Другое утро - Макарова Людмила (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
Ира надулась и расстроилась, чувствуя, что не сумела, как говорит Ленка, «удержать лицо». Но увидела, что невеста надута и расстроена не меньше ее, и такой детской, такой простодушной выглядела эта обида на круглом личике девчонки в свадебном платье, что Ира не выдержала и улыбнулась:
– А вы та самая виновница торжества, о которой всю дорогу только и было разговоров?
Разговоров никаких не было, Аксенов не удосужился и имени назвать этой самой виновницы торжества, но ведь и ежу понятно: девчонке нужно, чтобы в такой день все думали только о ней.
– Поздравляю! – Ира протянула букет невесте. – Вы самая красивая невеста, которую я когда-либо видела.
По всем правилам свадебного действа девчонка должна была бы зардеться, залюбоваться букетом невиданной красоты, смущенно пробормотать «спасибо». Но вместо этого она одной рукой небрежно схватила цветы словно банный веник, а другой, довольно больно, Ирин локоть и крикнула зычно, совсем не по-невестински:
– Мама, это Ира!
Наверное, это у них семейное – хватать за руку так, что кости трещат, только и успела подумать Ира, и толпа, окружавшая Аксенова, переметнулась к ней.
Каждый что-то говорил о себе, о Саньке (до Иры не сразу дошло, что это об Аксенове), друг о друге, о свадьбе. Каждый жал ей руку, а то и норовил облобызать, как приземистая тетка в цветастом платье, которая так стиснула Иру в своих потных объятиях, что она едва не задохнулась. Кроме того, красавица невеста по-прежнему мертвой хваткой держалась за ее локоть, а какие-то малолетки весьма непочтительно висли на ее майке, которая вот-вот грозила треснуть по шву. Сплошная карусель, в которой невозможно запомнить лиц и имен и понять, кто есть кто, закружила Иру, и ей оставалось лишь беспомощно озираться в поисках Аксенова. Должен же когда-нибудь вспомнить, что приехал не один, что она тут впервые, что ей нужно все объяснить, показать, подстраховать, наконец…
– Да отойдите вы, затискали человека совсем!
Полная круглолицая женщина в белой блузке, заколотой на груди брошкой, освободила Иру из плена, но сразу же сама завладела ее рукой и повела за собой. Теперь Ира не сомневалась в том, что хватать мертвой хваткой за руку – семейная аксеновская привычка. Так же как в том, что женщина в белой блузке – Аксенову мать. Эта женщина все делала точно так же неторопливо и основательно, как и он, – смотрела, говорила, поворачивала голову, шла. Вернее, он все делал точно как она, хотя внешне был совсем на нее не похож – худой, с четкими и резкими, точно вырубленными из твердой породы, чертами узкого лица.
– Вот. – Мать Аксенова распахнула перед Ирой дверь на, крошечную боковую веранду, где рядом с одиноким широким топчаном уже стояла ее сумка. – Вообще-то тут Василий у нас обитается, но Саня тоже сюда просится, когда приезжает. Так что располагайтесь, тут почти всегда тенек, хорошо.
На веранде действительно было хорошо. Прохладно, сумеречно, пахло земляной сыростью, нагретой травой и утюгом от голубого пикейного одеяла. Распахнутые малютки окошки затянуты сеткой от комаров и занавешены веселым ситчиком. На стене напротив топчана расположилась целая библиотека из старых собраний сочинений и энциклопедий. Все, что нужно, в душный ленивый летний день. И все это было бы здорово, если бы Аксенов сам привел ее на любимую веранду, а не бросил на произвол судьбы и этой неизвестной женщины, с которой они стоят друг напротив друга и не знают, о чем говорить. А может быть, матери Аксенова совсем не нравится присутствие Иры в ее доме, вон она как ревниво и тревожно осматривает свои владения. Чтобы справиться с неловкостью, Ира подошла к полке и присмотрелась к книгам. Карамзин, Толстой, Гумилев, Соловьев, Ленин, Ключевский, Сталин, Пикуль… Странная подборка. На средней полке лежал открытый блокнот в твердой обложке.
