакомиться с кем угодно и даже фальшиво спеть в караоке в битком набитом людьми зале.
Но в этот раз я откровенно смутился реакции коллег, причём поначалу даже не понял почему. Позже осознал, что был не смущён, а тронут.
Это событие выходило за рамки наших деловых отношений внутри студии.
Студия — это не стены. Студия — это люди. И сегодня я публично показал им, что они мне дороги. А они, как единый организм, ответили мне взаимностью.
Я жестом, словно дирижёр, попросил их успокоиться и вернуться к работе. Но, несмотря на внешнюю скупость моей реакции, на лице у меня точно была написана благодарность. Такое не скроешь. Да и зачем?
Спустя несколько минут после того, как я закрылся у себя в кабинете, в дверь постучали.
Администратор Настя принесла мне кофе, хоть я и не просил, и аптечку. Я удивлённо посмотрел на девушку.
— У тебя боевое ранение, — иронично заметила она.
Только тогда я обратил внимание на кисть руки, которой держал этого мерзкого подонка, и обнаружил множественные царапины и кровь.
— Чёрт…
— Придётся сорок уколов делать, — пошутила Настя.
— Да уж, — согласился я. — Спасибо, сейчас обработаю.
— Может, помочь?
— Нет, я сам. Тут всего лишь царапины. Если бы это была бешеная собака, я бы и то меньше беспокоился. Но этот Эрик… После него и себя, и весь офис обработать хочется. Взбесил.
— Да, это было эпично! О сегодняшнем дне сложат песни! Ты — наш герой, — воскликнула Настя восторженно.
Я строго посмотрел на неё и, состроив недовольную мину, буркнул:
— Всё, возвращайся к работе, Настя.
— Да-да, уже иду, — снова иронично произнесла она, пятясь к двери спиной и продолжая подтрунивать надо мной: — Не смею отвлекать. Даже героям легенд нужен отдых…
— Брысь! — топнув ногой, рявкнул я, но уже не скрывая улыбки.
Если бы я знал, к чему приведут сегодняшние своеобразные переговоры с Эриком, я бы не улыбался.
Но я, увы, не знал.
41
Лида
«Если ты пойдёшь по наклонной…»
С каждым прошедшим днём мне казалось, что хуже уже не будет, — но, ложась вечером спать в пустую и холодную постель, я понимала: сегодня было хуже, чем накануне. И эти слова-угроза Вадима о том, что я должна вести себя достойно, ударили сильнее камня, брошенного в грудь.
Были ли они справедливы?
Если поставить на одну чашу весов те две недели, что меня не было рядом с Ариной и Вадимом, а на другую — остальную нашу совместную жизнь, то что перевесит? Моё предательство — или всё же иное?
Я не знала. От этого и мучилась. Очень хотелось оправдать себя, сказать: «Да ладно, что за глупости? Разве я вела себя плохо?» — но…
Я вела себя хорошо, но сколько в этом было моей собственной воли, а сколько — нежелания огорчать Вадима, страха, что он разочаруется во мне? И, если бы этого страха не было, осталась бы я хорошим человеком? Не начала бы пить, как моя мать? Пахала бы, как бабушка, а не бездельничала, перебиваясь случайными подработками? И вообще — смогла бы я вырастить Аришку цельной личностью, а не инфантильной неуравновешенной особой — копией себя и своей матери?
Вот в последнем я уверена: воспитание Аришки — почти целиком заслуга Вадима. Она действительно больше его, а не моя дочь — и правильно, что Арина выбрала не меня. Я её не заслуживаю. Как и его.
В воскресенье, после того как Вадим и Аришка ушли, я обнаружила в стиральной машине вещи, которые постирала ещё в пятницу. Я умудрилась совсем забыть про них, и за это время платья, брюки, кофты и бельё так и высохли — в едином комке. Я даже не стала это всё перебирать — просто выбросила.
Надо было сделать так сразу. Ничего не стирать, а просто выкинуть. Вместе с воспоминаниями о том, что я творила, надевая эти вещи. Точнее, снимая их.
Единственным плюсом всего случившегося было то, что я совсем излечилась от своих глупых чувств к Ромке. Мне даже вдруг захотелось называть его полным именем — как чужого человека. И никогда-никогда ничего о нём не слышать.
Да, это был несомненный плюс. Но помочь он мне всё равно не мог.
.
Одиннадцать лет назад Вадим отстоял квартиру, доставшуюся мне от бабушки, в суде, но с тех пор я там практически не бывала. Муж сделал в ней хороший ремонт, потом нашёл квартирантов. Я к этому не имела никакого отношения — ну, если не считать того, что сама разрабатывала проект ремонта своей квартиры, да и деньги, которые мы получали за съём, Вадим откладывал на мой счёт. Он ими не пользовался. Я брала оттуда порой небольшие суммы — на подарки для него или Аришки, на какие-то непредвиденные собственные расходы. Этими же деньгами я пользовалась, пока «путешествовала» с Романом.
Цифра на счёте была приличная, но сидеть на попе и тратить эти деньги, ничего не делая, я не собиралась. Изначально я считала, что коплю Аришке на будущее — на учёбу в институте, например. Или на свадьбу. Или на загородный дом. Потому проедать эти деньги не хотелось.
Несколько месяцев назад очередные квартиранты съехали, и Вадим обещал найти новых, но не успел. Теперь это оказалось кстати — иначе пришлось бы их срочно выселять, выглядело бы не очень. Вадим подобные вещи не любил — договорённость есть договорённость, и если ты не умер — изволь исполнять. Думаю, что он даже вряд ли стал бы выселять людей, скорее, предложил бы мне временно снять для себя другую квартиру.
Теперь же я ходила по бабушкиной «двушке», любовалась на простой, но добротный ремонт и понимала — да, мне есть где жить. Это большое благо. Но…
Несмотря на то, что обстановка в квартире ничем не напоминала ту, что была здесь в моём детстве, вид из окон был прежним. И подъезд. И частично соседи. Да и в целом район…
Я, к сожалению, не относилась к людям, у которых было счастливое детство. Даже Вадим относился — несмотря на лейкемию. Я же — нет.
В моих воспоминаниях не было тепла. Абсолютно. Только холод, какая-то брезгливость, равнодушие и безденежье. Поэтому оставаться здесь совершенно не хотелось. Я была уверена, что не смогу стать здесь счастливой. Впрочем, а где я смогу стать счастливой — без Вадима?
Он думал, что я сдалась. Я видела это ясно. Думал, что раз я согласилась на развод — значит, махнула рукой на попытки вернуть мужа. На самом деле ничего подобного. Я просто поняла, что сейчас, на данном этапе, всё бесполезно.
