Невинная для Лютого. Искупление (СИ) - Коротаева Ольга (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Разве друг признался в убийстве? Если это он сделал, зачем его в тюрьме-то?… — Отец Василий перекрестился. — Прости раба Божьего Сергея. — Мужчина повернулся ко мне и добавил: — Словно заметали следы. Тебе не кажется?
Я приподнялся. Да, у меня были такие мысли в тот миг, когда я узнал о случившемся, но… Почему? Кто? Зачем? Снова игры Чеха? Когда уже эта мразь доиграется?
Кто-то постучал в дверь. Я напрягся и показал Отцу Василию жестом «тихо», сам метнулся за штору и, справляясь с головокружением, притаился. Если люди мента, не выжить нам без хитрости, придется защищаться до конца.
— Батюшка! Это Ваня.
— Сегодня же нет службы, — покачал головой отец Василий. — Чего приехал? Входи, — шаги переместились в сторону, скрипнула дверь.
Я не дышал, отчего в горле скопилось напряжение, и очень хотелось откашляться.
— Мама вчера померла, — затараторил вошедший.
И я раскашлялся. Да так сильно, что сорвал штору, закрывающую нишу, и свалил швабру.
Мужик креститься стал, а священник вытянул перед собой руку и пояснил:
— Да это болезный мой, я же в воскресенье говорил тебе, Вань. Что ж, собирайся, Алексей, — обратился ко мне, — пора тебе домой. До села доедем, а дальше попутками придется.
Глава 42
Лютый
Отец Василий дал мне немного денег, а Ваня позволил позвонить со своего мобильного. Связь барахлила, хотя вызов шел.
Но никто не отвечал. Я помнил на память три номера: жены, тети Маши и Макса. Звонарёва телефон не смог восстановить до конца, пару цифр остались в глубине воспаленной памяти.
В село мы попали через минут сорок, я успел в дороге задремать в горячечном сне, подкидываясь от тревоги. Ваня достал мне лекарства из аптечки и нашел в багажнике куртку получше. Сказал, что она старая и уже ему не нужна, все равно дело к лету идет. Сапоги и одежду, свитер и просторные брюки, дал отец Василий, будто провидение помогло, что подошел размер. Он ростом с меня оказался, только очень худой, но и я за неделю стал почти скелетом — кости торчали, как будто меня морили голодом.
Бедро с порезом нарывало немного, но тугая повязка помогала мне передвигаться, а антисептик и мазь, что дал мне священник, хорошо снимали зуд и боль.
За какие добрые дела эти люди мне помогали, не мог понять. Я же беглый преступник, если задуматься, но принимал помощь. Искренне говорил спасибо. Сейчас совсем не хотелось включать гордость и отворачиваться от людей, выпускать колючки и упорствовать. Когда-нибудь и я верну им добро.
Глядя на покосившийся небольшой храм, стало не по себе. Священник каждую неделю приезжает сюда, чтобы сохранить ниточку веры в заброшенных и почти пустых селах. Молодые жители давно уехали в города, а старики медленно умирали.
— Леша, я машину тебе нашел! — Ваня забрался на сидение, протянул мне котомку. — Подвезут к вокзалу, а там электричкой можно уехать, куда захочешь.
— Что это? — спросил я, опустив взгляд на сумку.
— Аленка еды приготовила, — буднично ответил Ваня. — Жена моя, — он покладисто улыбнулся. Ему лет за сорок, черноглазый и кривоносый, немного на дядю Мишу похож, только ростом поменьше. — Пойду помогу отцу Василию собрать вещи, — мужчина потянулся к двери, а потом оглянулся через плечо. — Не дозвонился?
Я мотнул головой и сглотнул. Тяжело было на душе. Тут у людей горе, а еще я свалился на голову.
— Попробуй еще, — водитель показал на панель, где лежал телефон, и выпрыгнул из вазика прямо в грязь. Повернулся и добавил: — И не волнуйся так за жену и детей. Все под одним небом ходим. Лишь оно решает, что будет дальше, от нас ничего не зависит, разве что людьми оставаться обязаны. Вон, — он кивнул куда-то в сторону, — мать парализованная лежала два года, врачи давали месяц после инсульта, а она продержалась. Все шептала мне зимой, что мечтает увидеть весеннее солнце. — В глазах мужчины переливалось отражение небесной сини, а еще глубже зримо читалась печаль. — Так, разболтался я, — он поджал губы, — пойду помогу батюшке, а ты позвони соседям, например. Они всегда видят больше, чем нужно.
