Пленение (ЛП) - Группа Books 25 (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

— Разве это не фильм?

— Да. Они оба замечательные, но тебе нужно сначала прочитать книгу, а потом уже посмотреть фильм. И смотри. — Я наклонилась вперед, пролистав страницы к началу и указав на завитушку автографа: — Эта подписана автором.

Я бросила ему довольную ухмылку, отчего он улыбнулся в ответ. Откинувшись обратно на своем сидении, ощутила тепло и небольшое головокружение, сангрия и недостаток сна сказались на моей голове.

— Спасибо тебе, — сказал он мягко. — Я прочту ее следующей. Потом ты приедешь на пиццу, и мы посмотрим фильм.

— Звучит неплохо. — По некоторым причинам эта мысль вызвала у меня грусть, будущее, в котором предполагалось, что я приехала бы навестить его через пару недель и посмотрела бы "Принцессу-Невесту".

Я с тихим вздохом протянула ему последний подарок, чувствуя необъяснимую нервозность из-за записи и благодаря его за напитки, которые он предложил перед подарками и разговором.

Часть меня надеялась, что когда он открыл бы подарок, то посмотрел бы на это как на простую запись музыканта, который ему нравился. Другая часть надеялась, что он прочел бы в этом нечто большее и сказал бы мне, что желал того же, но я не задерживала дыхание. Мартин был не из тех, кто загадывал желания. Когда он чего-то хотел, он брал это или, по крайней мере, говорил об этом.

Если бы он все еще хотел меня, тогда бы уже что-то сделал, что-нибудь сказал. Поэтому... не стоило задерживать дыхание.

Он откинул бумагу, его большая ухмылка все ещё была на месте. Потом он перевел взгляд на лицевую сторону альбома, и его ухмылка исчезла. Он заморгал. Густая и горячая кровь пульсировала в венах, и я боролась с желанием закрыть лицо руками. Тем не менее я не спряталась. Вместо этого я подбадривала себя, решив, что приняла бы все, что произошло бы дальше, как взрослая.

Казалось, что он смотрел на обложку записи целую вечность, и когда он наконец-то взглянул на меня, то всего лишь перевел на меня взгляд. Какая-то дикость и отстраненность в его глазах резали, словно острый меч. Он рассматривал меня. Воздух в квартире изменился, стал тяжелее, жарче.

— Ты сожалеешь об этом? — спросил он, глядя в сторону, его голос был холодным и спокойным. Он положил запись на кофейный столик вместе с другими подарками.

Я сильно сглотнула и смогла прохрипеть:

— Что?

— Ты сожалеешь о том, что мы сделали? — Его взгляд снова вернулся ко мне, удерживая мой, подталкивая к ответу. — Что я был твоим первым? Первым парнем, в которого ты...

— С которым у меня были отношения, основанные на химической реакции?

Его гримаса подсказала мне, что ему не понравился мой выбор слов. Но эта фраза сорвалась с языка в слабой попытке защитить мое сердце, в некой инстинктивной потребности удержать разговор от того, чтобы он не стал слишком серьезным.

Мартин исправил:

— Была влюблена.

Я уставилась на него, давая своему ноющему сердцу время успокоиться, задумавшись, могла ли я быть дерзкой или честной. В конце концов, я решила быть дерзкой и честной одновременно, потому что сангрия сделала меня храброй, но недостаточно храброй, чтобы рискнуть всем.

— Нет. Нет, вовсе нет. Я не жалела ни о чем. Во-первых, ты довольно красивый, ты же знаешь. Даже горячий. Я никогда не буду сожалеть, что получила хоть что-то из этого. — Я указала на него, затем указательным пальцем описала круг, заставив его слегка улыбнуться и закатить глаза.

Вынужденный слегка смущенный смех получался чертовски хорошо у Мартина Сандеки.

— А, во-вторых, ты, казалось, действительно знал, что делал, знал, как сделать вещи проще, лучше для меня. Поскольку я собиралась потерять свою девственность в какой-то момент, конечно же, я хотела потерять ее с опытным человеком.

Тогда он перестал улыбаться, веселье в его глазах угасло, а его рот изогнулся в нечто, что было не совсем хмурым видом.

