Папа есть, нужна Любовь (СИ) - Любимая Татьяна (читать полную версию книги TXT, FB2) 📗
— Здравствуйте, — поднимает на меня чуть раскосые глаза, — вы по какому вопросу?
— Я к вашему шефу, он ждет.
— Как вас представить?
— Тимур Вершинин.
— Минуту подождите, пожалуйста.
Идет в кабинет директора. Тонкие шпильки, чулки, коротая юбка и блузка с глубоким декольте. Впрочем, я уже ничему не удивляюсь.
Дверь остается приоткрытой.
— Тебя как за смертью посылать, — бурчит Миронов недовольно.
— Борис, там Вершинин пришел…
— Аха. Зови.
Вид у него болезненный. Жадно пьет шипящую воду, потом прижимает стакан к виску.
— Ты хоть поспал? — спрашиваю после рукопожатия.
— Мгм, — машет, приглашая присесть. — До кровати дополз, глаза закрыл, открыл. Утро, — жалуется.
А мне нисколько не жаль. Но делаю сочувствующее лицо.
— Как Люба? Мне показалось, ей вчера нездоровилось.
— ХЗ, не видел ее.
То есть как? Спал в кровати… без нее?
— А, — махнул рукой, заметив в моих глазах немой вопрос, — не грей голову.
Его телефон звонит. Отвечает. Лицо во время разговора с абонентом меняется ежесекундно.
— Я… Кто?.. КТО?!.. Где?.. Понял. Сейчас приеду.
— Что — то случилось? — спрашиваю, когда он жмет отбой.
— Жена в больнице, — растерянно хлопает глазами.
— Люба? — подскакиваю. — Что с ней?
— Ничего не понял, — хлопает себя по карманам, кладет туда телефон. — Сказали, угроза выкидыша.
— Люба беременна?
Из головы мгновенно вылетают все сделки и проверки.
— Сам только что узнал. Черт… — вставая с места, шатается. — Подвезешь?
— Конечно. Поехали.
Глава 38
Запах лекарств щекочет ноздри. Яркий свет раздражает глаза через веки. Делаю глубокий вдох. Получается со стоном.
— Проснулись? — рядом раздается смутно знакомый женский голос.
Открываю глаза, вращаю ими, пытаясь определить, где я. Испытываю дежавю — совсем недавно я уже просыпалась в больнице. Но это другая. Современнее.
Светлое просторное помещение. Одиночная палата. За окном день.
Я в кровати, на мне больничная рубашка. Рядом сидит женщина в белом халате.
— Анна Михайловна?
Я была у нее на консультации по ЭКО.
— Узнали? — мягко улыбается. — Вам повезло, Любовь Андреевна, что я вчера дежурила. При вас не было документов, а мужчина, что привез вас, даже не знал вашего имени.
— Да… так получилось. Анна Михайловна, где я, что со мной?
Вспоминаю ресторан, побег, боль…
— Мой ребенок? — дергаю руки к животу. Ничего не чувствую! От ужаса воздух застревает в легких. — Он… есть?
Боюсь услышать ответ.
— Тише, тише, — Анна Михайловна придерживает мою правую руку. В изгибе локтя — иголка — меня капают. — Все хорошо с вашим ребенком. Вовремя привезли вас.
— Правда? — мгновенно накатывают слезы радости. Жив! Мой малыш жив! — Спасибо вам! — от облегчения делаю несколько глубоких вдохов. Слезы текут по щекам ручьями. — Видите, я забеременела… без ЭКО… — проглатывая ком в горле, делюсь счастьем.
— Вижу. Поздравляю! Но… — поднимает палец вверх и строго выговаривает: — Вынуждена вас отругать, Любовь Андреевна! Что ж вы так своего будущего ребеночка не любите?
— Люблю! — распахиваю глаза от несправедливого обвинения.
— Он голодный! Сами не питаетесь, но ему-то надо.
Прости, малыш! Я больше так не буду, клянусь!
— Почему до сих пор не встали на учет? — продолжает отчитывать меня врач.
— У меня был жуткий токсикоз. Я физически не могла прийти.
— Надо было вызвать врача на дом. Скорую в конце концов. Куда смотрит ваш муж? Теперь будете лежать здесь, под присмотром. При условии, конечно, что ребеночка оставите.
— Конечно оставлю! Я так его ждала. Он… он в порядке теперь?
— Угроза еще есть, но мы следим. Скоро придет ваш муж, на посту пусть возьмет список, что можно вам принести.
— Муж? Он знает, где я? Откуда?
— В вашей карточке указаны ваш номер телефона и близкого родственника, помните?