«…мы должны быть готовы к тому, что расчленители России попытаются провести свой враждебный и нелепый опыт даже и в постбольшевистском хаосе, обманно выдавая его за высшее торжество „свободы“, „демократии“ и „федерализма“ – российским народам и племенам на погибель, авантюристам, жаждущим политической карьеры, на „процветание“, врагам России – на торжество». И.А. Ильин, 1948 год", – ведомая привычкой читать все, что попадается на глаза, прочла Ира запись в блокноте. Твердый, каллиграфический почерк, очень похожий на почерк отца.
– Это все Вася. Читает день и ночь и все пишет, пишет, а потом Саньке отдает. Говорит, может. Сане что пригодится, ему, мол, некогда читать. Я ему – у Саньки и без тебя хлопот полно, народу-то сколько за ним, как подумаешь, аж в сердце вступает. Только Васька не слушает, все равно пишет и брату отсылает. Пьет он, бессемейный, нету у него другого утешения. Саня вроде не сердится. Может, оно и ничего? – увидев ее интерес к блокноту, пояснила женщина.
– Конечно, ничего, – не в силах оторваться от давно забытого и словно всплывшего из прошлого, почти один в один отцовского почерка, машинально заверила Ира. И точно так же, как этот Вася, отец сидел по ночам на кухне, отхлебывал водку из маскировочной чайной кружки и вчитывался то в Ленина, а то в Маркса, то и вовсе в Чехова или журнал «Политическое самообразование». Все хотел что-то понять. Ира не знает, что именно, слишком мала была. Знает только, что он окончательно спился и умер, наверное, так и не найдя ответа на свой самый главный вопрос.
– А этот, ну коренастый такой, что с вами приехал, с каким-то приборчиком тут ходил и в доме все оглядел, а теперь на двор подался. А второй от Саньки не отходит, – уже смелее сообщила мать Аксенова Ире. А потом сделала неожиданный вывод:
– Ты мне скажи, только честно, его что, убить могут или это так у вас там положено?
– Да нет, что вы, никто его не хочет убить, – наконец-то оторвалась от блокнота Ира и поспешила успокоить женщину. – Просто ему так положено. На всякий случай. От хулиганов.
И улыбнулась. Правда, улыбка получилась не слишком убедительной, потому что Ира и сама впервые задумалась о том, почему Петрович так настойчив и бдителен.
Но тревога и страх за дорогого человека – штука заразная, этой заразе только дай волю, живо превратится в хроническое заболевание.
– Просто Алексей Петрович настоящий профессионал. Привык делать свою работу честно, – еще раз улыбнулась Ира.
Ире показалось, что мать Аксенова ей не особенно поверила, но улыбку ее перехватила, и это означало, что они друг друга поняли.
– Это он из-за тебя на Ольгину свадьбу собрался приехать. Ясно, хочется ему женой похвастаться, – выдала свою обиду мать. – А так и раз в год не всегда приедет. Понятно, конечно, дела. Но в Москве-то часто бывает, мог бы иной раз заехать. Говорит, некогда, да к себе зовет.
– Мы не женаты, – покраснев, призналась Ира. – Мы и знакомы совсем недавно. Я думала…
– Понятно, не женаты, – рассудила женщина. – С Наташкой-то до сих пор не развелся. Уж сколько лет прошло, как он на комбинат уехал, а она в Москве осталась, а до сих пор не развелись. А теперь ищи ее свищи.
Уж года три по заграницам мотается – не то по пустыням каким-то лазает, не то по джунглям. Зверей изучает.
А детей нету…
Ира невольно улыбнулась. Вот, оказывается, почему Аксенов так осуждал женские командировки. Понятно, откуда ветер дует… Только почему Наташа? Она все время слышала о какой-то Маргарите.
– А у тебя детишки-то есть? Привозила б к нам на лето. У нас тут озеро рядом, лес, чего лето в Москве сидеть?
– Нет. – Ира сглотнула комок, подступивший к горлу. – Была дочка, но умерла совсем маленькой.
Каждый раз, когда ей приходилось признаваться в своей беде, она со страхом ждала проявлений жалости, круто замешенных на любопытстве. Надо же? А как?
Где? Почему? Какой ужас!
Но мать Аксенова не стала охать и ахать, взмахивать руками и выспрашивать подробности. Она подвела итог четко и ясно:
– Ну так будут. А то сама приезжай. Ягоды у нас полно. Молочко настоящее, не порошковое.
– Мы приедем, – пообещала Ира за себя и за того парня. – На следующее лето обязательно приедем.
