Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала (онлайн книги бесплатно полные txt, fb2) 📗
Меня ослепляет ярость, бью вслепую, но повсюду натыкаюсь на напряженные каменные мышцы, и только зря сбиваю косточки.
Силы покидают внезапно, руки бессильно повисают вдоль туловища. И тогда он снова меня обнимает, обвивает, укутывает собой.
Задираю голову, вижу на заросших колючей щетиной щеках мокрые дорожки. Вытираю ладонями, он ловит их и прижимается губами, которые шепчут сипло:
— Я теперь никуда от тебя не уеду. И никуда тебя не отпущу.
***
Я отказываюсь ехать в дом Демида. Не могу объяснить, но пока я дома, мне легче, несмотря на то, что отцовский кабинет опечатан.
Демид не уговаривает, молча идет со мной в дом. Я прохожу в гостиную, опускаюсь в кресло и подбираю колени. У него звонит телефон, он задерживается на пороге.
— Вы видели, в каком она состоянии? Какие, блядь, поминки? — глухо ругается в трубку. — Что ей кололи, кто знает?
— Вот это, Демид, — зову как будто громко, но в реальности получается невыразительное сипение. Хорошо, Демид меня слышит.
Подходит к столику, на котором лежит упаковка ампул, шприцы и спиртовые салфетки для инъекций. Берет упаковку в руки, вчитывается в название, швыряет упаковку на стол.
— Пиздец, — говорит в потолок, потом смотрит на меня. — Тебе этой дряни сколько раз успели уколоть, Арина?
Пожимаю плечами. Я и правда не знаю.
— Это мне после больницы прописали, — шепчу, собрав все силы.
Он снимает упаковку на камеру, кому-то отправляет и сразу перезванивает.
— Серега, посмотри, это не тот дерьмовый препарат, от которого дикая побочка? Или я путаю?
Невидимый Сергей отвечает, Демид тихо ругается. Закрываю глаза, и меня качает на небольших волнах. Слепит яркий свет, от него хочется зажмуриться еще сильнее.
Зажмуриваюсь и проваливаюсь назад, спиной падаю в колодец, лечу по спирали, цепляясь за стенки. В плечо впиваются клещи и тянут обратно. Не хочу обратно, хочу долететь до дна, вдруг там Белый кролик и Шляпник.
В глаза бьет яркий слепящий свет, меня трясут за плечо и я слышу как сквозь вату:
— Арина! Арина, посмотри на меня. Открой глаза, открывай глаза, девочка!
— Не надо, я хочу долететь... — шелестит совсем рядом, пока я не понимаю, что это мой собственный голос.
— Открывай глаза, малыш, — надо мной нависает напряженное лицо Демида. Он вглядывается в мои глаза, оттягивает веко и снова ругается. — Ну пиздец. Все, Арина, сейчас мы всю эту дрянь из тебя вымоем.
— Ты... ты меня повезешь в больницу? Не надо, Демид... — слабо взмахиваю руками, но он ловит их и прячет в широких ладонях.
— Нет, обойдемся без больницы. Сейчас приедет мой знакомый, он доктор. Тебя прокапают и подберут другой препарат. Тот, что тебе вводили, не подходит, еще и в такой дозировке. Ты должна спать, а не летать.
Сергей оказывается Сергеем Валериевичем, высоким мужчиной с усами и бородой. Аккуратной, стриженой, но все равно он выглядит старше Демида. Он задает вопросы, долго осматривает, потом тихо переговаривается с Демидом.
Пока они говорят, медсестра, которую привез Сергей Валерьевич, ставит мне капельницу. Меня все еще качает, но уже не так сильно. Как минимум я никуда не проваливаюсь и не падаю.
Закрываю глаза и слышу, как Демид тихо говорит Сергею:
— Для нее это конские дозы, Сереж. Теперь ясно, почему она чуть не свалилась в могилу.
Постепенно их голоса отдаляются, затихают, и я медленно уплываю по спокойному морю за горизонт.
Когда просыпаюсь, вокруг темно. Я лежу в своей комнате, в постели. На мне моя пижама, рядом никого. Становится так страшно, что я одна, и я кричу изо всех сил:
— Демид!
Распахивается дверь, влетает Демид, и вслед за ним в комнату из коридора проникает свет.
— Что, Арина, что?
— Я испугалась, — шепчу виновато, — думала, ты ушел...
— Я здесь был, в гостиной.
В спальню папы он не пошел, я тоже не могу туда входить. Демид подходит, садится на кровать.
— Тебе надо поесть. Я сейчас принесу. Будешь чай с бутербродом?
