Поцелуй на бис - Маккомас Мэри Кей (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
— Я знаю. Но, наверное, не понимала до последнего времени, насколько сильно.
Ванда улыбнулась, предаваясь воспоминаниям:
— Вы с Лидди всегда удивляли меня. Вы были совсем другими, ничего общего со мной. — Рассмеявшись, Ванда поднесла ко рту ложку супа. — Даже одевались по-разному. Ты всегда носила строгие платья, Лидия — элегантные брюки и блузки. А я… вечно джинсы и рубашки, серьги до плеч, перекрашивала раз в полгода волосы. Все так удивлялись, когда видели нас рядом. — Она посмотрела прямо на дочь. — И я жила в постоянном страхе. Лидди была такой деловой, организованной, практичной. А ты — такой талантливой и умной, всегда стремилась к совершенству. Не тихой, отстраненной от жизни, как твой отец, не громкой и напористой, как я с моим желанием изменить мир. Мы с отцом никак не могли понять, каким образом смогли произвести на свет двух таких разных девочек, совершенно не похожих на нас самих.
— И отец был настолько разочарован, что предпочел нас оставить.
В глазах Ванды появилась тревога.
— Ты второй раз произносишь это ужасное слово — разочарован. Я же говорила тебе, Августа, он просто искал спокойной жизни. И ушел потому, что знал — он никогда не получит ее рядом со мной. Я просто сводила его с ума, — Ванда рассмеялась. — Участвовала то в уличных беспорядках, то в маршах протеста. Если это происходило в городе, где мы жили, я и вас брала с собой, но обычно это бывало далеко. Отец постоянно вносил за меня залоги, вызволяя из тюрьмы. Это были шестидесятые годы. И семидесятые тоже. Он просто наелся всего этого больше, чем смог переварить. Но отец ни в ком не разочаровывался. Даже во мне. Он говорил, что гордится моей работой, моим отношением к жизни. Просто он хотел совсем другого — и поэтому ушел.
— Отец знал… обо мне? Об операции?
— Понятия не имею. Я давно потеряла с ним связь. И это грустно. Иногда я жалею, потому что знаю — он очень гордился бы тобой. Так же, как горжусь я.
Горжусь? Так Ванда гордится ею до сих пор?! Августа недоверчиво покачала головой, водя ложкой по тарелке.
— Не знаю, как это получилось, — Ванда говорила, продолжая есть суп. — Но когда он ушел, ты уже играла на скрипке лучше, чем это когда-либо получалось у него. И это очень нравилось отцу.
И снова они ходили вокруг да около темы ее неудач. Говорили о жизни до и жизни после, но не о самом провале ее карьеры.
— Мама, — оставив в покое ложку, Августа положила руки на стол. — Я ведь провалилась с позором. Свела на нет всю твою работу. Все эти стипендии, которые ты для меня добывала, прослушивания, учителя… переезд в Нью-Йорк, время, деньги, твои надежды и мечты. Я все это растратила зря. Я подвела тебя. — Августа сглотнула подступившие слезы. Ей было очень больно, но в то же время она испытывала облегчение, впервые высказав все это вслух. — Прости меня за это. Мне действительно очень жаль.
Ванда отложила сандвич и энергично замотала головой:
— Ты ни разу не разочаровала меня, юная леди. Наоборот, ты всегда была источником вдохновения. — Теперь настал черед смутиться Августе. — Ведь это не я выбивала тебе стипендии, дорогая. Ты зарабатывала их. Все, что я сделала для тебя, — это дала возможность развивать свои способности. Остальное твоя заслуга. Это ты репетировала по многу часов, совершенствуя свой талант. Ты поражала своими способностями учителей. Вовсе не я. Ты так красиво играла на скрипке и так переживала, когда что-нибудь шло не так. А я могла только стоять рядом и наблюдать, чувствуя собственную беспомощность.
— Беспомощность? — Снова это слово. Теперь Августа знала, что такое чувствовать себя беспомощной, когда близкий тебе человек испытывает боль. Кэрри Матракс тоже знала это. И Скотти.
Ванда снова принялась за суп.
