Записки на гитаре (ЛП) - Амато Мэри (книга регистрации .TXT) 📗
Она ошибается. Она ошиблась с этим так же, как и тогда, не позволив навестить отца в больнице. Он идет в мастерскую за ломом. Запихнув его между дверцей и рамой, он дергает. Дверца не открылась, но на раме появилась вмятина. Он пробует еще раз. Тогда он берет лом одной рукой, отходит на пару шагов назад и с силой ударяет. С дверной рамы сыплются щепки, но замок все еще висит. Засунув лом между язычками замка, он ударяет снова. Дверца открывается.
Его гитара в глубине, она в чехле, лежит между ведром и шваброй. Он хватает ее и выходит, в то время как мама идет посмотреть, что это был за шум.
– Я ухожу, – говорит он.
– Трипп! – Зовет его мама, но он выходит за дверь, его сердце бешено колотится. Гитара заняла свое место в его руке. – Трипп! Стой!
Не оглядываясь, он пробегает целый квартал и, остановившись, достает кошелек. К счастью, он не вынимал из него деньги за свадьбу. Он тормозит первое же такси.
Добравшись до больницы, он говорит женщине за стойкой, что он – брат Лайлы Маркс, это на тот случай, если к ней пускают только членов семьи, и узнает у нее номер палаты. Поднявшись на третий этаж, он замечает мистера Маркса, стоящего к нему спиной и разговаривающего с медсестрами за стойкой посреди коридора. Палата 302 справа. Он ныряет в палату никем не замеченный и видит неподвижно лежащую Лайлу, по обе стороны от ее кровати лежат мягкие игрушки.
Он не может посмотреть на нее.
На столике возле кровати корзинка из школы. Сверху к корзинке ленточками прикреплена связка голубых шариков, касающихся потолка. Шторы на окнах задернуты. На стуле лежит стопка открыток с пожеланиями выздоровления. Он обходит ее кровать, ставит чехол на пол и вынимает гитару. Когда он, наконец, оборачивается, чтобы взглянуть на Лайлу, в горле его начинает жечь.
Лицо Лайлы такое спокойное, что кажется неживым. Руки ее лежат поверх одеяла. Из правой руки, всей в синяках, торчит трубка для внутривенных вливаний, другая ее рука перевязана. Она выглядит иначе, такая хрупкая, кажется, если к ней прикоснуться – она рассыплется.
Какая-то его часть напугана настолько, что ему хочется уйти, но он перебарывает страх и не отводит глаз от ее лица. Он вспоминает прочитанные им статьи про людей в состоянии комы, которые могли слышать, хоть и не реагировали. Минута уходит у него на то, чтобы набраться мужества и позвать ее по имени вслух, но выходит только шепот.
– Лайла... смотри... – Он поднимает гитару, сняв ремень через голову, и выдавливает дрогнувшую улыбку. – Я выломал дверь, Лайла.
Никакого ответа.
По одной он перебирает каждую струну, настраиваясь. После чего звуки музыки заполняют тихую палату.
По всей левой стороне лица растянулся желтый синяк, но ее ухо нетронутое и кажется ему таким прекрасным.
Прочистив горло и попытавшись избавиться от дрожи в голосе, он говорит громче.
– Лайла, это я – Трипп. Помнишь, мы застряли на середине песни? – Он думает о том, как сияли ее глаза в тот день на озере. – Я дописал ее, Лайла. Поэтому ты должна проснуться и послушать ее. – Он замолкает и вынимает из кармана ее диктофон. – Я запишу ее. Я подготовился к приходу... прямо как девочка-скаут. – Он выдавливает смешок и включает диктофон, осторожно пододвинув его поближе к ее руке. – Я оставлю диктофон здесь, чтобы ты могла прослушать ее, когда захочешь, хорошо? На нем записаны все наши песни. Понимаешь?
Выражение ее лица не изменилось. Ее ресницы изогнутые и красивые, свет, идущий от стены над кроватью, отбрасывает их тени ей на кожу.
Открой глаза, Лайла. Просто открой глаза. Его горло сдавливает, а глаза наполняются слезами. Он их смаргивает и наклоняется поближе.
