Декаданс - Андрианова Анна (читать книги полностью .TXT) 📗
Перед глазами всплывают и всплывают воспоминания, картинки, образы. Они хаотично наваливаются на меня, как Наполеон на Москву, они сверлят мой мозг. Я пытаюсь выключить бред, творящийся в моей голове, но не могу. Мне грезятся мои салоны, Серж с газетой, какие-то автозаправщики, заливающие в мою машину бензин, отрывки из любимого фильма «Восток-Запад», песни Талькова вперемешку с «Аквариумом». Господи, откуда в моей голове столько мусора? Тут же всплывает первый поцелуй, мама с учебником физики, и почему именно с ним? Казино, метро, стриптиз, магазины, улыбка Кати, счет в банке, пожар, любимый костюм Сержа.
Боже! Хочется громко закричать себе: заткнись! Хочется удариться головой об стену, хочется умереть. Я раньше думала, что я думаю мысли. Нет, все наоборот, это они думают меня, они используют меня как хотят. Моя голова – это испорченный радиоприемник, настроенный на все станции одновременно...
Надо сосредоточиться на дыхании, надо сосредоточиться на дыхании, надо сосредоточиться на дыхании...
Я вспоминаю смски любовницы Сержа, я вспоминаю его лицо, я вспоминаю свои вступительные экзамены, я вспоминаю переговоры о кредите на мой первый салон, я вспоминаю прораба, который кинул меня и удрал с баблом, вспоминаю аварию Сержа, вспоминаю свой сон про будущего ребенка, вспоминаю первое сентября в первом классе, у меня такие ярко-красные банты и гладиолусы, я такая гордая, я такая довольная тем, что я взрослая. Гордая. Довольная. А когда я была счастливой? Нужно вспомнить этот момент. Я стараюсь. Стараюсь, но не могу. Не могу. Неужели не было в моей жизни того момента, когда я чувствовала себя счастливой? Когда я была по-настоящему счастлива? Черт, сколько же хлама хранится в моей голове, я сейчас могу вспомнить горе, радость, тоску, разочарование, но счастье? Я не могу вспомнить счастье, я не знаю, что это такое. Я никогда этого не испытывала. Никогда. Все эмоции, все чувства по шкале минуса, но счастье, боже, когда я была счастлива?
День рождения? Нет, все время праздник удавался не так, как я ожидала. Вечно дарят какие паршивые вазочки и свечки! И еще на последнем дне рождения я танцевала на капоте машины, и мне потом было очень стыдно. Так, сосредоточиться на дыхании, сосредоточиться на дыхании, на дыхании сосредоточиться... А может, на свадьбе? Нет, столько времени убухали на подготовку, устали, хотелось тогда, чтобы эта муторная пьянка скорее закончилась. А еще я была в платье за восемь тысяч, сшитым на заказ, оно оказалось мне мало, я чуть сознание не теряла в корсете, и к концу вечера через три слоя тональника просвечивала моя зеленая кожа.
Перерыв! Ура, перерыв, перерыв! Мне так плохо общаться со своей головой, это ужасно, такое впечатление, что ковыряешься в огромном вонючем мусорном контейнере. Судя по лицам остальных, им всем так же плохо. Все серые и мрачные, на себя не похожие. Полулюди-полутрупы. А осталось сидеть еще девять с половиной дней! Это просто пи...ц. Но других слов просто нет. Это издевательство. Издевательство.
Греческий бог говорил мне: если тебе плохо наедине с собой, как же тебе может быть хорошо с кем-то другим? Господи, уж лучше онанизм, я готова сама доставлять себе наслаждение двадцать четыре часа в сутки, чем вот так вот тупо сидеть и умирать заживо...
А-а-а! А-а-а! А-а-а!
Я не могу больше смотреть это непреходящее кино про себя! Это смерть заживо. Мысли и образы из памяти, как восставшие из ада, они давят своей четкостью, они стали более глубокими, более подробными, более жесткими. Я на бесплатном сеансе непрерывной мелодрамы.
А-а-а!
Я вспоминаю, как, прочитав про Раскольникова в 11-м классе, решила проверить, будет ли мне наказание за преступление, зашла в магазин возле школы и украла юбку. Наказание было. Меня засекли и позвонили маме, она не била меня, не кричала, просто перестала со мной разговаривать, и я две недели умоляла ее простить меня. Сейчас мне тоже хочется плакать, слезы текут по щекам.