— Поверь мне, нет ничего ужаснее, чем чувствовать, что ты бессильна помочь тем, кого любишь, — сказала она. — Я смотрела, как рушатся твои мечты, и так за тебя переживала. Но тебе всегда было тяжелее всех, потому что ты была очень к себе строга. — Лицо Ванды вдруг словно осветилось изнутри. — Но потом в один прекрасный день ты говорила: «Мама, я тут подумала…» — и устремлялась ловить следующую мечту. Это качество всегда поражало меня. Я никогда больше не встречала такой сильной и целеустремленной особы, как ты. Даже в последний раз, после операции. — Она посмотрела на дочь влажными глазами. — И потом, хотя все знали, что ты никогда не сможешь играть, как раньше, ты продолжала упражняться. Я думала, что умру, наблюдая за тобой. Ты так усердно работала. И так надеялась на лучшее, — Ванда смахнула слезы. — А теперь — надо же. Совершенно новая жизнь. Никогда еще не видела тебя такой счастливой и довольной. И я очень этому рада!
Взгляд Августы медленно скользил по столу, по стоящей перед ней тарелке. Новые кусочки головоломки вставали на свои места, создавая простую картину, изображавшую мать, любящую своего ребенка.
— И ты никогда не чувствовала себя обманутой? — спросила Августа. — Не чувствовала, что у тебя украли время и энергию?
— Конечно, чувствовала, — призналась мать. — Переезд в Нью-Йорк создал чудовищную массу неудобств. Я очень скучала без тебя, когда ты все дни проводила в колледже. И мне пришлось научиться быть матерью профессиональной скрипачки — куда ходить, с кем встречаться, что делать, — а ведь меня это, должна признаться, совершенно не увлекало. А все эти концерты, прослушивания — слушать пятьдесят других скрипачей, когда я пришла послушать только тебя… — Она проглотила ложку супа. — Но когда у тебя дети, всегда приходится идти на подобные жертвы. Ради них. Потому что ты любишь их. И об этом никогда не жалеешь. Ты узнаешь это чувство, когда сама станешь матерью, Августа. — Ванда посмотрела на часы. — Кстати, о детях, мне пора поторопиться. Скотти надо скоро выезжать. А я еще не вырезала для Хлои фигурки из желатина. А ты…
— Мама!
— Да?
— Я люблю тебя!
— Ну конечно. А теперь поторопись, а то опоздаешь.
Глава 11
— Вот теперь я беспокоюсь по-настоящему, — прервал царившую в машине тишину Скотти. — Ты такая тихая сегодня. Волнуешься за своих мигунов и жевунов? Не волнуйся. Даже если они забудут все слова, у них такие классные костюмы. Взрослых всегда забавляет гораздо больше, когда дети все путают. Родителям есть потом о чем говорить. Я был когда-то деревом во втором классе. Так мои родители до самой смерти вспоминали, как я почесывался и утирал нос, вместо того чтобы стоять неподвижно. А теперь у всех есть камеры, так что все будет запечатлено навеки. Эмоциональный шантаж. Родители просто живут ради таких моментов. — Последовала короткая пауза. — Конечно, это выглядит мило, только когда дети маленькие. Ребята постарше ожидают от себя большего. И когда они начинают что-то путать… это такой удар по их самолюбию.
— Так кто же из нас тут волнуется — ты или я?
Скотти внимательно поглядел на Августу.
— Я, — честно признался он. — Может быть, зря я так торопил события. Еще пара недель репетиций никому бы не повредила.
— Скотти!
Он снова посмотрел на Августу.
— Мои мигуны и жевуны знают свои роли назубок, а твои ребята получают от всего, связанного со спектаклем, огромное удовольствие. Если бы мы стали ждать Рождества, то утратили бы импульс. Всем наскучило бы заниматься одним и тем же столько времени. Они готовы к премьере сегодня. А если что-то и перепутают, так им будет что вспомнить лет через пятьдесят на встречах с одноклассниками. — Глаза ее встретились с глазами Скотти, и Августа улыбнулась. — Ты не можешь всякий раз создавать им идеальные условия. Не можешь все время ждать правильного расположения звезд. Ты даешь им возможность реализовать себя, но воспользоваться этой возможностью они должны сами. Ты ведь хотел, чтобы этот спектакль научил их чему-то. Пусть почувствуют на себе, что такое успех и неудача.
— У них впереди вся жизнь, чтобы усвоить подобные уроки.
— Но им надо как можно скорее научиться с этим справляться, — перебила Августа. — Ведь не всегда их будет кому поддержать. Впрочем, я уверена, что сегодня все пройдет отлично. Но если наши юные актеры и сделают какие-то ошибки, жизнь все равно не остановится.