— И наконец... — начала я, но остановилась, решив отказаться от того, чтобы быть дерзкой и просто абсолютно честной, однако, мои глаза остались прикованными к штанам для йоги.

— И наконец я была влюблена в тебя. Я хотела тебя и не из-за всего этого, — я снова указала на него указательным пальцем и описала круг, — но потому что я хотела тебя, Мартин, все, кем ты был, как ты заставлял меня себя чувствовать и как, надеюсь, я заставляла чувствовать тебя.

Я сделала паузу, глубоко вздохнув для храбрости, после чего встретилась с ним взглядом снова и добавила:

— Я хотела тебя.

— Я тоже был влюблен в тебя.

От его слов я почувствовала, словно на мой день рождения кто-то спустил все шарики. Я вяло улыбнулась ему, затем отвела взгляд, но ничего не сказала, потому что знала, что он на самом деле никогда не любил меня. Это знание было сейчас, как кость в горле.

Если бы он любил меня, то выбрал бы нас вместо своей мести.

Если бы он любил меня, как я любила его, то он не чувствовал бы сейчас платоническое безразличие по отношению ко мне. Ему было бы не достаточно просто быть моим другом. Он бы боролся так же, как и я.

Если бы он любил меня, как я любила его, то поиск Мартина Сандеки в Google не выдал бы его фотографий с симпатичной рыжей, которая, в чем я была убеждена после последнего разговора с Эммой, была его последней девушкой.

Я глянула на свой стакан. Он снова был пустым.

— Что?

— Что — что?

— Почему ты так на меня смотришь?

— Потому что я в ауте от сангрии.

— Нет. Прежде ты смотрела на свой стакан. — Его глаза сузились с подозрением. — Ты не веришь мне. — Об этом он заявил так, как будто мысль только что пришла ему в голову.

Я уклончиво пожала плечами и потянулась за бутылкой слева от меня, намереваясь налить в стакан побольше, чтобы напиток не заканчивался так быстро.

— Ты не веришь, что я любил тебя. — Он констатировал это как факт, и я ощутила, как настроение в комнате изменилось от дружелюбного к враждебному.

— Угу... — Я снова пожала плечами. — Какая теперь разница? Это в прошлом.

— Это важно. — Его возрастающий гнев стал почти осязаемым.

Я ощутила всплеск яростного негодования и попыталась отстраниться от своих ощущений по этому поводу, потому что, если бы я не сделала этого, то все закончилось бы тем, что на его лице оказалась бы сангрия.

Вместо этого я попыталась быть прагматично правдивой.

— Ну, если от этого тебе станет лучше, то я уверена, что очень сильно нравилась тебе. И было очевидно, что ты делал героическое — но неудачное — усилие, чтобы почувствовать что-то большее.

— Ого. — Он вдохнул, потом снова выдохнул, словно я выбила из него весь воздух. — Все действительно звучит дерьмово, когда ты говоришь это вслух.

Ага. Он был супер-пупер взбешенным.

Но я не чувствовала сожаления из-за того, что сказала, может быть, небольшой укол вины, но не сожаления. Он был королем грубой (и резкой) честности. Если ему не нравилось или он не мог справиться с моей честностью, то это было чертовски плохо.

Независимо от уверенности в собственной честности, беспокойство и тревога поселились в моей груди. Я заставила себя взглянуть на него.

— Послушай, изворотливые штанишки, прислушайся к фактам...

— К черту факты. — Его глаза адски горели, но его голос был на удивление низким и тихим.

— Ну, вот видишь, в этом мы расходимся. — Я махнула ему своим вновь заполненным стаканом, но отвела взгляд. — Это пример. Твой язык общения. Ты не видел проблем, разговаривая со мной вот так, никогда не видел. Так не разговаривают с людьми, которых любят.

— Так разговаривают, когда увлечены кем-то.

— Нет. Это ненормально. Это неуважительно.

— Мы все не можем быть равнодушными роботами.

Я проигнорировала это заявление, очевидно сделанное с намерением ранить мои чувства, и высказалась, напоминая другие факты:

— А потом ты выбрал месть твоему отцу вместо нас.

— А ты выбрала карьеру своей матери вместо нас.

Я кивнула.

— Да. Да, это так. Потому что так было правильно.