Тут же в памяти всплывает случай, как моя первая и любимая подруга, которая была старше меня на пять лет, бросила меня и стала дружить с моей двоюродной сестрой, они шептались в ванной, когда были у нас в гостях, запирались от меня, а я плакала за дверью.
О-о-о!
А мой первый опыт с мужчинами, когда мальчик, сосед по даче, с которым я играла в песочнице, вдруг встал, снял штанишки, вынул свою пиписю и пописал на мое любимое платье.
Голова трещит по швам. Катастрофа. Какой, интересно знать, умный человек сказал, что время лечит? Оно не лечит, а забивает весь хлам подальше, но он никуда не девается. В такие минуты, как сейчас, он срабатывает как бомба замедленного действия и взрывает мозг. Ну, а если его не выпускать никогда, он превращается в комплекс, внутреннюю проблему, которая невидимой рукой откладывает отпечаток на все, что ты видишь, делаешь, думаешь, говоришь.
Сейчас ядерной боеголовкой в мой мозг впендюрился тот, кого я любила с первого класса. А он отказывался целоваться со мной даже тогда, когда мы играли в бутылочку и она указывала на меня. Он ухаживал за моей соседкой по парте. Боже, как хорошо, что он на ней женился, мне повезло.
Ракета улетела. Мозг дымится. Сейчас запахнет паленым. У меня наверное уже волосы горят. Тело ломит, голова беспомощно свисает вниз, шее трудно держать ее. Мной начинает овладевать какой-то новый образ. Девушка. Я всматриваюсь в нее так, как будто вижу перед собой, размытая картинка становится четче, четче, четче. Изображение приближается. О, черт! Да это же телеведущая. Улыбчивая рыжая стервоза, эмансипе, идеально ухоженная, подчеркнуто независимая, стервозно улыбающаяся, но смертельно одинокая.
Когда мне было шестнадцать лет, я мечтала стать похожей на ведущую из телевизора. Как она была хороша! Я копировала ее жесты, манеру улыбаться, сделала себе такую же прическу. И вот я говорю с ней...
– Ты вдохновилась мной с первой встречи, ты хотела быть на меня похожа.
Круто, мои мысли теперь разговаривают между собой.
– Что?
– Вот на тебе, получи! Ты стала точно такой, как я!
– Слушай, я это я, ты это ты! Какое между нами сходство? Я замужняя и совсем не одинокая!
– Ну, ну! Дубина. Слизала мой образ, а теперь отнекиваешься. Ты одинокая, да еще какая одинокая! И волосы у тебя рыжие, как у меня. А интонация, а жесты? Узнаешь?
– А-а-а!
– Я это ты, ты это я. Гы-гы!
Неужели я проживала не свою, а чужую жизнь... Я копировала ее, даже не подозревая об этом. Я та, которая есть, – это не я! Это собирательный образ из всего того, что мне нравилось в других! А где же я?
В беседу вступила третья мысль аналитического характера:
– Интересно знать, а в Кащенко хорошие условия или они душевнобольных здесь оставляют дожидаться экстаза?
– А это кто говорит?
– Кто здесь?
Боже, все, труба, начались наркоманские ломки, умираю! Я наркоманка! Я хочу курить. Я хочу тонкую сигаретку, такую вкусную ароматную табачную палочку. Ням-ням, она так приятно дымится в руке. Вот я подношу ее к губам, затягиваюсь, в легкие попадает приятная обжигающая свежесть никотинового яда. Боже, какое наслаждение, какой кайф. Как волшебно курить. Но я не могу этого сделать, не могу. О-о-о, о-о-о! Ломки страшная штука...
В 17:00 ужин: две ложки геркулеса, яблоко и чай без сахара. А как же кофе? А как же сигаретка? Я очень хочу посмотреть в лицо Катьке и выражением глаз дать понять, что ее ждет, когда наша «практика» будет закончена. Буду бить ее долго и много. И еще ругаться матом. Это единственное, что помогает сейчас мне выжить. Стимулом к выживанию будет моя месть.
Вечером после этого садизма, собрав свои беспомощные конечности и охладив силой воли дымящийся череп, я доползла до своей кельи. Закрылась в ванной, включила горячую воду на максимум, надушила все своими духами и, разместившись на унитазе, как пугливый воришка, нарушила обязательства: прикурила сигарету и со смаком затянулась.
Я затягиваюсь и затягиваюсь, но ожидаемого удовольствия не получаю. Все, что я визуализировала в голове последние пять часов, сидя в неподвижном молчании в асане, или в полной жопе, накрылось усложненной асаной для продвинутых под названием «жопа на унитазе».