– Мне очень надо, чтобы ты очнулась, Лайла. В песне нужна гармония. Она не звучит с одним моим голосом. Нужен твой голос.
В палате тишина.
– Ты сказала... на лодке... ты сказала, что хотела бы сделать куплет грустным, и чтобы к припеву он стал радостнее, именно к этому я и шел. – Он начинает играть, но его пальцы дрожат и он останавливается. Он закрывает глаза. Делает глубокий вздох и начинает заново.
Когда он поет, он представляет, как его энергия заполняет воздух. Он представляет, как эта энергия перетекает ей в ухо и заполняет ее изнутри, молекула за молекулой, заставляя очнуться. Он поет, вложив в это всю свою душу, а допев, открывает глаза и видит стоящую в дверях маму, по ее лицу текут слезы. Она с трудом выговаривает слова, но Трипп понимает их.
Она говорит:
– Это было прекрасно.
Трипп смотрит на Лайлу и начинает плакать. Он переводит взгляд на маму.
– Она должна очнуться, – говорит он.
Она кивает сквозь слезы.
Открывается дверь, и, потеряв дар речи, заходит папа Лайлы.
– Простите. – Трипп быстро вытирает лицо. Он пытается засунуть гитару в чехол, а затем замирает и кладет в ладонь Лайлы медиатор. Смотрит на нее еще раз. Поднимает чехол и выходит, в голове все гудит, под ногами он не чувствует пола.
Когда двери лифта открываются, мама появляется у него за спиной. Не говоря ни слова, она кладет руку ему на плечо и притягивает к себе.
После короткого сигнала, что лифт спустился в вестибюль, но пока двери не открылись, слова вылетают изо рта:
– Не было никакой гадости, мам.
Она моментально отвечает:
– Я это вижу.
Двери открываются, она лезет в карман и достает из него платок, который дает ему, после чего берется за гитару.
– Не волнуйся. Я только в машину отнесу, красть ее я не собираюсь. – Вытирая свои собственные слезы, она смеется и уходит.
Все еще стоя в лифте, он смеется, но потом думает о Лайле, и смех перерастает в плач, а его мама возвращается, гитарой удержав лифт, и обнимает его.
БОЛЬНИЦА; 18:36.
– Лайла? – шепотом произносит ее папа.
Он придвигает стул поближе к ее постели и, потянувшись, чтобы взять ее за руку, обнаруживает красный медиатор для гитары, оставленный Триппом. На нем несмываемым маркером написано всего одно слово: Млей.
Вернув медиатор обратно ей в руку, он сжимает ее пальцы на нем. Затем он осторожно засовывает ей в уши наушники и нажимает Play на диктофоне.
Сперва раздаются звуки гитары, а затем и голос Триппа.
Солнце скрыто в облаках
А луна учится на их песнях.
До Двенадцатой улицы деревья были просто деревьями.
Ничего, кроме листьев, на них не растет.
Все дни был я заперт в кладовке
С коврами, швабрами-ведрами,
Не ощущал ничего, но это ничто
Проникло в замочную скважину.
Но ты же знаешь, одно лишь мне нужно,
Чтоб ты играла на струнах моих
И петь меня заставляла,
Петь о том, как повезло, повезло мне,
Петь о том, как повезло, повезло мне
Музыка поднимает в ней волны.
Всем ты раздавала невинную ложь,
Всем радость дарила, внутри же лишь дрожь,
Так долго мирилась с выбранным другими,
И почти упустила то, что любила.
Твои дни проходили с тактами.
Ты не могла это изменить или же остановить,
Или сказать, потому что мысли твои и эмоции
Были скручены и связаны в узел.
Но я же знаю, что нужно тебе,
Чтобы я играл на струнах твоих,
А также петь тебя заставлял,
Петь о том, как повезло, повезло мне,
Петь о том, как повезло, повезло мне
Звуки музыки проникают в нее и задевают струны души. Глубоко внутри она ощущает вибрацию. Она проникает на самое дно озера, сквозь его темно-зеленые воды.
Где-то сверху, на поверхности, она видит лодку. Трипп играет на гитаре. Они поют. Это такой прекрасный день.
Она пытается выплыть к лодке, но вода слишком плотная. А потом до нее доносится голос…