Ах да…
— Ему уже позвонили?
Она подтверждает кивком. Взглядом проверяет систему. Капает медленно. Флакон почти полный, наготове стоит еще один.
— Анна Михайловна, а можно его не пускать ко мне? Пожалуйста?
— Как я его не пущу, — ползут на лоб ее брови, — он же ваш муж.
— Мы разводимся. Я не говорила ему, что беременна, ему не нужно знать.
— Надо сказать. Ребенок часто сохраняет брак.
— Это не его ребенок, — шепчу.
— Вот как… — растерянно.
В коридоре шум, голоса.
— Это он. Анна Михайловна, — хватаю ее за руку, — прошу, не уходите, не оставляйте меня с ним наедине, я боюсь, что он…
Борис врывается в палату. На плечах плащом развивается накидка, на ногах бахилы. Глаза красные — не протрезвел, не выспался.
— Это как понимать, Люба? — ревет.
— Тише, мужчина, не кричите, — заслоняет меня собой врач. — Это больница, а не стадион. Соблюдайте спокойствие.
— Выйдите, мне нужно поговорить со своей женой, — пытается через ее плечо поймать мой взгляд.
— Это вы выйдите. Ваша жена в критическом состоянии. Ей нужен покой.
— Один вопрос. Один, — поднимает вверх указательный палец.
Анна Михайловна оборачивается, молча спрашивая, как быть. Чуть пожимаю плечом, взглядом умоляю ее быть рядом.
— Ладно, — сдается. — Только один, — отходит в сторону.
Аккуратно приподнимаюсь выше, опираясь спиной на подушку.
— Это мой ребенок? — нависает надо мной Борис.
— Нет, — не мигая, смотрю снизу вверх.
— Значит, не соврала… — отшатывается. — Кто он? А хотя не важно. Так… — обращается к врачу. — Делайте ей аборт.
— НЕТ! — вскрикиваю.
— Что значит — делайте аборт? — возмущается Анна Михайловна. — Мужчина, вы в своем уме? Покиньте палату или я охрану вызову.
— Вызывайте. Я ее муж. Я имею права требовать аборт.
Женщина поспешила к двери. Открыла ее и громко крикнула, чтобы вызвали охрану. Тут буйный посетитель.
— Ты избавишься от него, поняла? — опять нависает надо мной Миронов, обжигая лицо перегаром. Глаза безумные, со всполохами ярости. — Сделаешь как я говорю. Или я тебе сам… — сжимает кулак перед моим лицом.
Зажмуриваюсь. Страшно очень. Его агрессия давит, душит.
Но мне есть за кого бороться. А присутствие постороннего человека придает сил.
— Я хочу этого ребенка, — распахнув глаза, смело заявляю ему в лицо. — Я буду его рожать. А с тобой я все равно разведусь.
Телефон Бориса звонит, звонит, звонит. Прерывается и снова звонит. Он не реагирует. Страшен в гневе.
— Борис, послушай, дай мне развод, — пытаюсь говорить успокаивающе. — Забудем друг о друге, начнем жить каждый своей жизнью…
— Ты еще не поняла? У нас с тобой одна жизнь. Одна на двоих.
— Ты чудовище, — качаю головой, не соглашаясь.
— Отличная партия. Красавица и чудовище. Помнишь, чем сказка кончилась? И жили они долго и счастливо.
— Вот именно. Сказка КОНЧИЛАСЬ. Нашей семьи больше нет и не будет.
— Посмотрим.
Он наконец отвечает на звонок.
— Что? — рявкает. — Кто? Когда? Скоро буду.
— Мы еще не закончили, — кидает мне напоследок. — Все-все, ухожу, — рычит на двух мужчин в форме охранников, что показались в дверях.
Уходит.
Откидываюсь на подушку. Меня трясет, рубашка мокрая.
— Все, все, успокаивайтесь. Сейчас, — врач зовет медсестру, просит сделать мне укол. — Ох, девки, — возвращается ко мне, натягивает манжет, чтобы измерить давление, — и где вы таких мужей находите. Позавчера тоже одну привезли. Синюю от побоев. Муж постарался. На шестом месяце беременности была.
— Была?
— Не спасли ребеночка…
— Какой ужас… Пожалуйста, попросите, чтобы мужа больше не пускали ко мне. И… он может подкупить кого-нибудь, чтобы…
— Пусть только попробует. Не переживайте, я предупрежу персонал. Поспите, вам нужны силы, никто беспокоить больше не будет.
Анна Михайловна пишет что — то в моей карточке. Молоденькая медсестра вводит в катетер лекарство из шприца. По телу разливается спокойствие, глаза закрываются.
