Как заарканить миллионера - Биварли (Беверли) Элизабет (электронные книги без регистрации .txt) 📗

До сих пор Эди не испытывала влечения к мужчине. Жила, замкнувшись в своем размеренном, упорядоченном мирке, уверенная, что ей никто не нужен. И теперь негодовала на собственное тело, которому вздумалось ее предать — именно здесь, именно сейчас, из-за этого Лукаса Конвея!

— Так вот, — прервал ее смятенные мысли Лукас, — я видел, как ты дошла до поворота, и уже хотел тронуться, как вдруг увидал, что из подъезда вышел какой-то парень и двинулся в ту же сторону.

— Почему ты решил, что он идет за мной?

Лукас улыбнулся знакомой невеселой улыбкой, и Эди вдруг подумала, что ни разу не видела его радостным. Взбудораженным, язвительным, резким, озлобленным — сколько угодно. А радостным — ни разу.

— Как тебе сказать? Привык ждать от людей худшего.

— Почему-то меня это не удивляет, — пробормотала она.

— Я подумал о том, что он может сделать с хорошенькой девушкой в пустынном переулке, — продолжал Лукас, словно не услышав ее замечания, — вышел из машины и пошел следом. Просто хотел убедиться, что с тобой ничего не случится, — добавил он, словно извиняясь, но не за то, что напугал ее, а за то, что о ней беспокоился. — Не знаю, кто это был, — продолжал он, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Когда ты нырнула сюда, он пошел дальше. Может быть, заметил, что я иду следом, и решил не рисковать. Но это он следил за тобой, Эди. Он — не я. Я никогда бы так не сделал. У меня и в мыслях не было тебя пугать.

«Может, ты и не хотел, — подумала Эди, — но тебе это удалось!»

— Не представляю, что ему от меня было нужно, — растерянно проговорила она. Лукас прищурился.

— Так уж и не представляешь?

Она медленно покачала головой.

— Подумай немного. Красивая девушка поздно ночью идет по улице одна. Что нужно от нее мужчине?

Слишком хорошо, черт побери, слишком хорошо она знала, что нужно мужчинам от женщин! Просто не хотела об этом думать. И проклинала Лукаса, заставившего ее вспомнить…

Но что это? Он, кажется, назвал ее «красивой»?

— Ты думаешь, я красивая? — совершенно неожиданно для себя пролепетала она.

Едва эти слова вылетели из уст, Эди захотелось спрятаться под стол. Зажмурившись, она мысленно взмолилась о том, чтобы Лукас на секунду оглох и пропустил ее идиотский вопрос мимо ушей.

Увы, молитвы Эди исполнялись нечасто.

— Эди, деточка, — проговорил он, — объясни мне, как тебя еще никто не слопал в наших джунглях?

Она открыла глаза, пораженная злостью в его голосе. Он говорил так, словно готов был кого-то ударить. Может быть, даже избить до полусмерти.

— Откуда ты знаешь, что меня не слопали? — тихо ответила она.

Эти слова она произнесла не задумываясь — так разозлила ее снисходительность Лукаса — и тут же о них пожалела. Но сказанного не воротишь: теперь Лукас смотрел на нее по-другому — с удивлением и каким-то совсем новым интересом.

— Я хотела сказать… — «попятилась» она. — Ну… м-м… в общем, я совсем не то хотела сказать.

— Да ну?

— Да.

Но голос ее дрожал, и легко было догадаться, что Лукас ей не поверит.

— Кто… кто обидел тебя, Эди? — тихо спросил он.

— Никто.

Но он не сводил с нее пристальных глаз.

— В ту ночь, когда ты отвезла меня домой, — проговорил он, пробуждая воспоминания, которые Эди хотела бы навсегда похоронить, — я сказал тебе, что ищу кое-кого. И ты ответила, что тоже кого-то ищешь.

— Я как раз сказала, что никого не ищу! — быстро проговорила Эди.

— А я не поверил, — ответил Лукас. — Не поверил тогда — и не верю сейчас.

Она не успела возразить — он заговорил снова:

— Ищешь того, кто тебя обидел? Хочешь отомстить? — Он мрачно усмехнулся:

— Кто бы мог подумать, что Эди-Солнышко умеет ненавидеть?

Надо немедленно переменить тему, сказала себе Эди. Свести разговор на что-нибудь простенькое, обыденное. Незачем ему знать, кого и зачем ищет Эди Малхолланд.