Мотаю головой и делаю попытку встать.
— Я сама. Мне все равно надо в душ.
— Вот и иди в душ. А я сделаю бутерброды, — невозмутимо отвечает Демид.
Он заставляет меня впихнуть в себя хлеб с маслом и сыром и выпить целую чашку чая. Мы сидим на кухне, Демид все время хмурится.
Наверное, у него много дел, а он вынужден нянчиться со мной.
— Арина, может, ты переедешь ко мне? — спрашивает он. — Я не могу тут все время жить. Это неудобно.
— Ты можешь ехать, Демид, — внешне стараюсь казаться спокойной, а сама внутренне вся сжимаюсь, когда представляю, что снова буду одна в пустом доме, — я останусь здесь.
Он мрачно кивает, как будто соглашается, но когда я возвращаюсь в постель, слышу, как вдалеке шумит душ — значит Демид устроился в гостевой спальне.
Я так долго спала, а веки все равно тяжелые. Глаза слипаются, ложусь на кровать. Хоть я все еще чувствую слабость, нет того оцепенения, которое сковывало конечности и морозило изнутри.
И еще мне хочется плакать. Сергей Валерьевич говорил, что это хорошо, что слезы нельзя сдерживать. Я и не пытаюсь, так и засыпаю в слезах. Просыпаюсь оттого, что меня обвивают крепкие рельефные руки и прижимают к мучительно знакомому мускулистому телу.
— Демид? — пробую провернуться, но он сильнее сжимает объятия.
— Спи, малыш. Ты уже третий раз просыпаешься, кричишь и меня зовешь. Если туда-сюда бегать, не высплюсь ни я, ни ты. Так что все, спим.
Я с облегчением откидываюсь ему на плечо. Демид зарывается лицом в волосы, и уже через минуту слышу за спиной глубокое мерное дыхание. Накрываю его руки ладонями, закрываю глаза.
Демид горячий, твердый, тяжелый. Жмусь к нему и впервые за столько дней чувствую себя в абсолютной безопасности.
Глава 20
Демид
В кабинете Глеба все вылизано и доведено до состояния стерильности. После того как Арина отказалась переезжать ко мне, я каждую ночь провожу в особняке Покровских. И осознание, что рядом опечатанная комната со следами следственных действий, триггерило по полной.
Я по всем каналам пробил, что следствие в нашем случае полная фикция, и официальная версия — самоубийство — признана единственно возможной. Так смысл держать кабинет опечатанным?
Добился снятия пломбы, загнал в дом клининг. Теперь здесь чисто и пахнет моющими. Я сижу в кресле, в котором всегда сидел, когда приходил к Глебу, пью виски и думаю. В соседнем, «отцовском», кресле закутавшись в плед сидит Арина.
Мне слишком не нравится все, что происходит вокруг нее. Взять этот убойный транквилизатор в дозах, которые вполне могли сделать из нее городскую сумасшедшую. Кто бы стал волноваться от неадекватного поведения одинокой девчонки, потерявшей отца? Ответ очевиден.
Кроме того все мои попытки провести хоть какое-то следствие приводит в глухой тупик. Ничего нового не узнаю, все то же, о чем я был в курсе.
Тендер, схемы, откат, но... Ямпольский абсолютно прав, за такое не убивают. Тогда за что?
Не отпускает саднящее муторное чувство, будто я что-то упускаю. Такой вот мелкий ручеек сомнения.
— Ты пропускаешь университет. Тебе ничего не будет? — спрашиваю Арину, отрешенно уставившуюся в стену.
— Папа должен был забрать мои документы, но забрал или нет, не знаю, — отвечает она после паузы и добавляет: — Мне все равно.
Ручеек в одночасье превращается в полноводную реку.
— Ты говорила, что Глеб собирался переехать в Швейцарию? — где-то на подсознании разжигается костер, отчего становится все теплее и теплее. — Это было всерьез или так, бла-бла-бла?
— Всерьез. Он даже собирался меня познакомить с моей будущей мачехой.
А вот тут горячо.
Зачем переезжать, если здесь основной источник дохода? Все это не укладывается в моей голове.
Смотрю на портрет Глеба в траурной рамке на столике напротив, сжимаю бокал.
Ну подай ты какой-то знак, любой. Раз уж позволил себя так по-тупому убить, то дай мне возможность хоть что-то исправить. Явись во сне, напечатай имя в мессенджере. Ладно, мелом на стене напиши, всего несколько букв, дальше я сам. Воскресни на время, скажи, а потом можешь обратно умирать. Только не оставляй вот так в потемках, как слепого щенка.