Я остался один в машине, что пропахла бензином и старым мылом. Смотрел в окно и приводил мысли в порядок, душил беспокойное сердце, прижимая ладонь к груди, чтобы не колотилось, чтобы доверилось судьбе. Потому что я сорвусь, Боже, сорвусь, если эта тварь тронула моих родных. Тогда уже исповедь меня не спасет.
Как там мой Ангел? Сердце, скажи, жива ли? Ждет ли? Как же хочется увидеть ее хоть раз. Пусть последний, но раз. Только бы я не опоздал.
Закрыл глаза и представил ее рядом. Румяную, упорную, сильную и по-настоящему светлую, ведь именно Лина взяла под свое крыло чужого ребенка, встала на его защиту. Она понимала, что у Саши никого не остается, если меня не будет. Не отказалась, даже после того как обиделась за мое решение. Я понимаю ее, понимаю и не буду давить.
Стас передавал мне фото, рассказывал, что жена не сдается. Видеть меня не хочет, но борется. Ищет возможности смягчения приговора. Я выл в камере из-за тупиковой ситуации, но знал, что сделал все правильно, ведь Чеха взяли под стражу. А теперь? Что делать теперь?
И я внезапно вспомнил последние цифры номера Стаса. Это было как озарение. Пять, ноль, три.
Подхватил с приборной панели мобилку и быстро набрал.
— Слушаю, — хрипнул в трубку друг.
— Скажи, что она жива, умоляю, — я затаил дыхание. Он узнает меня. Должен.
— Бляха-муха, Берег ты мой каменный! Жив! — голос Звонарёва в миг прочистился. — Твою ж мать, я два города на ноги поднял. И не только я, между прочим. В заключении аварии было три тела, ты числился среди них, Леха-а-а. Лина же думает, что ты…
— Жива-а-а, — я откинулся затылком на сидение и вытолкнул из груди болезненный стон. — Слава Богу. Не говори ей пока ничего, не обнадеживай, вдруг не доберусь.
— Где ты? Скрип такой, будто с того света звонишь. Ангел и Сашка в безопасности, но ее отец погиб. Защищал их грудью.
— Земля ему пухом, — ответил я машинально.
— Где тебя забрать?
— Тебя наверняка слушают.
— Однозначно, — он говорил бодро. — Не только слушают, но и следят, суки. Думают, что я не замечаю.
— Тогда план Б, — проговорил я, прикрыв ладонью трубку. Оглянулся, чтобы никого рядом с машиной не было. Ваня и отец Василий находились внутри храма, других людей поблизости не оказалось.
— Время пошло, Берег, — Стас сразу отключился, а я уперся лбом в переднее сидение и прошептал: — Спасибо…
Бросил взгляд на зажатый в руке телефон. Пять минут восьмого, день еще толком не разгулялся, но было ощутимо тепло. Возможно, тепло шло изнутри, как уголек надежды, что не умеет обжигать.
Весеннее солнце уверенно пробивало тугие дождевые облака на севере. Снег на дорогах, примерзший с ночи, растекался по обочинам звонкими ручьями. Весна. Любовь слышалась со всех сторон в пении птиц, в стуке сердца под ребрами, дрожала слезами на ресницах.
Моя Ангел жива. Она жива.
У Вани был старенький смартфон, но я смог найти карту местности и проложить маршрут. До нужного места около двухсот километров. Осталось сделать последнее.
Я выбрался наружу, тяжело передвигая ноги, подошел к крыльцу и рухнул на колени.
И мне стало по-настоящему легче. Я будто впервые сделал вдох.
Глава 43
Ангел
— Мама! Мамочка, смотри, как я могу!
Я приложила ладонь ко лбу и улыбнулась легко удерживающемуся на гарцующем жеребце Сашке. Всего неделя прошла, а сын уже почти стал кентавром. От коня не отходил: и купать помогал, и кормить, и щёткой так активно водил.
Жеребец на Дара похож. По щеке моей скользнула слеза. Ради Саши и малышки я старалась держаться, но всё равно почти всё время плакала.
Дар и его мать сгорели заживо в подожженной людьми Чеха конюшне. И вспоминать о том, что я не уберегла подарок мужа, было больно. Я снова улыбнулась сквозь слёзы и помахала сыну проезжающему мимо террасы, на которой я сидела в плетёном кресле.