Но вместо этого сказала:

— Нет, я не ищу мести. — И словно в пропасть кинулась:

— Я ищу свою мать. Родную мать.

Улыбка стерлась с его губ, но лицо оставалось бесстрастным.

— Я не знал, что ты — приемная дочь.

Она кивнула.

— Меня удочерили во младенчестве. Приемные родители давно умерли.

«И, надеюсь, горят в аду», — мысленно добавила она, как добавляла всегда, когда приходилось вспоминать об этих подонках

— Мне всегда хотелось узнать, кто моя родная мать, почему она от меня отказалась, откуда я родом, какая у меня наследственность — на случай, если… — Почувствовав, что голос дрожит, она умолкла на полуслове, кашлянула и закончила уже почти спокойно:

— В общем, хочу узнать, кто я и откуда.

Лукас кивнул.

— Значит, ты не из Чикаго?

— Мои приемные родители жили в Кентукки. Сначала в Хопкинсвилле, потом в Нейпервилле.

— Тогда, скорее всего, ты и родилась в Кентукки, — спокойно заметил Лукас. — Вот я и разрешил твою загадку. Можешь спать спокойно.

Эди хмыкнула:

— Благодарю за помощь, но мне хотелось бы знать о себе что-нибудь помимо места рождения.

— Зачем?

— Да так, знаешь, любопытство одолевает. — Она подняла на него глаза:

— А ты сам откуда?

Секунду поколебавшись, он ответил коротко:

— Из Висконсина.

— И все? «Из Висконсина» — и только? Ни города, ни дома, ни семьи — ничего?

— Ничего, — глухо ответил Лукас.

— Совсем ничего?

— Ничего такого, о чем стоит говорить.

«С чего бы это?» — удивилась она. Выходит, не такой уж он счастливчик, как ей представлялось?

— Несчастливое детство? — осторожно спросила она.

Губы его скривились:

— Нечто вроде этого.

— Понимаю, — кивнула она.

— Едва ли.

Но Эди не собиралась откровенничать в ответ. Не потому, что для признаний обстановка не самая подходящая. Не потому, что терпеть не может ныть и жаловаться. Не потому, что никогда и никому об этом не рассказывала. А просто потому, что в игре «Кто тут самый несчастный?» она безусловно выиграет. И пробовать не стоит.

Эди не жалела себя — нет, за прошедшие годы она научилась думать о своей безжалостной судьбе холодно и трезво. Потому что знала: стоит раскиснуть — и превратишься в страшненькое бесполое создание из тех, что едят отбросы и ночуют в благотворительных приютах. Эди довольно насмотрелась на таких опустившихся бродяг и знала, какая тонкая грань отделяет благополучие от мрака и гибели.

Вот почему она поспешно поинтересовалась:

— А ты кого ищешь?

Лукас снова сухо, безрадостно рассмеялся и отвел глаза.

— Миллионера, — пробормотал он. — Миллионера, которого можно заарканить.

Лукас сам не понимал, зачем делится своей бедой с Эди Малхолланд. Не говорил ли он себе много раз, что со Сладенькой Эди разговаривать невозможно — разве что о самых незначительных вещах? Однако последние несколько минут они обсуждают вопросы вовсе не простые. И судя по всему, непростые для обоих

Какого черта он вообще за ней потащился? Вообразил себя рыцарем на белом коне? Хорошо, положим, решил защитить бедную беззащитную крошку. Это пережить можно. Но зачем вошел вслед за ней в кафе? Зачем сел без приглашения за ее столик? И зачем рассказывает ей о своем редакционном задании?

Должно быть, просто для того, чтобы была тема для разговора. Чтобы прогнать тоску из ее огромных синих глаз. Кто бы мог подумать, что Эди Малхолланд — бодрая, энергичная, неизменно веселая Эди способна тосковать? Что ангельское личико ее может омрачиться грустью?

Сколько раз, устав от ее неиссякаемого оптимизма, Лукас мечтал посмотреть, какова-то Эди в печали! Его желание исполнилось: увидел — и готов был жизнь отдать, чтобы она снова развеселилась.

«Ну и раскис же ты, Конвей! — упрекнул он себя — А ведь на этот раз даже не пил».

И, поморщившись, вспомнил, какой размазней показал себя в тот вечер. Чего только он ей не говорил! Умолял не уходить, твердил, что она ему нужна…

Господи, как ему было паршиво! Когда за ней с мягким щелчком закрылась дверь, он почувствовал, что умирает…